Подул устойчивый вечерний ветер с запада, и на этом попутном ветре они полетели к выходу из залива. Когда поравнялись с «Местью», на ней приспустили грот: сигнал «Духу» выйти вперед. Выход из залива перекрывали коварные мели, но Кумра знал эти воды лучше, чем Батута на «Мести». Он и выведет их из залива.

До сих пор Мансур не сознавал, как быстро промелькнул день. Солнце уже опускалось за горные вершины, и свет был сочный и золотистый. Батареи на парапетах Маската продолжали стрельбу, один удачный выстрел пробил дыру в стакселе на бизань-мачте, но корабль постепенно уходил за пределы дальности стрельбы, зато приближались корабли, перекрывавшие выход из пролива. Две большие боевые дау подняли якоря, поставили большие косые паруса и двинулись к ним. Двигались они гораздо медленнее небольших шхун и заметно отставали, хотя не шли против вечернего ветра. Шхуны подняли все паруса и неслись вдоль залива.

Мансур взглянул на палубу и увидел, что все пушкари – на боевых позициях, хотя еще не выдвинули пушки, заряженные круглой дробью. В ящиках с песком дымились зарядные фитили, матросы смеялись и возбужденно переговаривались. Дни постоянных упражнений в стрельбе и успешные атаки против турок придали им уверенности. Их раздражали последние бездеятельные недели, когда они вынуждены были стоять на якоре, но теперь Мансур и аль-Салил снова командовали флотилией, и матросы рвались в бой.

Кумра слегка изменил курс. Хотя Мансур доверял его суждениям, он почувствовал прилив тревоги. На этом галсе Кумра приведет корабль прямо в кипящий прибой у утесов, охраняющих вход в залив.

Как только стало очевидно это изменение курса, ближайшая военная дау тоже изменила курс, и два корабля начали быстро сближаться. Мансур поднял подзорную трубу и стал разглядывать дау. Та была забита людьми. Они выстроились у наветренного борта и размахивали оружием. На дау уже выкатили большие пушки.

– Она вооружена короткоствольными острами, – сказал Кумра Мансуру.

– Я таких не знаю.

– Неудивительно. Они старше твоего деда, – рассмеялся Кумра. – И у них гораздо меньше мощи.

– Похоже, нам скорее грозит опасность от столкновения с утесами, чем от этого древнего оружия, – намеренно сказал Мансур.

Они по-прежнему шли прямо на утесы.

– О великий, вы должны верить в Аллаха.

– В Аллаха я верю. Меня беспокоит капитан моего корабля.

Кумра улыбнулся и не изменил курс. Дау дала первый залп из всех своих пятнадцати орудий. Снаряды не пролетели половины дистанции. Мансур заметил место падения лишь одного снаряда, но и до него было с половину мушкетного выстрела. Однако до них отчетливо доносились торжествующие крики с дау.

Большая дау и две маленькие шхуны продолжали сближаться. Постепенно, по мере приближения к кипящей белой воде, крики на дау стихли, сменившись ссорами.

– Врага ты напугал не меньше, чем меня, – сказал Мансур. – Ты действительно собираешься посадить нас на риф, Кумра?

– Я мальчишкой рыбачил в этих водах, как раньше мой отец и мой дед, – заверил его Кумра.

Риф по-прежнему находился прямо перед ними, и корабль быстро приближался к нему. Дау дала еще один бортовой залп, но было очевидно, что угроза кораллов отвлекла пушкарей. Всего одно ядро пролетело над «Духом», пробив дыру в парусе бизань-мачты. Кумра тут же отправил двух матросов заменить парус.

Затем, не убирая парусов, Кумра ввел корабль в узкий пролив, который Мансур совершенно не замечал. Пролив был такой узкий, что едва вмещал корабль по ширине. Они плыли, и Мансур смотрел за борт и не мог отвести взгляд от гигантских грибообразных колоний кораллов, которые торчали под водой всего в сажени от кипящей поверхности. Любой такой риф способен разорвать корабль пополам.

Для капитана дау это было слишком. Мансур видел, как он что-то кричит и бурно жестикулирует на корме дау. Экипаж оставил посты у орудий и бросился убирать надутый косой парус и разворачивать корабль. Убрав парус, матросам пришлась повернуть центральный брус по кругу, потом вернуть в прежнее положение. Это была тяжелая работа, а дау тем временем беспомощно качалась на волнах.

– Приготовиться к повороту! – приказал Кумра, и матросы разбежались по вантам. Капитан всматривался вперед, заслоняя глаза одной рукой, дожидаясь нужного мгновения. – Поднять руль! – крикнул он рулевому, и тот так завертел рулевое колесо, что спицы слились в сплошную полосу. «Дух» изящно повернул и прошел через поворот канала. Затем вышел на открытую воду, а беспомощная дау с беспорядочно спутанными снастями и с пушками без расчетов оказалась прямо перед ним.

– Выдвинуть пушки правого борта! – приказал Мансур, и крышки пушечных портов с грохотом откинулись. Дау находилась так близко, что Мансур мог бы перебросить на ее палубу свою шляпу.

– Огонь по мере готовности!

Одна за другой взревели пушки, и все ядра попали в корму дау. Мансур видел, как бревна борта разлетаются множеством щепок. Одна из таких щепок, длиной в руку, пролетела над его головой, как стрела, и вонзилась в мачту. На таком удалении ни один снаряд не пролетел мимо, железные ядра прошивали дау от кормы до носа. «Дух» прошел в открытое море мимо дау, с которой доносились крики ужаса и отчаяния.

«Месть» шла по проходу в кораллах сразу за «Духом». Проходя мимо дау, она тоже дала залп, и единственная мачта дау переломилась и упала за борт.

Мансур посмотрел вперед. Дорога свободна. Ни одна другая дау не может им помешать. Казавшийся самоубийством маневр Кумры застал арабских моряков врасплох.

– Убрать пушки! – приказал Мансур. – Закрыть орудийные порты и закрепить пушечные лафеты.

Оглянувшись, он увидел всего в полукабельтове «Месть». Далеко позади лишившаяся мачты дау беспомощно двигалась к рифу, подгоняемая ветром. Ударившись о риф, она резко наклонилась. В подзорную трубу Мансур видел, что экипаж покинул корабль. Матросы прыгали за борт, с маленькими белыми всплесками входили в воду и плыли к берегу. Мансур подумал: многие ли из них переживут опасные течения у основания рифов и острые клыки кораллов?

Он обстенил марсель и позволил «Мести» подойти так близко, что отец через рупор окликнул его:

– Скажи Кумре, чтобы больше никогда не проделывал таких трюков. Он провел нас через врата ада.

Кумра низко поклонился, а Дориан опустил рупор и поблагодарил капитана за хладнокровие и выдержку. Потом снова поднял рупор.

– Через час стемнеет. Я подниму на корме один фонарь, чтобы ты мог держаться за мной. Если ночью разойдемся, встреча, как обычно, у острова Сауда.

«Месть» прошла вперед, и «Дух» двинулся за ней. Еще несколько недель назад Дориан выбрал для них порт назначения. Теперь во всем Индийском океане для них открыт только один порт. Все гавани на африканском побережье и в Омане под властью Заяна. Цейлон и Батавия принадлежат голландцам. Английская Ост-Индская компания контролирует все индийское побережье. Сэр Гай позаботится, чтобы и здесь порты для них закрылись. Остается одна безопасная гавань – форт Предзнаменования в заливе Рождества. Здесь они могут собраться с силами и продумать планы на будущее. Дориан пометил этот порт на карте вместе с навигационными указаниями и передал карту Мустафе Зиндару и бин-Шибаму: как только они объединят племена пустыни и подготовят его возвращение, они пошлют за ним корабль. Им понадобятся золотые рупии и сильные союзники. Дориан еще не знал, где найдет людей и деньги, но позже у него будет достаточно времени подумать об этом.

Он обратился к более насущным делам. Корабль пойдет из Оманского залива на юго-восток. Как только они окажутся в открытом океане, смогут направиться непосредственно на Мадагаскар, войти в Мозамбикское течение, которое понесет их на юг. Мансур держался рядом с «Местью», они плыли в великолепном закате. Под звуки далеких громовых раскатов по западному горизонту плыли грозовые тучи, и заходящее солнце окрашивало их одежды в розовый, золотой и кобальтово-синий цвета.

Однако вся эта красота не могла развеять охватившей Мансура грусти. Он покидал землю и людей, которых научился любить. У него отняли возможность воссесть на Слоновом троне и править царством. Но все это мало для него значило, когда он думал о женщине, которую потерял, не успев завоевать. Он достал из внутреннего кармана письмо, которое хранил близко к сердцу, и снова перечел ее слова: «Прошлой ночью ты спросил, чувствую ли я что-нибудь к тебе. Тогда я не ответила, но сейчас отвечаю. Да, чувствую».