Самое опасное время наступало, когда самцы бывали вместе со стадом: на них часто нападали. Раздавался треск выстрелов, крики раненых животных, и за этим следовало долгое бегство перепуганных животных через кусты.

Когда Тукутела был подростком, около десяти лет, со стадом были связаны шесть взрослых самцов, у каждого из которых были великолепные бивни. К тому времени, как он повзрослел, все они погибли. Каждую засуху один из самцов падал, пораженный вспышкой огня из винтовки. Остались только животные с поврежденными или стершимися бивнями.

Тукутела вырос и превратился в необычно крупного самца. У него начали расти бивни, чистые, белые и острые, обещавшие со временем стать еще лучше. Он взрослел, а мать старела. Ее зубы истерлись, под складками серой кожи стал просматриваться скелет, она даже и ела-то с трудом. Начиналась медленная смерть от голода. Бывшая предводительница уступила свое место во главе стада молодой крепкой самке, а сама плелась позади.

На крутых подъемах, когда слоны проходили по горным тропам, Тукутела останавливался на гребне и ждал мать, время от времени подбадривая ее громкими трубными звуками. Он стоял с ней рядом по ночам так же, как она, когда он был маленьким.

Был сезон засухи, и воды в реках осталось совсем мало. Все тропы, ведущие к воде, были разбиты копытами буйволов, носорогов, стадами слонов и превратились в клейкую черную грязь, которая в некоторых местах была слону по брюхо. В одном из таких мест застряла старая самка.

В попытке освободиться она рванулась и увязла еще глубже — на сей раз уже по самые бока, так что на поверхности оставалась только голова.

Она пыталась освободиться в течение двух дней. Тукутела пробовал помочь, но даже его огромной силы было недостаточно. Жидкая грязь держала крепко, и рядом не было твердой земли, которая послужила бы точкой опоры. Старая предводительница слабела, ее крики затихали. Наконец она смолкла, и теперь тишину нарушало лишь ее шумное дыхание.

Через два дня все было кончено. Все это время Тукутела находился рядом. Стадо ушло далеко вперед, но он остался. Внезапно тяжелое дыхание матери прекратилось, Тукутела тотчас же почувствовал это, поднял хобот и издал громкий горестный крик. Стая испуганных птиц шумно захлопала крыльями и поднялась в воздух.

Он подошел к краю леса, нарвал веток с листьями и закрыл мертвое тело матери, насыпав над ней своеобразный могильный курган. Затем отправился в путь.

Вдали от стада Тукутела жил почти два года. За это время он окончательно возмужал и не мог больше сопротивляться запаху самок, который доносил до него ветер.

Когда он нашел стадо, оно находилось на берегу реки Кафуи, в десяти милях от места ее слияния с великой Замбези. Несколько членов стада вышли навстречу. Они переплели хоботы и уперлись лбами, приветствуя друг друга, затем ему позволили присоединиться к остальным.

Течка была у двух самок, одна из них была ровесницей Тукутелы. Она была большая и упитанная — вскормленная на обильной пище. Бивни у нее были маленькими, очень белыми и прямыми, как спицы для вязания. Уши еще не порвали шипы и колючки. Распознав сородича в Тукутеле, она расправила их, как два зонта, и подошла, чтобы прикоснуться к нему хоботом.

Они стояли голова к голове, издавая тихие звуки, затем разъединили хоботы и начали нежно поглаживать ими друг друга, осторожно двигаясь по всей длине тела.

Кончик хобота у слона не менее чувствителен, чем человеческие пальцы. Самка начала всем телом раскачиваться из стороны в сторону — признак нарастающего удовольствия. Тукутела начал осторожно подталкивать слониху к воде. Они вошли в реку, и над серыми телами сомкнулся зеленый поток. В воде животные мгновенно стали легкими и подвижными. Тукутела положил передние ноги на спину самки, и она легко приняла его в себя.

Слон оставался со стадом три дня, затем течка у слоних закончилась, и он заволновался. Унаследованное от матери обостренное чувство опасности сейчас подсказывало ему, что, будучи со стадом, он в опасности. На третий день он растворился в серой, покрытой колючим кустарником саванне.

Каждый новый брачный сезон он возвращался к стаду, становясь все сильнее. Его бивни росли в длину и толщину, фруктовые соки постепенно придали им цвет светлого алебастра.

Иногда за право обладать самкой приходилось сражаться с другими самцами. Вначале он уступал более опытным, но каждый год становился сильнее, и вскоре уже никто не мог соперничать с ним. Тукутела теперь выбирал себе тех самок, которых хотел. Он никогда не оставался со стадом больше чем на несколько дней, всегда уходил один и искал болотистые земли, которые показывала ему мать, куда не могли добраться люди, самые густые леса и самые высокие заросли слоновьей травы. Он будто сознавал, что его великолепные бивни навлекают на него опасность.

На тридцать пятом году жизни он превратился в гиганта, весил около семи тонн, а в холке его рост приближался к двенадцати футам. Бивни же были просто великолепны: огромные, белые и совершенные по форме.

В эти дни, в очередной раз покинув стадо, он беспричинно нервничал, беспокойно шел по степи, задирал хобот, набирал воздух и выпускал его себе в рот. Острый запах человека был очень слабым, отдаленным напоминанием, тем не менее тревожившим его.

Тукутела не мог идти без остановок. Его огромное тело каждый день требовало примерно тонны травы, листьев, фруктов и коры. Он остановился, чтобы полакомиться корой в густом комбретумовом лесу. Кончиком бивня он проводил по стволу, оставляя глубокую царапину, затем хоботом отрывал полоску коры, сворачивал ее в комок и запихивал в рот.

Поглощенный процессом, он потерял бдительность. У слонов плохое зрение. Он видит неподвижные предметы только с расстояния нескольких ярдов, хотя сразу же различает движение. Глаза у слонов располагаются глубоко в глазницах по обеим сторонам головы, так что они плохо видят то, что находится перед ними, а уши ограничивают периферийное зрение.

Используя легкий утренний ветерок, уносящий запахи, которые слон с его великолепным обонянием тут же обнаружил бы, и двигаясь очень медленно, чтобы тот не заметил движение, сзади к Тукутеле подкрадывались охотники. Их было двое, они следили за ним с тех пор, как он покинул стадо, но только сейчас смогли подобраться к нему настолько близко.

Самец закончил с одним деревом и развернулся, чтобы перейти к другому. На мгновение охотники увидели, как блеснули его бивни.

— Целься, — сказал один другому, который был испанским виноторговцем, производителем шерри. Он вскинул двустволку, инкрустированную золотом, и прицелился в голову Тукутелы.

Он нашел темное вертикальное углубление чуть впереди уха и проследил по нему до нижней точки.

Здесь помещался слуховой проход. Затем он провел дулом ружья на три дюйма вниз по воображаемой линии от ушного отверстия до глаза.

Это было первое сафари испанского винодела. Он убивал серн и муфлонов в Пиренеях, но огромный дикий африканский слон, конечно, не мог сравниться с теми робкими животными. Сердце испанца бешено колотилось, очки запотели, а руки дрожали. Профессиональный охотник, сопровождавший его, терпеливо указывал, куда стрелять, но тот никак не мог найти нужную точку. Испанцу казалось, что цель вот-вот ускользнет, и наконец он в отчаянии нажал на спусковой крючок.

Пуля попала в голову в футе от левого глаза и в пятнадцати дюймах от лобной доли мозга. Она застряла в ячеистой, похожей на губку черепной кости слона. Тукутела покачнулся на задних ногах, вытянул хобот и издал пронзительный крик боли.

Испанец повернулся и побежал. Второй охотник, который стоял прямо под хоботом слона, прицелился ему в голову, прямо в открытый рот между двумя бивнями и выстрелил. Курок сухо щелкнул — осечка! Тукутела с размаху, как топор, опустил хобот на человека, припечатав того к земле.

Испанец убегал. Слон без труда настиг его, протянул хобот и схватил поперек пояса. Человек пронзительно закричал, слон подбросил его на двадцать футов в воздух. Охотник продолжал кричать, пока удар о землю не вышиб воздух из его легких. Тукутела снова схватил его, с размаху ударил о ближайшее дерево, так что все внутренние органы несчастного мгновенно превратились в кровавое месиво.