Через несколько дней миссис Битти и ее младшие дочери снова появились на палубе; вначале они были бледны и вялы, но вскоре повеселели. Очень скоро Агнес и Сара стали любимицами экипажа. Но особенно они привязались к Тому, которого окружили поклонением, и, чтобы сбежать от них, Том уговорил Аболи разрешить ему подняться на мачты без согласия отца. Оба знали, что получить такое разрешение от Хэла будет нелегко.

Выйдя на смену утренней вахты, Хэл обнаружил Тома в тридцати футах над палубой; тот, уверенно стоя босыми ногами на леере, помогал убирать главный топсель. Хэл застыл на полушаге, запрокинув голову и думая, как отдать такой приказ, чтобы Том вернулся на палубу, не угадав озабоченности отца. Он повернулся к штурвалу, увидел, что все офицеры незаметно наблюдают за ним, и небрежно подошел к стоявшему у поручня Аболи.

— Я помню, как ты в первый раз поднялся на грот-мачту, Гандвейн, — негромко сказал Аболи. — Это было в бурном море у побережья Агуласа. Ты сделал это, хоть я и запретил тебе подниматься выше главной ванты. Ты был тогда на два года моложе, чем Клиб теперь, и ты всегда был сорванцом. — Аболи неодобрительно покачал головой и плюнул за борт. — Твой отец, сэр Фрэнсис, хотел тебя высечь. Зря я ему помешал.

Хэл отчетливо помнил тот случай. То, что начиналось как мальчишеская дерзость, завершилось ужасом, когда он цеплялся за грот-мачту в ста футах над палубой; картины палубы сменялись видами зеленых волн, корабль раскачивался и дрожал, за его кормой оставался пенный след. Неужели Тому на два года больше, чем ему тогда? Рея, на которой стоит сейчас его сын, ниже середины грот-мачты.

— Мы с тобой видели, как падают с грот-реи, — проворчал он. — Кости ломаются так же, как при падении с самого верха.

— Клиб не упадет. Он цепкий как обезьяна. — Аболи неожиданно улыбнулся. — Должно быть, это у него в крови.

Хэл ничего не ответил на это замечание и вернулся в каюту, будто бы для того, чтобы сделать запись в журнале, но на самом деле чтобы не видеть сына на реях.

Весь остаток утра он ожидал, что услышит над головой тяжелый удар тела о палубу или крик «Человек за бортом!» Когда в дверь каюты постучали и Том, светясь от гордости, просунул голову внутрь, чтобы передать сообщение вахтенного офицера, Хэл подавил дрожь облегчения и прижал сына к груди.

Вошли в штилевую полосу. Корабль стоял на воде со спущенными парусами, и за его кормовым подзором не было даже ряби. В середине утра Хэл сидел в своей каюте с Большим Дэниелом, Недом Тайлером и Уилсоном. Они в очередной раз слушали рассказ Уилсона о захвате «Минотавра» Джангири. Хэл хотел, чтобы все его офицеры точно знали, чего ожидать; хотел выслушать их предложения насчет того, как лучше вызвать пирата на бой или обнаружить его убежище.

Неожиданно Хэл осекся и наклонил голову. На палубе наверху происходило что-то необычное, раздавались шаги, звучали голоса и смех.

— Прошу прощения, джентльмены.

Он встал, быстро поднялся по трапу и осмотрелся.

Все свободные от вахты матросы собрались на палубе; казалось, сюда явился вообще весь экипаж. Все, запрокинув головы, смотрели на грот-мачту. Хэл посмотрел туда же.

Том сидел боком на грот-рее и подбадривал Дориана.

— Давай, Дорри. Не смотри вниз.

Дориан висел под ним на снастях грот-мачты. На мгновение Хэлу почудилось, что мальчик застыл на высоте в восемьдесят футов, но вот Дориан сдвинулся с места. Он сделал осторожный шаг вперед, потом ухватился за веревку над головой и сделал еще шаг.

— Вот так, Дорри! Давай дальше!

Гнев Хэла обострил страх за ребенка. «Нужно было высечь его, когда он впервые исполнил этот трюк на снастях», — подумал Хэл, подошел к рулю и достал из скобы рупор. Но прежде чем он поднес его ко рту и окликнул мальчиков, к нему подошел Аболи.

— Сейчас неразумно пугать их, Гандвейн. Дориану нужны обе руки и голова, чтобы справиться.

Хэл опустил рупор и затаил дыхание — Дориан, перебирая руками, шел по рее.

— Почему ты не остановил их, Аболи? — яростно спросил он.

— Они меня не спрашивали.

— Даже если бы спросили, ты бы разрешил, — упрекнул Хэл.

— По правде сказать, не знаю, — пожал плечами Аболи. — Каждый мальчик становится мужчиной по-своему и в свой срок. — Он продолжал смотреть на маленького мальчика на рее. — Дориан не боится.

— Откуда ты знаешь? — рявкнул Хэл вне себя от страха.

— Посмотри, как он держит голову. Последи за его руками и ногами, когда он перехватывается и переступает.

Хэл ничего не ответил. Он видел, что Аболи прав. Трус цепляется за веревки и закрывает глаза, его руки дрожат, и от него несет ужасом. Дориан двигался, высоко подняв голову и глядя вперед. Все на корабле не сводили с него глаз и напряженно молчали.

Том протянул брату руку.

— Почти на месте, Дорри!

Но Дориан не принял его руки — с видимым усилием он подтянулся и сел рядом с братом. Несколько мгновений он переводил дух, потом закинул голову и издал торжествующий крик.

Том покровительственно положил руку ему на плечо и обнял.

Даже на таком удалении от палубы видны были их сияющие лица.

Экипаж разразился приветственными криками. Дориан снял с головы шапку и помахал ею.

Они с Томом уже были любимцами экипажа.

— Он был готов, — сказал Аболи. — И доказал это.

— Мой Бог, да он же еще ребенок! Я запрещу ему подниматься на ванты! — взорвался Хэл.

— Скоро в бой, а мы с тобой оба знаем, что самое безопасное место для парня — марс на грот-мачте.

Истинная правда. Когда Хэл был в таком возрасте, его позиция по боевому расписанию всегда была на марсе, потому что стреляет враг по корпусу, а когда корабль берут на абордаж, тот, кто наверху, оказывается вне опасности.

Несколько дней спустя Хэл изменил расписание, поместив Тома и Дориана на время боев на марс.

Что делать с Гаем, он не знал — тот не проявлял ни малейшей склонности покинуть безопасность главной палубы. «Может, сделать его помощником лекаря в лазарете?» — подумал Хэл. Но вынесет ли Гай вид крови?

В полосе штиля ветер играл с ними. Через несколько дней он окончательно улегся, и море стало маслянисто спокойным.

Жара давила на корабль, дышалось с трудом, из всех пор выступал пот.

Те, кто находился на палубе, искали защиты от солнца в тени парусов. Иногда гладкую поверхность воды на горизонте словно трогала лапой кошка, легкий ветерок наполнял паруса и час или день нес корабль.

Когда ветер, капризный и непостоянный, снова стихал и корабль замирал на воде, Хэл проводил боевые учения экипажа. Упражнялись с огнестрельным оружием, вахта соревновалась с вахтой в быстроте: зарядить, выстрелить, снова зарядить. Стреляли из мушкетов, а мишенью служил брошенный за борт пустой бочонок.

Потом Хэл доставал из стоек абордажные сабли, и Аболи и Дэниел упражнялись с командой в фехтовании. Том вместе со всей вахтой участвовал в этих учениях, и Дэниел не раз просил его продемонстрировать остальным какой-нибудь прием.

Хэл подобрал лучших моряков — почти все они уже побывали в боях и были хорошо знакомы с пистолетами и саблями, абордажными пиками и топорами, умели обслуживать пушки. Через две-три недели он понял, что это лучший боевой экипаж, каким ему приходилось командовать. Моряков объединяло качество, которое Хэлу трудно было определить; Хэл не нашел для него лучшего слова, чем рвение. Они были точно охотничьи псы, почуявшие запах добычи, и он с радостью вел их в бой.

Они оставили Мадейру и Канарские острова далеко за восточным горизонтом, но корабль углублялся в полосу штиля, и его продвижение замедлялось. Иногда он целыми днями стоял на месте под безжизненно повисшими парусами, а поверхность океана вокруг была гладкой и блестящей, как будто ее полили маслом; виднелись только обрывки саргассовых водорослей и рябь — это летучие рыбы взлетали над поверхностью. Солнце жгло непрерывно и безжалостно.