Сжимая в правой руке нож, он с трудом встал, готовый встретить следующее нападение. Вокруг неслись темные тела, слышался тревожный визг: свиньи убегали в лес.

Как только они исчезли, воцарилась тишина. Потом Том расслышал более тихие звуки: в болотном тростнике раздавались тяжелое дыхание, хрип и удары задних ног: кабан издыхал. Том осторожно пошел на эти звуки и увидел лежащего кабана. Тот в последний раз дернул ногами.

Том быстро вернулся в лагерь. Десять отобранных им людей ожидали его вызова. Среди них не было мусульман, поэтому религия не запрещала им прикасаться к свинье. Том отвел их в болото, и они привязали тушу к палкам для переноски. Потребовались усилия всех десятерых, чтобы перетащить тяжелую тушу туда, где по-прежнему был привязан к дереву Кадем, а рядом с ним ждали Мансур, Батула и Кумра.

Уже брезжил рассвет. Кадем посмотрел на свиную тушу, которую бросили перед ним. Он ничего не сказал, но на его лице проступили ужас и отвращение.

Матросы, которые несли кабана, прихватили с собой и лопаты. И по приказу Мансура сразу начали копать могилу рядом с тушей. Никто из них не заговаривал с Кадемом; работая, они даже не смотрели на него. Но Кадем на них смотрел, и его волнение усиливалось. Он снова покрылся потом и задрожал, но укусы муравья были ни при чем. Он начал понимать, какую участь уготовил ему Мансур.

Когда могила стала достаточно глубокой, матросы по приказу Тома отложили лопаты и собрались вокруг кабана. Двое взялись за разделочные ножи, а остальные перевернули тушу на спину и развели ноги, чтобы облегчить работу тех, кто ее разделывал. Люди были опытные, и вскоре толстая шкура была разделена, обнажились розовые и пурпурные мышцы и белое сало на брюхе. Наконец сняли всю шкуру и разложили на земле.

Мансур и оба капитана держались в стороне, стараясь, чтобы на них не попала ни капля крови или сала грязной твари. Их отвращение было таким же явным, как и у пленника. В утреннем воздухе остро пахло жирной плотью кабана, и Мансур сплюнул, чтобы очистить рот от этого вкуса, прежде чем впервые с тех пор, как принесли тушу, заговорил с Кадемом:

– О безымянный, называющий себя правоверным последователем пророка, посланным исполнять божественное решение, нам больше не интересен ни ты, ни твое предательство. Твоя жизнь на этой земле подошла к концу. – Кадем выказал большее возбуждение и отчаяние, чем после болезненных укусов муравья. Он забормотал, как безумец, и выкатил глаза. Мансур, не обращая внимания на его протесты, безжалостно продолжал: – По моему приказу тебя зашьют в эту влажную вонючую шкуру свиньи и заживо похоронят в могиле, которую мы приготовили для тебя. Поверх тебя мы положим тушу этой твари, чтобы ты захлебнулся в ее крови и сале, которые будут капать тебе на лицо. А когда ты и свинья сгниете, ваши телесные жидкости сольются и вы станете одним целым. Ты будешь осквернен отныне и навеки. Бог и пророки вечно будут отворачивать от тебя лица.

Мансур сделал знак поджидавшим людям, и те выступили вперед. Мансур развязал цепи Кадема, но оставил связанными его запястья и лодыжки. Матросы отнесли его к шкуре и уложили на нее. Корабельный парусный мастер приготовил иглу и нить и надел кожаный фартук, готовясь зашить Кадема в шкуру.

Почувствовав прикосновение влажной жирной шкуры, Кадем закричал, как проклятая душа, брошенная в вечный мрак:

– Меня зовут Кадем ибн-Абубакер, я старший сын паши Сулеймана Абубакера. Я пришел отомстить за смерть отца и исполнить волю моего господина калифа Заяна аль-Дина ибн аль-Малика.

– Какова воля твоего господина? – настаивал Мансур.

– Казнь принцессы Ясмини и ее любовника аль-Салила, кровосмесителей.

Мансур повернулся к Тому, присевшему рядом на корточках.

– Это все, что нам нужно знать, дядя. Можно мне убить его?

Том встал и отрицательно покачал головой.

– Его жизнь принадлежит не мне, а твоему отцу. К тому же, если мы хотим отомстить за смерть твоей матери, этот убийца может нам еще понадобиться.

С поврежденным внутренним ухом Кадем не мог сохранять равновесие и упал, когда его сняли со шкуры, разрезали путы и поставили на ноги. Том приказал привязать его к стволам, на которых притащили тушу кабана. И носильщики, как мертвую дичь, поволокли его к берегу лагуны.

– С корабля ему будет трудней сбежать. Отвезите его на «Дар», – сказал Том Батуле. – Прикуйте на нижней палубе, и пусть его днем и ночью караулят твои самые надежные люди.

Сорок дней траура по Ясмини провели в лагере на берегу лагуны. Первые десять дней Дориан находился на грани смерти, переходя от беспамятства ко сну, иногда приходя в себя. Том, Сара и Мансур по очереди дежурили у его постели.

На десятое утро Дориан открыл глаза и посмотрел на Мансура. Он проговорил слабо, но отчетливо:

– Твою мать похоронили? Прочли все молитвы?

– Ее похоронили, и я молился на ее могиле за себя и за тебя.

– Это хорошо, сын мой.

Дориан забылся, но спустя час снова пришел в себя и попросил еды и питья.

– Ты выживешь, – сказала Сара, которая принесла чашку с бульоном. – Ты едва не умер, Дориан Кортни, но теперь ты будешь жить.

Успокоенный насчет судьбы Дориана, Том разрешил Саре и остальным женщинам заботиться о нем, и они с Мансуром занялись делами.

По приказу Тома Кадема каждый день выводили с нижней палубы и позволяли гулять под солнцем на свежем воздухе. Том проверял, хорошо ли его кормят и заживает ли рана на голове. Он не испытывал сочувствия к пленнику, но хотел сохранить его в хорошей форме: Кадем был важной составляющей планов Тома на будущее.

Том также приказал засолить свиную шкуру и подвесить к реям «Дара». Он почти ежедневно на беглом арабском допрашивал Кадема, заставляя того стоять в тени шкуры, висящей над его головой. Это служило постоянным напоминанием о судьбе, которая ждет Кадема, если он откажется отвечать.

– Как ты узнал, что корабль принадлежит мне и моему брату? – спросил он, и Кадем назвал имя купца на Занзибаре, который сообщил ему эти сведения, прежде чем удавка прервала его жизнь.

Том рассказал об этом Дориану, который уже настолько окреп, что мог сидеть без посторонней помощи.

– Итак, о нас известно шпионам Заяна аль-Дина на всех пристанях побережья от Доброй Надежды до Ормузда и Красного моря.

– И голландцы о нас знают, – согласился Дориан. – Кайзер пообещал, что все порты ВОК на Востоке будут для нас закрыты. Надо изменить очертания кливеров.

И Том занялся изменением внешности кораблей. Один за другим корабли вытаскивали на берег. Пользуясь приливом и отливом, Том наклонял корабли на суше. Вначале соскребали водоросли, наросшие на днище, и уничтожали проникших в древесину морских червей. Некоторые из этих отвратительных тварей были толщиной в большой палец человека и длиной в руку. Черви могут так проесть корпус, что он начнет походить на сыр и в ненастье способен переломиться. Дно кораблей покрыли смолой, и там, где полосы меди оказались сорваны, что и позволило червям проникнуть, обновили медное покрытие. Медное покрытие – единственное действенное средство. Затем Том сменил мачты и оснастку. На «Даре» он установил бизань-мачту. Они с Дорианом давно об этом говорили: добавочная мачта полностью изменила вид и ход корабля. Когда Том вывел корабль в открытое море на ходовые испытания, «Дар» легко маневрировал против ветра и дал добавочные два узла скорости. Том и Батула радовались успеху и рассказали об этом Дориану, который настоял на том, чтобы его отвели на берег и дали взглянуть самому.

– Во имя Господа, корабль снова свеж, как девственница.

– Надо дать ему новое имя, брат, – согласился Том. – Каким оно будет?

Дориан ни мгновения не колебался.

– «Месть».

Том видел по выражению лица Дориана, о чем тот думает, и не стал спорить.

– Прекрасное имя. – Он кивнул. – Наш прапрапрадед плавал с сэром Ричардом Гренвиллем на старой «Мести».

Корпус перекрасили в небесно-голубой цвет, потому что только такую краску прихватили с собой в изобилии; орудийные порты сделали темно-синими. Это придало «Дару» вызывающий, дерзкий вид.