Сантэн с важным видом перелистнула страницы и приготовилась читать вслух, но неожиданно краска сбежала с ее лица, и она покачнулась на стуле.

Блэйн со звоном выронил нож и вилку и подскочил, чтобы поддержать ее.

– Что случилось, дорогая?

Он был сильно встревожен и побледнел, почти как она. Сантэн отвела его руки и дрожа продолжала смотреть на раскрытую газету.

Блэйн быстро встал за ней и через ее плечо заглянул в страницу. Там была статья о вчерашних гонках в Кениворте. Принадлежавший Сантэн жеребец по кличке Бонер[160] уступил в гонке всего голову, но это не могло повергнуть ее в такое отчаяние.

Потом он увидел, что она смотрит на нижнюю полосу и, проследив за ее взглядом, увидел снимок боксера в шортах и майке, в стойке. С мрачным выражением на красивом лице он глядел в объектив, подняв сжатые кулаки. Сантэн никогда не проявляла ни малейшего интереса к боксу, и Блэйн удивился. Он прочел заголовок статьи, сопровождавшей снимок:

Это нисколько не уменьшило его недоумение. Он взглянул на подпись под снимком: «Лев Калахари, Манфред Деларей, борется за чемпионский пояс в полутяжелом весе. Нас ждет серьезный бой».

– Манфред Деларей, – негромко сказал Блэйн, стараясь вспомнить, когда он в последний раз слышал это имя. Его лицо прояснилось, и он сжал плечи Сантэн.

– Манфред Деларей! Мальчишка, которого ты искала в Виндхуке. Это он?

Сантэн, не оглядываясь, кивнула.

– Кто он тебе, Сантэн?

Сантэн была в смятении; в противном случае она ответила бы иначе. Но сказала, прежде чем смогла прикусить язык:

– Он мой сын. Мой незаконный сын.

Руки Блэйна упали с ее плеч, и она услышала свистящий вдох.

«Я, должно быть, сошла с ума! – Она немедленно пожалела о сказанном, подумав: – Не нужно было говорить. Блэйн не поймет. Он никогда меня не простит».

Она не решалась оглянуться и увидеть потрясение и обвинение на его лице. Понурила голову и спрятала лицо в ладонях.

«Я его потеряла, – подумала она. – Блэйн слишком прямой, слишком добродетельный, чтобы принять это».

Но тут руки Блэйна снова коснулись ее, подняли на ноги и мягко повернули лицом к нему.

– Я тебя люблю, – просто сказал он. Сантэн захлебнулась слезами и бросилась ему на грудь, обхватив изо всех сил.

– О Блэйн, ты такой добрый!

– Если хочешь, расскажи. Я здесь для того, чтобы помочь тебе. Если не хочешь говорить, я пойму. Знай лишь одно – что бы ты ни сделала, на мне и моих чувствах к тебе это никак не скажется.

– Я хочу рассказать. – Сантэн с облегчением прогнала слезы и посмотрела на него. – Я никогда ничего не хотела скрывать от тебя. Все эти годы я хотела рассказать, но я трусиха.

– Ты очень многое, любовь моя, но уж никак не трусиха.

Он снова усадил ее и придвинул свой стул, чтобы держать ее за руку, пока она говорит.

– Теперь рассказывай, – приказал он.

– Это очень длинная история, Блэйн; у тебя в девять заседание кабинета министров.

– Государственные дела подождут, – сказал он. – Твое счастье важнее всего на свете.

И она рассказала ему все: от встречи с Лотаром, когда он спас ее, до открытия алмазной шахты Х’ани и рождения Манфреда в пустыне.

Сантэн не утаила свою любовь к Лотару – любовь одинокой покинутой девушки к спасителю, и объяснила, как эту любовь сменила жгучая ненависть, когда она узнала, что Лотар убил старую бушменку, ее приемную бабушку, и как эта ненависть перешла на ребенка Лотара, которого она носила в чреве, и как она отказалась даже смотреть на новорожденного младенца, и заставила отца унести его, еще мокрого после родов.

– Это было неправильно, – прошептала она. – Но я была в смятении и боялась, что семья Кортни отвергнет меня, если я приду к ним с незаконным сыном. О Блэйн, я десятки тысяч раз жалела об этом – и ненавидела себя не меньше, чем Лотара Деларея.

– Хочешь поехать в Йоханнесбург, увидеть его? – спросил Блэйн. – Мы могли бы слетать посмотреть чемпионат.

Эта мысль поразила Сантэн.

– Мы? – спросила она. – Мы, Блэйн?

– Я тебя не отпущу одну. Такое трудное дело.

– А ты сможешь улететь? Как Изабелла?

– Теперь твои потребности важнее, – просто сказал он. – Хочешь отправиться туда?

– О да, Блэйн. Да, пожалуйста.

Она кружевной салфеткой вытерла последние слезы, и он увидел, что ее настроение изменилось. Его всегда поражало, что она меняет настроения так же легко и быстро, как другие женщины меняют шляпы.

Теперь она стала собранной, быстрой и деловой.

– Я сегодня к вечеру жду Шасу, он возвращается с юго-запада. Позвоню Эйбу в Виндхук, узнаю, когда они вылетят. Если все будет хорошо, мы сможем отправиться в Йоханнесбург завтра. В какое время, Блэйн?

– В любое. Как ты захочешь, – ответил он. – Сегодня очищу свой письменный стол и заключу мир с оу баасом.

– В это время года погода должна быть хорошая – ну, может, несколько грозовых туч в высоком вельде. – Она взяла его запястье и повернула, чтобы взглянуть на часы «Ролекс». – Chеri, ты еще успеешь на заседание, если поторопишься.

Она проводила его в гараж, по-прежнему играя роль преданной жены, и поцеловала через открытое окно «бентли».

– Позвоню тебе в кабинет, как только появится Шаса, – прошептала она ему на ухо. – Если ты еще будешь на заседании, оставлю сообщение у Дорис.

Дорис – секретарша Блэйна – в числе очень немногих знала об их отношениях.

Как только он уехал, Сантэн бросилась в спальню и взяла трубку. На линии в Виндхук было много шумов и посторонних звуков, и голос Эйба Абрахамса доносился словно с Аляски.

– Они улетели при первом свете, почти пять часов назад, – еле слышно сказал он. – С ним, конечно, Дэвид.

– Какой ветер, Эйб?

– Все время сильный и им в хвост. Я бы сказал, двадцать-тридцать миль в час.

– Спасибо. Встречу их на летном поле.

– Это будет немного неловко, – с запинкой ответил Эйб. – Когда они вчера явились с шахты, то вели себя очень таинственно, непонятно почему, а сегодня не разрешили мне проводить их на поле. Думаю, у них есть компания – извините за иносказание.

Сантэн невольно нахмурилась, но в глубине души она никогда не могла всерьез осуждать похождения Шасы. У нее было наготове оправдание: «Это кровь Тири. Он ничего с этим не может поделать». Успехи сына с противоположным полом рождали в ней какую-то извращенную гордость. Сейчас Сантэн сменила тему разговора.

– Спасибо, Эйб. Я подписала договор об аренде новых земель в Намакваленде, так что можете приступить к заключению контракта.

Они еще пять минут говорили о делах, прежде чем Сантэн повесила трубку. Она сделала еще три звонка, все деловые, потом позвонила секретарю в Вельтевреден и продиктовала четыре письма и телеграмму своему лондонскому брокеру: «Продайте все акции Круппа и «Фарбен» по максимальной цене».

Повесила трубку, позвала хаджи и Мириам и распорядилась, как вести хозяйство в ее отсутствие. Потом быстро прикинула. «Дрэгон рапид», прекрасный сине-серебристый двухмоторный самолет, который Шаса уговорил ее купить, дает 150 километров. При хвостовом ветре в двадцать миль они еще до полудня должны опуститься на летном поле «Янгсфилд».

«Посмотрим, насколько в последнее время улучшился вкус мастера Шасы относительно женщин».

Она выехала в «даймлере», медленно обогнула отрог горы ниже Района 6, пестрого малайского квартала, где над узкими улочками разносятся крики муэдзинов, призывающих правоверных на молитву, где продавцы рыбы, трубя в рог, зазывают покупателей и откуда доносятся детские крики, миновала госпиталь «Гроте Шуур» и университет, примыкавший к великолепному поместью Сесила Родса – его наследию государству.

«Должно быть, такого красивого университета нет больше нигде в мире», – подумала она.

На фоне темных сосен и крутых, до самого неба, утесов стояли каменные здания с колоннадами, а на примыкающем к ним лугу паслись небольшие стада равнинных животных: антилоп канна, зебр и других. Вид университета заставил Сантэн снова вспомнить о Шасе. Он только что закончил очередной курс вторым по успеваемости в группе.