Большинство сразу заболели морской болезнью, и потребовалось много дней, чтобы они привыкли к морю. Диета из сухарей и соленого мяса расстроила их пищеварение. Они тосковали по каше из проса и по калабасам с молоком и кровью. Им никогда не приходилось жить в таком тесном пространстве и не хватало простора саванн.

Они страдали от холода, потому что даже в тропическом море пассаты холодны, а теплое Мозамбикское течение гораздо прохладнее пропеченных солнцем равнин саванны. Хэл приказал Альтуде, который заведовал корабельными запасами, раздать воинам куски парусины, и Аболи показал им, как шить набедренные повязки и брезентовые куртки.

Но когда Аболи приказал группе воинов вслед за Джири, Матеси и Киматти подниматься на мачты и убирать паруса, они забыли о всех прошлых бедах. В головокружительной сотне футов над палубой и кипящим морем, на раскачивающихся мачтах, эти воины, каждый из которых убил своего льва, испытали настоящий ужас.

Аболи поднялся туда, где они беспомощно цеплялись за ванты, и принялся насмехаться:

— Вы только поглядите на этих красивых девственниц. Вначале мне показалось, что среди них есть мужчины, но теперь вижу, что всем им, чтобы помочиться, нужно присесть.

Он стоял на раскачивающейся рее и смеялся над ними, потом пробежал по рее до конца, исполняя воинский танец со множеством прыжков. Один из амадода больше не смог терпеть насмешки. Он отпустил канат, за который цеплялся мертвой хваткой, и двинулся по рее туда, где, подбоченясь, стоял Аболи.

— Один мужчина нашелся! — рассмеялся Аболи и обнял его.

За следующую неделю трое воинов упали с реи, стараясь повторить этот подвиг. Двое упали в море, но прежде чем Хэл сумел повернуть корабль и вернуться, с ними разделались акулы. Третий упал на палубу, и его смерть была самой легкой. После этого несчастных случаев больше не было, и амадода, с детства привыкшие взбираться на самые высокие деревья за медом и птичьими яйцами, вскоре легко работали на мачтах.

Когда Хэл приказал принести пики и раздать воинам, те завопили и заплясали от радости, потому что с малолетства научились действовать копьем. Пики с тяжелыми древками и острыми металлическими наконечниками им нравились. Аболи приучал их сражаться на тесных пространствах корабля. Он показал им, как строить классическую римскую черепаху, когда щиты перекрывают друг друга, как чешуя броненосца. В таком строю на вражеской палубе их было не остановить.

Хэл приказал разложить под полуютом тяжелую циновку из пакли — мишень. Когда амадода привыкли к тяжести пик и научились уравновешивать их, они смогли метать пику с одного конца корабля на другой, так что наконечник глубоко вонзался в жесткие волокна. Они упражнялись с таким желанием, что двое были убиты раньше, чем Аболи сумел внушить им, что это только учебные бои и в них не нужно сражаться до смерти.

Затем пришло время знакомить их с большим английским луком. Их собственные луки были короткими и маленькими по сравнению с ним, и воины с сомнением поглядывали на шестифутовое оружие, пытались натянуть тетиву и качали головами. Хэл взял у одного из них лук и наложил стрелу. Посмотрев вверх, он увидел над мачтой одинокую черно-белую чайку.

— Если я собью эту птицу, съедите ее сырой? — спросил он, и все захохотали его шутке.

— Съем с перьями, — крикнул один из воинов, самый дерзкий, по имени Ингве, то есть Леопард.

Гибким движением Хэл натянул лук и выпустил стрелу. Она полетела, меняя направление по ветру, и все изумленно закричали, когда стрела пробила белоснежную грудь, и птица сложила широкие крылья. Комок крыльев и перепончатых лап упал на палубу к ногам Хэла. Один из амадода схватил птицу, и все под изумленные возгласы стали рассматривать ее, передавая друг другу.

— Не вырывайте перья, — предупредил Хэл. — Вы испортите Ингве обед.

С этого мгновения они страстно полюбили длинный английский лук и в течение нескольких дней превратились в первоклассных лучников. Когда Хэл привязал к тросу пустую бочку, которая на буксире следовала в кабельтове за кораблем, воины стали стрелять в нее, вначале поодиночке, потом залпами, как английские лучники. И когда бочку вытащили на палубу, она щетинилась стрелами, как спина дикобраза; из каждых десяти выпущенных стрел вернули по семь.

И только в одном деле амадода не проявляли никакого рвения — в обслуживании больших кулеврин. Ни угрозы, ни насмешки Аболи не помогали: воины приближались к орудиям с суеверным страхом. И каждый раз, как гремел залп, завывали:

— Колдовство! Гром небесный!

Хэлу пришлось разработать новое расписание вахт: в боевой обстановке белые моряки обслуживали орудия, амадода управлялись с парусами и становились абордажной группой.

Неподвижный облачный столб в двадцати лигах впереди обозначил остров Занзибар. Кокосовые пальмы окаймляли белые пляжи залива, но массивные стены крепости были еще белей и ослепляли на солнце, как ледяные бока айсбергов. Крепость сто лет назад построили португальцы, и до последнего десятилетия она обеспечивала господство Португалии на торговых путях вдоль всего восточного побережья Африки.

Позже оманские арабы под водительством своего воинственного повелителя Ахмеда Эль-Гранга Леворукого, приплыли на военных дау, напали на португальцев и перебили почти весь гарнизон. Потеря крепости означала начало упадка португальского влияния на побережье, и их место в торговле заняли арабы.

Хэл рассматривал крепость в свою подзорную трубу и заметил исламский флаг над башней и неровные ряды пушек на стенах. Орудия, способные потопить любой вражеский корабль, который попытается войти в залив.

Хэл ощутил, как холодок предчувствия пробежал по спине: если он присоединится к силам Пресвитера, то станет врагом Ахмеда Эль-Гранга. И однажды эти большие орудия могут обстрелять «Золотой куст». Между тем нужно наилучшим образом использовать возможность побывать в лагере оманских арабов в качестве нейтрального корабля и собрать как можно больше сведений.

Гавань была забита маленькими судами, в основном мусульманскими дау из Индии, Аравии и Муската. Но среди них стояли и два больших корабля, один под испанским флагом, другой под французским. Хэлу они не были знакомы.

Всех этих купцов привлекали в Занзибар богатство Африки, золото Софалы, гуммиарабик, слоновая кость и бесконечный приток людей на рынок рабов. Каждый сезон, когда пассаты приносили сюда барки из-за мыса Доброй Надежды и со всех просторов Индийского океана, здесь на рынке продавали по семь тысяч рабов: мужчин, женщин и детей.

Приветствуя крепость, Хэл приспустил вымпел и положил «Золотой куст» в дрейф, не убирая паруса. По его приказу полные сил амадода под руководством Аболи сняли с якоря и свернули парусиновый чехол, и якорь со всплеском ушел в чистую воду. Почти немедленно корабль окружило множество лодок, предлагавших всевозможные товары: от фруктов и свежей воды до маленьких мальчиков. Хозяева приказывали мальчикам наклоняться над банкой, поднимать одежду и демонстрировать изголодавшимся морякам, собравшимся у борта, маленькие коричневые ягодицы.

— Красивые мальчики для развлечений! — выкрикивали сутенеры на ломаном английском. — Их зад как спелое манго.

— Мистер Тайлер, спустите шлюпку, — приказал Хэл. — Я отправляюсь на берег. Со мной Альтуда, мастер Дэниел и десять ваших лучших людей.

Они подплыли к каменным ступеням причала под стенами крепости, и Большой Дэниел первым выпрыгнул на берег, чтобы проделать проход в толпе продавцов, демонстрировавших свои товары. Купцы и матросы с других кораблей разглядывали груды слоновьих бивней, плиты ароматного гуммиарабика, связки страусовых перьев и рогов носорога. Они торговались из-за ковров из Муската и заткнутых полых игл дикобраза, забитых зернами золота, намытого в Софале и реках в глубине Африки. Работорговцы предлагали вероятным покупателям осмотреть зубы рабов, пощупать мышцы мужчин или приподнять передники девушек, скрывавшие их прелести.

С этого торжища Большой Дэниел провел группу в сектор города, где здания с разных сторон улицы почти соприкасались, закрывая дневной свет. От открытых канав, которые уносили стоки в гавань, исходило такое зловоние человеческих экскрементов, что можно было задохнуться.