Дориан понимал, что его людей постепенно оттеснят в проход, и там, в самом узком месте, их ждет последний бой. Надеясь на то, что посланные им наверх воины предупредят о нападении, он послал шесть человек в проход выбирать лучшее место для обороны.
Прошло почти три года с тех пор, как Дориан проходил здесь в последний раз, но он помнил особенно узкое место, со всех сторон ограниченное скалами. А когда нашел его, увидел: щель так узка, что едва пропустит груженого верблюда. За ним каменная осыпь; по приказу Дориана шестеро положили оружие и укрепили проход камнями, построив поперек него бруствер; за ним обороняющиеся смогут укрываться.
Верблюдов отвели глубже в проход, за следующий поворот, и Дориан убедился, что они оседланы и готовы унести седоков, когда враг прорвет преграду.
Ибрисам любовно застонала, увидев его, и он погладил ее по голове и лишь потом вернулся к входу в ущелье.
Люди, которых он отправил в скалы, были на месте, над ним, другие расположились вдоль карниза. Они заряжали дополнительные мушкеты, оставленные принцем, и укладывали их рядом с собой.
Когда придется трудно, это даст возможность сделать лишний выстрел.
Дориан сел на карниз и посмотрел вниз на врага. Хотя солнце стояло высоко и пекло невыносимо, на белых соляных равнинах кипела деятельность. По-прежнему подходили вооруженные отряды, увеличивая число врагов, турецкие офицеры ездили взад и вперед вдоль подножия бархана, изучая местность. Их шлемы и оружие блестели, и над ними висела мерцающая пелена белой пыли.
Неожиданно прямо под местом, где сидел Дориан, началось еще более бурное движение, протрубила фанфара. Под эти звуки приближался небольшой отряд всадников с зелеными и алыми вымпелами — цвета Блистательной Порты. Командование вражескими силами! Когда всадники приблизились, Дориан стал с интересом их рассматривать. Он разглядел в центре группы двух человек, которые, судя по их великолепной одежде и богатым турецким чепракам верблюдов, были военачальниками высшего ранга. Один был с круглым бронзовым щитом и в бронзовом шлеме со стальным забралом. Турецкий генерал, решил Дориан и обратил внимание на второго человека — араба. Даже на таком расстоянии в нем было что-то знакомое, и Дориан тревожно заерзал. Этот человек закутан в тонкое шерстяное одеяние; видно, что он крупный мужчина. Лента на голове с золотой филигранью, ножны кривого кинжала на поясе тоже украшены золотом.
Даже на ногах золотые сандалии. Настоящий франт.
— Будь я проклят, если не знаю его!
Дориан рылся в памяти, пытаясь вспомнить имя, потому что уверенность в том, что он знает этого человека, становилась все сильнее.
Отряд остановился у бархана, за пределами досягаемости мушкетов людей Дориана, и турецкий командир поднес к глазу подзорную трубу и всмотрелся в устье прохода.
Он неторопливо обозрел склон, опустил трубу и заговорил с военачальниками, которые подобострастно стояли за ним. Те тут же разбежались и начали отдавать приказы ожидающим эскадронам.
Снова началась лихорадочная деятельность. Неприятель делал именно то, что предвидел Дориан: немного погодя сотни тяжеловооруженных людей уже карабкались наверх по обе стороны от прохода.
Они держались вне пределов досягаемости огня обороняющихся, но Дориан знал, что, достигнув карниза, они попытаются с обеих сторон напасть на проход.
— Аль-Салил! Пожиратели навоза турки снова поднимаются к нам.
Наблюдатели Дориана сверху, с утесов, докладывали ему, что происходит. Со своих мест они видели больше его и предупредили, когда первые вражеские солдаты добрались до карниза и начали продвигаться к центру.
— Стреляйте, когда они окажутся в пределах досягаемости, — крикнул Дориан, и в скалах сразу прозвучали выстрелы. Воины-соары стреляли сверху, турки отвечали на их огонь снизу. Изредка слышались крики раненых, но наблюдатели сверху предупреждали, что турки постепенно приближаются к позиции, откуда могут предпринять первую атаку на вход в ущелье.
Хотя военные действия отвлекали его, Дориан продолжал наблюдать за арабом в золоте, который ехал рядом с турецким генералом. Наконец из тыла показался обоз навьюченных верблюдов, с них сгрузили раскрашенный кожаный навес. Двадцать человек развернули его, установили на белой равнине и разложили в его тени ковры и подушки. Турецкий генерал спешился и занял место на подушках под навесом. Араб-франт заставил своего верблюда лечь и неуклюже слез с него. Он вслед за турком пошел под навес, и теперь Дориану были видны его плечи и вислый живот под шерстяным одеянием. Не прошел он и нескольких шагов, как Дориан заметил его хромоту: щеголь берег правую ногу. Этого хватило, чтобы память ожила. Дориан вспомнил драку на ступенях древнего мавзолея в зенане Ламу и падение, при котором его противник сломал ногу.
— Заян! — прошептал он. — Заян аль-Дин!
Старинный недруг с детских времен теперь в наряде оманского принца и во главе армии.
Дориан почувствовал, как вспыхнули старая вражда и ненависть. Заян снова его враг. Но что он здесь делает? Охотится на собственного отца? Дориан был удивлен.
«Знает ли он, что я тоже здесь?»
Он пытался разобраться в этом неожиданном, непредвиденном повороте событий. Заян так давно находится при дворе в Маскате, что, вероятно, втянут в сложный водоворот царских интриг. Возможно, его этому учил и к этому побуждал дядя-калиф.
Если Заян не изменился и остался таким, каким его помнил Дориан, он должен был охотно погрузиться в придворные интриги. Ясно, что он стал пешкой в игре Блистательной Порты. Возможно, именно с ним связана капитуляция Омана перед турками.
— Коварная свинья, предатель, — пробормотал Дориан, с отвращением глядя на Заяна сверху вниз. — Ты готов продать свою страну и свой народ, даже родного отца. А какова цена? Какую цену предложила тебе Порта, Заян? Сесть на трон турецкой марионеткой в Маскате?
Заян аль-Дин уселся в тени навеса рядом с командующим, и слуга подал ему чашку. Заян принялся пить, и Дориан увидел, что он отрастил тощую спутанную бороду, но щеки у него гладкие и полные. Он смотрел прямо на Дориана, который снял кефию и потряс золотыми кудрями. Чашка выпала из рук Заяна — он узнал Дориана.
Дориан весело помахал ему. Заян не ответил, но как будто осел, прижался к земле, точно разбухшая жаба. В этот миг справа на карнизе послышалась ружейная стрельба, и Дориан отвлекся, чтобы отразить нападение с этой стороны.
— Берегись, аль-Салил! — крикнул один из наблюдателей. — Они идут!
— Сколько их? — крикнул Дориан и присел за камнем рядом с Ахмедом.
— Много! — послышалось в ответ. — Слишком много.
С этой стороны утесы образовали равный контрфорс, который поворачивал вокруг самого себя и не давал разглядеть карниз больше чем на двадцать шагов. Но из-за этого поворота с карниза доносились голоса и шаги, когда турки двигались вперед; звякали о камень бронзовые щиты, скрипела кожа доспехов и ножен.
— Готовьтесь, — негромко сказал своим людям Дориан. — Подождите. Пусть подойдут ближе.
Неожиданно из-за поворота карниза показались турки и бросились прямо на них. Карниз позволял встать в ряд только троим, но остальные шли за ними, наступая им на пятки.
— Аллах акбар! — вопили турки. — Бог велик!
Впереди двигался высокий рябой человек в стальном сарацинском шлеме, в кольчуге, с топором в руках. Он опередил товарищей и выбрал Дориана. Глядя ему в глаза, он шел прямо на него, обеими руками держа топор над головой.
Он был на расстоянии вытянутой руки. Ствол джезейла почти коснулся его лица и тогда Дориан выстрелил. Пуля попала турку в горло, он упал на колени, зажимая рану. Между его пальцами показалась густая вязкая кровь из перебитой артерии, и турок ткнулся лицом в землю.
Дориан отбросил разряженный мушкет, схватил лежавший рядом заряженный и взвел курок. Новый турок перескочил через умирающего, и Дориан выстрелил ему в грудь. Тот упал на каменный карниз, дергаясь и корчась.
Враги появлялись по трое, но сразу за ними шли другие и спешили занять место павшего.