— Сколько их? — спросил Шон, не опуская бинокль. — Все ли они ушли за деревья?
— Я заметил не многих, — пробормотал Пумула.
— Проклятье! — с досадой сплюнул Матату. — Долина — как пасть крокодила. Они хотят, чтобы мы засунули туда свои головы!
Шон, не торопясь, изучал долину, время от времени опуская бинокль, чтобы дать отдых глазам. Снова и снова его взгляд скользил по склону от вершины к подножию и обратно. Шон старался не думать о носилках и крошечной фигурке, которую, как ему показалось, он на них видел. Он полностью сосредоточился на наблюдении и уже через десять минут был вознагражден за это, заметив блик света, отразившийся от стекла чьих-то наручных часов или окуляра бинокля.
— Они там. — Шон опустил бинокль. — Да, Матату, ты прав. Приманка готова, и теперь они ждут нас.
Прислонясь к валуну, он постарался все обдумать, но его размышлениям мешали воспоминания о Клодии. Одно было очевидно — продолжать преследование бесполезно. Шон поднял глаза. Во взглядах Матату и Пумулы светилась слепая вера. За почти двадцатилетний срок они никогда не видели его в затруднительном положении и сейчас терпеливо ждали свершения очередного чуда. Это окончательно вывело Шона из себя. Их доверчивые взгляды нарушали ход мыслей. Поэтому он вскочил, спустился с холма, нашел хорошо замаскированное место, с которого просматривалось все вокруг, уселся, положив свой «577-й» на карту, и принялся обдумывать возможные варианты действий. Первым, что он вычеркнул из мысленного списка, было нападение на колонну РЕНАМО. Даже если не учитывать того, что находящиеся в его распоряжении силы были ничтожны, приходилось считаться с тем, что в руках РЕНАМО были заложники. Он не смог бы атаковать, даже если бы у него в распоряжении был отряд вооруженных до зубов скаутов. «На что же я могу рассчитывать, преследуя их, кроме сентиментального желания быть как можно ближе к Клодии Монтерро?» — спрашивал себя Шон. Возможно, наилучшим способом освобождения пленников из когтей РЕНАМО было бы не его вмешательство, а дипломатические переговоры через южноафриканское правительство, предполагаемого союзника РЕНАМО. Однако даже оно не сможет ничего достичь, пока не станет доподлинно известно, что в плену находится американская гражданка. Тем не менее Шон принял твердое решение отправить донесение в американское посольство в Хараре. Он тут же понял, что, сделав это, устранит еще одну важную проблему: до настоящего времени он вел Матату и Пумулу на верную смерть, и, по мере приближения к колонне РЕНАМО, это обстоятельство все большим грузом ложилось на его совесть. «Лучше отправлю-ка я их обратно в Чивеве с донесением для Римы!» — Он открыл рюкзак, достал маленькую записную книжку в кожаном переплете и начал сочинять послание. У Римы в файлах хранились все сведения о Рикардо и Клодии, начиная с описания внешности и заканчивая номерами паспортов. Рикардо был влиятельным и важным человеком. Шон не стал бы говорить Риме, что он погиб, а просто намекнул ей, что отец и дочь в плену у РЕНАМО. Если посольство США отреагирует быстро, то Вашингтон сможет связаться с Преторией уже через несколько часов после получения донесения. Правда, с тех пор как на ЮАР наложили санкции, отношения между двумя странами пребывали в упадке и влияние США в Южной Африке было не столь велико, как раньше. Тем не менее в вопросе о ходатайстве перед РЕНАМО на южноафриканцев можно положиться. «Отлично, это решит проблему с Матату и Пумулой». — Шон подписал донесение, вырвал исписанные страницы из записной книжки и сложил их. Кроме того, он заполнил еще одну страницу инструкциями для Римы, касающимися пятисот тысяч долларов, которые управляющий Рикардо был им теперь должен. Ей предстоит передать их адвокату Шона. И, наконец, нужно было принять решение относительно самого себя. Он мог бы перейти обратно через границу, собственноручно доставить послание и не более чем через два-три дня уже попивать пиво в отеле «Мейклз», размышляя, как потратить полмиллиона Капо. Такой выход был бы наиболее логичным и благоразумным, но Шон отказался от него, даже не успев осознать всех его преимуществ. «Нет, буду следовать за колонной, дожидаясь возможности пробиться в лагерь!» — Шон усмехнулся абсурдности собственного решения. Пробиться в лагерь, где находятся более пятидесяти головорезов, всего с одним стареньким «577-м», освободить трех пленников и с неимоверными усилиями доставить их за сотню миль к границе, неся Клодию с поврежденной ногой на собственной спине. Поднявшись, он закинул рюкзак за спину и пополз обратно по склону к Матату и Пумуле, которые залегли и наблюдали за насыпью. Шон подполз к Матату.
— Есть что-нибудь новое? — спросил он, но Матату только отрицательно покачал головой. Они молчали несколько минут, пока Шон собирался с духом, чтобы сказать маленькому человечку, что отсылает его обратно. Все это время он хмуро изучал начало долины, где, как ему было известно, была устроена засада РЕНАМО. Казалось, Матату почувствовал, что назревает что-то неприятное. Он озабоченно смотрел на Шона, но когда тот в конце концов повернулся к нему, расплылся в сияющей заискивающей улыбке, всем своим существом выражая желание смягчить и предотвратить то, что должно было произойти.
— Я вспомнил, — сказал он с готовностью. — Я вспомнил, кто он!
Отвлекшись на мгновение, Шон удивленно посмотрел на него.
— Кто? О ком ты говоришь?
— Вожак РЕНАМО! — радостно сообщил Матату. — Вчера я сказал тебе, что узнал его следы. Теперь я вспомнил, кто он!
— Ну и кто же? — недоверчиво спросил Шон, готовясь его опровергнуть.
— Помнишь тот день, когда мы выскочили из индеки, чтобы напасть на тренировочный лагерь у излучины реки? — Матату подмигнул Шону, и тот осторожно кивнул. — Помнишь того парня, которого мы поймали, когда он пытался сжечь книги? Он еще отказался идти, и ты выстрелил у него над ухом? — Матату засмеялся хорошей шутке. — У него из уха пошла кровь, и он хныкал, как девчонка.
—Товарищ Чайна?
— Чайна? — У Матату были небольшие трудности с произношением. — Да, это он.
— Нет! — покачал головой Шон, — Не может быть!
— Еще как может! — Теперь уже Матату был вынужден прикрывать рот рукой, чтобы заглушить довольный смех. Ему нравилось поражать своего хозяина — в мире не было ничего приятнее этого. — Чайна! — снова радостно пробормотал Матату, засунув указательный палец в ухо. — Паф! — сказал и это показалось ему таким забавным, что он едва не задохнулся от смеха
— Товарищ Чайна?! — Шон уставился на него невидящим взглядом, пытаясь осмыслить эти из ряда вон выходящие сведения. Он не мог заставить себя поверить в услышанное, но Матату еще никогда не ошибался в делах такого рода. — Товарищ Чайна! — Шон перевел дух. — Это слегка меняет дело. — Он мысленно возвратился в тот далекий день. Этот человек так поразил Шона, что даже сквозь многочисленные и спутанные события той маленькой кровавой войны он смог воссоздать четкий образ товарища Чайны. Шон запомнил его голову правильной формы, темные умные глаза, но впечатление, которое произвело его лицо, было несопоставимо с воспоминаниями о чувстве уверенности и целеустремленности, которое исходило от этого человека. Чайна и тогда был крайне опасен, но Шон боялся, что теперь он стал еще более опытным и страшным.
Шон покачал головой. В отряде скаутов у него было прозвище Везунчик Кортни; похоже, теперь он израсходовал запас удачи. Товарищ Чайна был тем человеком, которого Шон меньше всего хотел бы видеть в качестве командира колонны РЕНАМО.
Матату уже почти исчерпал свою радость и теперь боролся с последовавшей икотой, хватаясь поочередно за голый живот и горло, чтобы держать их под контролем, когда резкие спазмы смеха вклинивались в громкие икания.
— Я отправляю вас обратно в Чивеве, — резко сказал Шон. Смех и икота немедленно прекратились. Матату недоверчиво и с отчаянием уставился на него. Шон не смог выдержать укоризненного трагического взгляда этих глаз.
Он повернулся к Пумуле, грубо окликнул его.
