— Двести пятьдесят фунтов, — улыбнулся Том. — Это откроет им глаза и заставит стучать зубы.

Они снова поднялись по неровной поверхности к наблюдательному пункту, откуда могли следить за приближающимся караваном. Задолго до появления колонны они увидели на открытой местности между деревьями облако пыли. Рабы по-прежнему шли по три и четыре в ряд, позванивая цепями.

По бокам шагали арабские стражники, а вожак в синем тюрбане, как и раньше, ехал впереди.

— Не слышно пения, — заметил Аболи.

Действительно, понял Том. Караваны рабов всегда идут с песней.

— Должно быть, не в настроении. Работорговцы их побили.

Но Аболи не унимался:

— Придумай причину получше, Клиб.

Том потер сломанный нос.

— Мы столкнулись с самыми мягкосердечными мусульманами во всей Аравии. Ты зря сотрясаешь воздух, Аболи, и испытываешь мое терпение. Они мои, и я их получу!

Аболи пожал плечами.

— Твоей вины тут нет, Клиб. Твой отец был упрям, и твой дед тоже. Это передается по наследству.

Том сменил тему.

— Думаешь, они остановятся перед ущельем на ночлег или войдут?

Аболи оценил высоту солнца.

— Если попытаются пройти сегодня, когда они доберутся до выхода, будет темно.

— Темнота нас устроит.

— Убери подзорную трубу, Клиб. Они близко.

Дориан остановил лошадь и приподнялся в седле, разглядывая вход в ущелье. Проход открывался постепенно; чем больше понижалась тропа, тем круче и выше становились бока. Дориан хорошо помнил это место: он запомнил его опасности, еще когда проходил по нему впервые. Самое подходящее место для засады. Он чувствовал, как покалывает шею сзади. Этому предчувствию опасности он по опыту привык доверять.

— Батула, возьми двух человек и разведай проход.

Именно так должен поступить благоразумный хозяин каравана.

— Делай вид, что ищешь признаки опасности, но если что-нибудь обнаружишь, не подавай виду. Возвращайся ко мне. Еще издалека крикни, что дорога свободна и безопасна.

Дориан спешился, и длинная колонна за ним остановилась, рабы легли на землю и опустили свою ношу. Мальчик-раб Ясси раскрыл для шейха зонт от солнца, потом раздул угли в медной жаровне, которую вез с собой за седлом.

Угли разгорелись, и Ясси поставил на них котелок с кофе.

Кофе закипел. Ясси с поклоном подал чашечку хозяину.

— Когда начнется бой, держись ближе ко мне, — прошептал Дориан Ясси. — Ни при каких обстоятельствах не бери оружие и не делай воинственных жестов. Если тебе будет угрожать враг, бросайся на землю и моли о пощаде. Если попадешь в плен, не давай им понять, что ты женщина, иначе тебя так и используют.

— Как прикажешь, хозяин. Но когда ты рядом, я ничего не боюсь.

— Помни, что я люблю тебя, малыш, и всегда буду любить.

— А я люблю тебя, хозяин.

Их прервал крик от входа в ущелье:

— Дорога чиста, и опасности нет.

Дориан поднял голову и увидел, что Батула машет копьем, на котором развевается голубой вымпел.

Дориан сел верхом и приподнялся в стременах, отдавая приказ. Больше ему ничего не нужно было делать: каждый человек знал свои обязанности. Караван тяжко двинулся в пасть из красного камня.

Каменные стены сомкнулись вокруг него. Это была старая слоновья дорога, и за долгие века ноги огромных животных выровняли каменный пол.

Дориан плотнее закутал рот и нос синей тканью и, не наклоняясь вперед, чтобы это не стало заметно, принялся разглядывать поверхность в поисках следов разбойников.

На камне следов нет, но это ничего не значит: эти опасные люди не могут быть столь беззаботными, чтобы оставлять заметные следы.

По мере сужения тропы ряды рабов сжимались, и вскоре люди шли плечом к плечу. Никто не разговаривал и не пел, потому что никто из арабов не умел подражать ритмам дикой Африки.

Высоко на стене прохода Дориан уловил движение, легкий промельк серого. Сердце его забилось быстрее. Потом он понял, что это всего-навсего маленькая газель из тех, что живут в горах. Газель стояла на камне, составив вместе все четыре крошечных копытца, подняв прямые рога и насторожив уши; большими испуганными глазами она смотрела вниз, на людей.

На половине прохода начинался крутой спуск. Там тропа проходила между двумя высокими порталами из выветренного камня и дальше тянулась по пролету естественных каменных ступеней. Дориан спрыгнул с седла и повел серого жеребца вниз по опасной тропе. Добравшись до дна, он оглянулся. Его чутье солдата протестовало против того, чтобы загонять людей в такую опасную тесноту: они сгрудились так плотно, что с трудом смогут взмахнуть оружием или поднять мушкет.

Он свел лошадь с тропы и прижался к стене, пропуская ряды рабов и стражников.

Теперь он осматривал стены ущелья в поисках блеска металла или движения головы на фоне неба. Ничего, а половина колонны уже спустилась по каменной лестнице. Вторая половина проходила мимо каменного портала. Сейчас должно начаться.

Момент выбран верный: они в настоящей ловушке. Дориан посмотрел на Ясси. Она стояла сразу за ним, сведя свою лошадь с тропы. И жалась к большому камню, чтобы пропустить идущих.

Дориан снова посмотрел на небо. В голубой вышине на распростертых крыльях плыл одинокий стервятник. Повернув голову, он смотрел на людское море.

«Терпение, мерзкая птица, — подумал Дориан. — Не успеет день угаснуть, как ты насытишься плотью».

Только он подумал это, как воздух с такой силой ударил по его барабанным перепонкам, что Дориан пошатнулся. Грудь зажало словно в гигантских тисках, а прочный камень под ногами задрожал.

Он увидел, как высоко в небо, к кружащему стервятнику, поднялся столб дыма, пыли и обломков красного камня. Потом земля разошлась, скала раскололась. Утес вздрогнул и накренился вперед. Он кренился так медленно, что Дориану хватило времени подумать: «Черный порох! Мне следовало догадаться. Они взорвали проход».

Рухнувший утес теперь падал быстрее, с грохотом покатились камни. За этим грохотом крики людей казались слабыми, тихими. Камни падали на идущих и заглушали их тщетные воззвания к богу. Проход был перегорожен, а длинный караван, словно питон, одним ударом разрублен надвое.

Дориан еще цеплялся за коня, в ушах у него звенело, голова кружилась. Но он уже увидел тучи стрел, которые сыпались на его людей, как стаи саранчи. Со стен по обе стороны прохода загремели мушкетные выстрелы. Горячий неподвижный воздух заполнил пороховой дым, и Дориан слышал, как свинцовые пули ударяют в камень и в плоть.

Сто или больше его людей погибли под лавиной.

От еще окутанных пылью камней спаслось менее пятидесяти его солдат. А прочие его силы отрезаны, на другой стороне ущелья. Дориан мгновенно понял, что преимущество перешло к нападающим; он знал, что в следующее мгновение они нападут, чтобы закончить свою кровавую работу, которую так удачно начали. Он сел в седло и выхватил ятаган.

Их с Батулой разделили, но это неважно: в такой тесноте драться трудно; когда физи спустятся, в ход пойдут только сабли и кинжалы.

Рабы, как он и приказывал, упали на землю.

Делая вид, что в ужасе жмутся к камням, они незаметно снимали цепи и вытаскивали оружие из тюков, которые несли на головах.

С высоты седла Дориан видел, что физи выбираются из засады и устремляются вниз по крутым стенам — чернокожие в боевых уборах из перьев на голове размахивают легкими щитами и ловко перепрыгивают с камня на камень, издавая свирепый воинский клич. Они были вооружены короткими копьями и тяжелыми дубинами. Затем, к своему изумлению, Дориан увидел за ними белого, потом еще одного и еще.

— Бог велик! — закричал Дориан.

Пригнувшиеся полуголые арабы, выпрямляясь навстречу нападающим и размахивая ятаганами, ответили на его крик.

— Бог велик! Аллах акбар!

Дориан поскакал вперед, чтобы занять позицию, с которой можно руководить боем, но тяжелая пуля из мушкета с глухим звуком ударила его коня в плечо, и тот, дергая ногами, упал.