— Сантэн, у нас много дел.

Голос Анны звучал резко.

— Позвольте помочь. — Майкл энергично вскочил. — Меня привязали к земле. Запретили полеты.

Анна посмотрела на него с сомнением. Граф пожал плечами.

— Нам пригодилась бы еще одна пара рук.

— Всего лишь проявление благодарности! — настаивал Майкл.

— Но ваш великолепный мундир!..

Анна в поисках поводов для отказа взглянула на сверкающие сапоги Майкла.

— У нас есть резиновые сапоги и комбинезоны, — быстро вмешалась Сантэн, и Анна бессильно развела руками.

Когда Майкл, рослый, стройный, спускался в погреб, чтобы помочь графу вычистить стойла, Сантэн показалось, что даже синяя хлопчатобумажная саржа, или деним, как все ее называли, и черные резиновые сапоги смотрятся на нем элегантно.

Остаток утра Сантэн и Анна провели в огороде, готовя почву для весенних посадок.

Всякий раз как Сантэн находила малейший предлог, она спускалась в погреб, останавливалась там, где работал Майкл, и между ними завязывался отрывистый смущенный разговор. Потом на лестнице показывалась Анна:

— Да где эта девочка? Сантэн! Ты что это там?

Как будто не понимала!

Вчетвером они поели на кухне: омлет с луком и трюфелями, сыр, хлеб из непросеянной муки и бутылка красного вина. (Сантэн смягчилась, но не настолько, чтобы отдать ключ от погреба отцу. Бутылку она принесла сама.)

Вино подняло настроение, даже Анна выпила стакан и позволила то же самое Сантэн, и разговор оживился, потек свободно, изредка прерываясь взрывами смеха.

— Капитан, — граф наконец с расчетливым блеском в единственном глазу обернулся к Майклу, — чем вы и ваши близкие занимаетесь в Африке?

— Мы фермеры, — ответил Майкл.

— Арендаторы? — осторожно спросил граф.

— Нет, нет, — рассмеялся Майкл. — Мы обрабатываем собственную землю.

— Землевладельцы? — Тон графа изменился: всему свету известно, что единственное подлинное богатство — это земля. — И велико ли ваше родовое поместье?

— Ну… — Майкл слегка растерялся, — довольно большое. Понимаете, это семейное владение, оно принадлежит моим дяде и отцу…

— Вашему дяде-генералу? — продолжал выспрашивать граф.

— Да, дяде Шону…

— Сто гектаров? — не унимался граф.

— Несколько больше.

Майкл ерзал на скамье и мял в пальцах кусочек хлеба.

— Двести?

Граф смотрел с таким ожиданием, что Майкл не мог больше уклоняться от ответа.

— В целом, если считать плантации, скотоводческие ранчо, а также землю, которой мы владеем на севере, получится около сорока тысяч гектаров.

— Сорок тысяч? — Граф уставился на Майкла, потом повторил вопрос по-английски, чтобы не было недоразумений: — Сорок тысяч?

Майкл неловко кивнул. В последнее время он стал стесняться размера владений своей семьи.

— Сорок тысяч гектаров! — почтительно выдохнул граф. — У вас, конечно, много братьев?

Майкл покачал головой.

— Нет, к сожалению, я единственный сын.

— Ха! — воскликнул граф с явным облегчением. — Ну, не расстраивайтесь!

И по-отцовски потрепал Майкла по руке. Потом посмотрел на дочь и впервые заметил, с каким выражением та глядит на летчика.

«И правильно делает, — довольно подумал он. — Сорок тысяч акров, единственный сын! Моя дочь француженка, она прекрасно сознает, чего стоят су и франк, знает лучше его самого. — Он любовно улыбнулся ей через стол. — Во многом еще ребенок, но в других отношениях умная молодая француженка».

С тех пор как управляющий графа сбежал в Париж, оставив счета и документы имения в полном беспорядке, казну взяла в свои руки Сантэн. Граф не беспокоился о деньгах: для него истинной ценностью всегда оставалась только земля, а его дочь оказалась очень умна. Она даже пересчитала бутылки в погребе и окорока в коптильне. Граф отпил вина и с радостью подумал: «После этой бойни будет так мало пригодных молодых людей… а тут сорок тысяч гектаров!»

— Cherie[83], — сказал он, — если бы капитан взял дробовик и подстрелил несколько жирных голубей, а ты заполнила корзину трюфелями — их еще можно отыскать, — какой ужин был бы у нас сегодня!

Сантэн радостно захлопала в ладоши, но Анна, красная от негодования, взглянула через стол.

— Анна пойдет с тобой, для приличия, — торопливо добавил граф. — Нам ведь не нужен скандал, верно?

«Может, это заронит какие-то семена, — подумал он. — Если они еще не зреют. Сорок тысяч гектаров, merde!»

Свинью звали Кайзер Вильгельм, или сокращенно Малыш Вилли. Это был пегий боров, такой громадный, что, когда он брел к дубовому лесу, Майклу вспомнился гиппопотам. Его острые уши падали вперед, на глаза, а хвост поднимался над спиной, как кольцо колючей проволоки, открывая очевидные признаки его пола, заключенные в ярко-розовый кожаный мешок, который словно сварили в масле.

— Vas-Y, Villie! Cherche[84]! — одновременно воскликнули Сантэн и Анна; обеим пришлось крепче взяться за повод, чтобы сдержать огромного борова. — Cherche! Ищи!

Боров принялся принюхиваться к влажной, шоколадно-коричневой почве под деревьями и потащил женщин за собой. Майкл пошел вслед, неся на здоровом плече лопату, радостно смеясь новизне этой охоты; ему приходилось почти бежать, чтобы поспеть за ними.

В глубине леса они наткнулись на узкий ручей с быстрым течением и мутной после недавних дождей водой и пошли по его берегу, криками подбадривая борова. Вдруг он радостно завизжал и начал плоским влажным рылом копаться в сырой почве.

— Нашел! — возбужденно закричала Сантэн, и вдвоем с Анной они принялись оттаскивать борова.

— Мишель! — тяжело дыша, бросила Сантэн через плечо. — Когда мы его оттащим, будьте готовы быстро действовать лопатой. Готовы?

— Готов!

Из кармана юбки Сантэн достала побелевший кусок трюфеля, сморщенный от старости. Складным ножом отрезала ломтик и поднесла к морде борова так близко, насколько могла не наклоняясь. Несколько мгновений свинья не обращала на нее внимания, но потом уловила свежий запах разрезанного гриба, прожорливо хрюкнула и попыталась дотянуться пастью. Сантэн отдернула руку и попятилась. Боров последовал за ней.

— Быстрей, Мишель! — крикнула она, и Майкл принялся орудовать лопатой. В полдесятка взмахов он обнажил закопавшийся гриб, и Анна опустилась на колени и голыми руками извлекла его из земли. Она подняла испачканный шоколадной почвой темный бугристый комок размером со свой кулак.

— Какой красавец!

Сантэн наконец позволила борову взять ломтик трюфеля из пальцев и, когда Вилли проглотил его, подвела к пустой ямке и позволила принюхаться, чтобы он убедился, что трюфель исчез.

— Cherche! — крикнула она, и охота началась снова. Через час корзина заполнилась неаппетитного вида комковатыми грибами, и Анна объявила отбой.

— Если взять больше, только напрасно испортим. Теперь займемся голубями. Посмотрим, умеет ли наш капитан из Африки стрелять.

Со смехом, тяжело дыша, они торопливо шли за боровом по полям поместья. Вернувшись домой, Сантэн заперла трюфели в кладовой, а Анна увела борова в хлев в подвале и сняла со стены на кухне дробовик. Она передала оружие Майклу; под ее внимательным взглядом он открыл казенник и проверил стволы, потом захлопнул, поднес ружье к плечу и проверил его баланс. Ожоги сковывали его движения, но Анна умела разглядеть работника по тому, как он обращается с инструментами, и ее лицо одобрительно смягчилось.

Что касается Майкла, он удивился и обрадовался, увидев в своих руках знаменитое «Холланд и Холланд»[85]; только английским мастерам удалось создать ствол, который посылает пулю точно в цель, как стремительно этот ствол ни поверни.

Он кивнул Анне.

— Великолепно!

Она протянула ему брезентовый мешочек с патронами.

— Я покажу хорошее место. — Сантэн взяла Майкла за руку и тут же торопливо выпустила ее, увидев лицо Анны. — Во второй половине дня голуби возвращаются в лес, — объяснила она.