— Ладно, ладно, старая шлюха, — говорил Оливер, вытаскивая пустые ведра. — У тебя нет ничего такого, что заставило бы меня хоть на минуту задержаться.

Когда Оливер ушел, Зельда прошла в главную каюту и заговорила с хозяйкой. Минутой позже она пропустила в дверь Катинку. Катинка остановилась у ванны, над которой курился пар, и коснулась пальцем воды. Резко вскрикнула и отдернула руку. Зельда с извинениями подбежала и добавила холодной воды из ведра, стоявшего рядом с ванной. Катинка снова проверила температуру. На этот раз она довольно кивнула и села на стул. Зельда встала за ней, обеими руками приподняла великолепный каскад сверкающих волос, закрепила его на голове и заколола, как сноп спелой пшеницы.

Катинка наклонилась вперед и кончиками пальцев протерла на затуманенной поверхности зеркала небольшое окошко. И принялась рассматривать свое отражение в этом кружке. Высунула язык, проверяя, нет ли на нем белой пленки. Язык походил на розовый лепесток. Затем она широко раскрыла глаза и всмотрелась в их глубину, касаясь кончиками пальцев кожи под ними.

— Смотри, какие ужасные морщины! — воскликнула она.

Зельда категорически отвергла эти слова:

— Нет ни единой!

— Не хочу стареть и становиться уродливой.

На лице Катинки появилось трагическое выражение.

— Тогда вам лучше умереть прямо сейчас! — ответила Зельда. — Это единственный способ избежать старости.

— Какие ужасные вещи ты говоришь. Ты так жестока со мной, — пожаловалась Катинка.

Хэл не понимал, о чем они говорят, но ее голос тронул его до глубины души.

— Послушайте, — уговаривала Зельда. — Вы сами знаете, что раскрасавица.

— Правда, Зельда? Ты на самом деле так считаешь?

— Да. И вы тоже. — Зельда подняла ее на ноги. — Но если сейчас не выкупаетесь, будете вонючая раскрасавица.

Она расстегнула платье хозяйки, встала за ней, сняла платье через голову, и Катинка осталась перед зеркалом нагая. Невольный возглас Хэла заглушила переборка и легкие поскрипывания корабельного корпуса.

От стройной шеи до тонких лодыжек тело Катинки образовало поразительно красивую чистую линию. Ягодицы выступали двумя симметричными полушариями, как два страусиных яйца, которые Хэл видел на рынке в Занзибаре. Под коленями были детские, уязвимые ямочки.

Отражение Катинки в зеркале было неотчетливым, и она на нем не задержалась. Отвернулась от зеркала и встала лицом к Хэлу. Он увидел ее груди. Большие для таких узких хрупких плеч. Каждая заполнила бы его горсть, но они не абсолютно круглые, как он думал.

Он смотрел на них, пока у него не начали слезиться глаза и не пришлось моргнуть. Тогда он опустил взгляд, скользнул по очаровательному животу к завиткам волос между бедрами. В свете лампы они блестели чистым золотом.

Катинка долго, дольше, чем он смел надеяться, стояла так, глядя в ванну, пока Зельда из бутылочки наливала туда и размешивала рукой ароматное масло. Катинка продолжала стоять, перенеся тяжесть тела на одну ногу, так что ее стан соблазнительно изогнулся; на ее лице появилась легкая улыбка; Катинка медленно сжала один сосок большим и указательным пальцами. На мгновение Хэлу показалось, что она смотрит прямо на него, и он начал виновато отодвигаться от глазка.

Но потом понял, что это иллюзия: Катинка перевела взгляд на толстую маленькую розовую ягоду, что торчала из ее пальцев.

Она медленно разминала сосок, и на глазах у изумленного Хэла тот начал менять цвет и форму. Сосок разбух, затвердел и потемнел. Хэл ничего подобного и представить себе не мог: это маленькое чудо должно было вызвать у него преклонение, но вместо этого словно когтями терзало его промежность.

Зельда подняла голову от ванны и, увидев, что делает хозяйка, резко ей выговорила. Катинка рассмеялась и показала язык, но отняла руку и ступила в ванну. Со вздохом наслаждения она опустилась в горячую ароматную воду, так что над краем виднелись только ее золотые волосы.

Зельда хлопотала над ней, натирала мылом фланелевую тряпочку, потом принялась мыть хозяйку, бормоча похвалы и хихикая в ответ на реплики Катинки. Неожиданно она откинулась и сказала что-то Катинке; та встала, и мыльная вода каскадом полилась с ее тела. Теперь она стояла спиной к Хэлу, ее ягодицы порозовели от горячей воды. Она послушно поворачивалась, позволяя Зельде по очереди натирать мылом ее длинные ноги.

Наконец Зельда распрямилась и вышла из каюты. Как только она исчезла, Катинка, по-прежнему стоя в ванне, посмотрела в зеркало. И Хэлу снова показалось, что она смотрит прямо ему в глаза. Но это длилось всего мгновение; Катинка медленно и сладострастно наклонилась. Ее ягодицы при этом изменили форму. Катинка заложила руки за спину.

Она взяла ягодицы этими маленькими белыми руками и медленно развела их в стороны. На этот раз, увидев открывшуюся его взгляду глубокую щель, Хэл не смог сдержать возглас.

В каюту вернулась Зельда с грудой полотенец. Катинка распрямилась, и зачарованное ущелье исчезло, его тайны вновь скрылись от глаз Хэла. Катинка вышла из ванны, и Зельда набросила ей на плечи полотенце, свисавшее до лодыжек. Распустила волосы хозяйки и расчесала их, потом сплела в длинный толстый золотой канат. Встала за Катинкой и подняла платье, чтобы надеть через голову хозяйки, но Катинка покачала головой и отдала какой-то категорический приказ. Зельда возразила, но Катинка настаивала, и служанка повесила платье на спинку стула и с явным недовольством вышла из каюты.

Как только она вышла, Катинка уронила полотенце на пол и, снова нагая, подошла к двери и закрыла ее на засов. Потом повернулась и исчезла из поля зрения Хэла.

Он видел в зеркале неясные движения, но не мог понять, что она делает, но вдруг к его испугу и изумлению ее розовые губы по ту сторону оказались в дюйме от отверстия, и она злобно прошипела:

— Грязный маленький пират!

Она говорила по-латыни, и он отшатнулся, словно на него выплеснули котелок кипятка.

Даже в смятении он почувствовал себя оскорбленным и, не задумываясь, ответил:

— Я не пират. У моего отца каперское свидетельство.

— Не смей возражать.

Она то и дело переходила с латыни на датский или английский. Но ее голос звучал резко, как бич.

И снова он стесненно ответил:

— Я не хотел вас оскорбить.

— Когда мой благородный муж узнает, что ты подглядывал за мной, он пойдет к твоему отцу-пирату, и тебя высекут на треножнике, как секли сегодня утром.

— Я не подглядывал…

— Лжец! — Она не дала ему закончить. — Грязный лживый пират.

На миг у него перехватило дыхание от потока оскорблений.

— Я только хотел…

Ее ярость вспыхнула снова.

— Я знаю, что ты хотел. Ты хотел посмотреть на мою катти … — он знал, что по-голландски это кошечка, — а потом взять свой кук в руки и ласкать его.

— Нет! — почти закричал Хэл. Откуда она знает его позорную тайну? Он был в ужасе.

— Тише! Зельда услышит, — снова зашептала она. — Если тебя поймают, тебя ждет плеть.

— Пожалуйста, — шептал он в ответ. — Я не хотел ничего плохого. Простите меня. Я не хотел.

— Тогда покажи мне. Докажи свою невиновность. Покажи мне твой кок.

— Не могу.

Его голос дрожал от стыда.

— Встань. Прижми его к отверстию, чтобы я увидела, лжешь ли ты.

— Нет. Не заставляйте меня это делать.

— Быстрей… или я закричу и позову мужа.

Он медленно встал. Глазок был точно на уровне его измученных болью гениталий.

— Теперь покажи. Раскрой брюки, — приказывал ее голос.

Медленно, стыдясь и робея, он поднял парусину; не успел он это сделать, как его пенис выпрыгнул наружу, словно распрямившаяся упругая ветвь. Он знал, что Катинка потеряла дар речи от отвращения, увидев такое. Через минуту напряженного молчания, самую долгую минуту в жизни, он начал опускать парусину.

Она немедленно остановила его дрожащим (он решил, что от отвращения) голосом, так что он с трудом понимал ее ломаную английскую речь.

— Нет. Не прикрывай срам. Эта твоя штука выдает тебя. Ты по-прежнему утверждаешь, что невиновен?