— Что нужно делать? — прокричала она.

— Стравить газ… — прохрипел Лутц. — Красные ручки!

Ева ухватилась за рычаги, со всей силой потянула их вниз и услышала, как по главной трубе со свистом устремился газ. Корабль содрогнулся и как бы взбрыкнул, но неконтролируемый подъем перешел в более плавный, и стрелка барометра замедлила бег по кругу.

Граф Отто, поднимавшийся по лестнице из носовой гондолы, успел вцепиться в продольный поручень, рискуя в любой момент улететь в пространство, как камень из пращи. До мостика оставалось несколько футов.

— Правые двигатели! — прокричал он. — Полный вперед!

Ева услышала и не раздумывая выполнила команду. Двигатели взревели, и нос дирижабля пошел по часовой стрелке. Воспользовавшись секундами стабильности, фон Мирбах быстро пробежал по трапу и вскочил в дверь ровно в тот момент, когда «Ассегай» начал разворачиваться в обратную сторону. Добравшись до Евы, он сразу встал к штурвалу. Граф управлял огромной машиной, как норовистой лошадью, но прежде чем покориться его руке, она выдержала жуткую трепку. Промчавшись под брюхом дирижабля, хамсин оставил его на высоте девять тысяч футов, откуда «Ассегай» и продолжил путь на юг. Схватка с бурей не прошла бесследно: левый передний двигатель висел мертвым грузом, несколько стрингеров оказались сломанными и оболочка местами раздулась. И все же воздушный корабль шел на восьмидесяти узлах, а надежные крепления не дали сместиться грузу.

Впереди виднелся змейкой протянувшийся через пустыню Нил, когда вдруг запищало радио. Граф вздрогнул от неожиданности. Радио молчало с тех пор, как они прошли над Средиземным морем.

— Это наша морская база в Валвис-Бей, на юго-западном побережье, — доложил радист. — Запрос на контакт с графом фон Мирбахом. У них для вас срочное, совершенно секретное сообщение.

Граф Отто уступил штурвал первому помощнику командира Томасу Бюлеру, надел наушники и приглушил звук. С минуту он стоял молча, слушая далекий голос, мрачнея и наливаясь гневом. Потом снял наушники и, не говоря ни слова, шагнул к переднему окну. Далеко внизу несла свои воды великая река.

Наконец, вероятно, приняв некое нелегкое решение, граф слегка повернул голову в сторону Бюлера и отрывисто бросил:

— Через десять минут соберите всю команду. Пусть все сядут в два ряда, лицом вперед. У меня важное объявление.

С этими словами он промаршировал в крохотную каюту, которую занимали они с Евой.

Когда через десять минут граф вошел в гондолу управления, Ева похолодела от страха — он сменил протез. Вместо пальцев — устрашающего вида булава с торчащими во все стороны шипами. Остальные тоже уставились на необычное оружие, которое Отто и не старался прятать. Пройдя вперед, граф остановился перед ними и медленно провел взглядом по лицам собравшихся. Некоторых трясла нервная дрожь, другие отчаянно потели. Наконец он заговорил, и голос его прозвучал холодно и жестко:

— Господа, на борту предатель. — Граф выдержал паузу и продолжил: — Враг предупрежден о нашей миссии. Им известен наш курс и наш график. Берлин приказывает свернуть операцию.

Стальная рука взлетела вдруг и с грохотом опустилась на штурманский стол. Панель разлетелась в щепки.

— Я не намерен возвращаться. — Он прошел вдоль первого ряда и остановился за спиной у Евы. — Мне известно, кто предатель. — Внутри все сжалось от страха, и она лишь усилием воли сохранила самообладание. — И я не из тех, кто готов простить предательство. Изменник получит урок. — Вскочить, выбежать на трап, прыгнуть и умереть по-человечески, достойно — все лучше, чем от стального кулака. Отто погладил ее по голове и прошептал: — Хочешь узнать кто?

Наверное, она бы сорвалась, закричала, бросила в лицо те слова, что давно удерживала в себе. Фон Мирбах убрал руку и пошел дальше. Горькая, горячая желчь поднялась к горлу, и Ева стиснула зубы, чтобы ее не вырвало от ужаса.

Дойдя до конца ряда, Отто повернулся и снова пошел к ней. В животе горело, как будто туда закачали кипяток. Шаги остановились. Ева задержала дыхание — граф был у нее за спиной.

Удар! Ева едва не вскрикнула. Звук получился не такой громкий, как когда он расколол штурманский стол. Этот был глухой, чавкающий. И еще она явственно услышала, как треснула кость. Обернулась и увидела, что Хенни Дюран лежит лицом вниз. Стальная рука снова взлетела и опустилась. И еще раз. И еще…

Граф, отдуваясь, выпрямился. На лице алели капли крови.

— Выбросьте этого паршивого пса за борт, — распорядился он уже другим, почти обычным, тоном и улыбнулся. — Предают всегда те, кому больше доверяешь. Повторяю, господа, назад пути нет. Мы не можем допустить, чтобы наш груз достался британцам. Если удержим скорость, завтра к полудню будем в Аруше, на германской территории. И самое худшее останется позади.

Граф вышел. Ева закрыла глаза, чтобы не видеть, как двое членов команды берут Хенни за ноги и волокут к трапу. Еще немного — и тело полетело вниз. Она не выдержала и заплакала. Неслышно. Но каждая слезинка жгла глаза, словно укус пчелы.

Луна была почти полная и сияла, словно огромная золотая монета на краю стены Рифтовой долины. Потом она медленно скатилась за темный горизонт, затянутый гирляндами облаков, принесенных муссонными ветрами с Индийского океана. Но прежде чем луна исчезла совсем, первые лучи восходящего солнца коснулись серебристого купола дирижабля, а потом из темноты стали проступать детали ландшафта. Ева узнала знакомые очертания Лонсоньо, и сердце глухо застучало по ребрам. Гора росла на глазах, и взгляд жадно отыскивал отпечатавшиеся в памяти места: красные скалы над озером царицы Савской, сияющий водопад. В какой-то момент даже показалось, что она видит Баджера — он стоит под каскадом переливчатых струй, обнаженный, и смеется, и дразнит ее, и зовет к себе.

«Дорогой, — мысленно взмолилась она, — где ты? Увижу ль я тебя когда-нибудь?»

И вдруг, словно небо ответило на ее зов, он появился прямо перед ней, так близко, что, протянув руку, она могла бы коснуться милого, прокаленного солнцем лица. И он смотрел ей в глаза. Это продолжалось всего лишь миг, но Ева поняла, что он узнал ее.

А потом он пропал, так же внезапно, как и появился.

Леон спал, закутавшись в одеяло. Сквозь обрывки сна до него доносились голоса перекликающихся в предрассветной тишине чунгаджи. Он открыл глаза и увидел склонившегося над ним Лойкота.

— М'бого! — Голос масаи звенел от волнения. — М'бого! Серебряная рыба летит! Чунгаджи уже видели ее. Она будет здесь раньше, чем встанет солнце.

Леон вскочил. Сон как рукой сняло.

— Заводи! — крикнул он Маниоро. — Первый левый. — Он забрался на нижнее крыло, перелез через бортик в кабину. — Давай!

Машина отозвалась сразу же, как будто не меньше его горела желанием подняться в воздух. Двигатели заработали со следующим оборотом пропеллера. Поглядывая в небо, Леон ждал, пока они прогреются. Судя по облакам, ветер дул с океана. Идеальный ветер для взлета. Как будто сами боги охоты давали ему «добро».

Лойкот и Ишмаэль тоже забрались в кабину, а когда к ним присоединился Маниоро, стало тесновато. Леон прибавил газ, и «Бабочка» покатилась вперед. Носильщики-масаи развернули аэроплан на дорожке, а когда Леон добавил тяги, налегли на крылья. Машина быстро набирала ход, но конец дорожки был близок, а она все еще не достигла нужной для отрыва скорости. Инстинкт выживания требовал остановиться, чтобы не рухнуть в пропасть, Леон переборол его и со всей силой потянул рычаги. Двигатели взвыли, и в лицо ударил ветер. Ветер подхватил «Бабочку» под крылья и слегка ее приподнял. В какой-то момент Леону показалось, что этого мало. На самом краю аэроплан как будто споткнулся, уронив крыло, он безжалостно толкнул его вперед, и машина не столько слетела, сколько свалилась с обрыва носом вниз. И все же она удержалась, вцепившись в воздух, и в следующее мгновение Леон понял, что летит. Он продолжал держать машину носом вниз, набирая скорость, потом плавно вывел из пике и выдохнул — они были на волосок от смерти.