Перед домом жениха родители мужа снова благословляли молодых, посыпали их житом, куриными перьями. Первым в дом заходил дружка, трижды кнутом «крестя» двери. Невесту «бабили», т.е. переодевали в другое платье, заплетали две косы и надевали на нее повойник. В Ярославичах невеста, входя после венчания в первый раз в дом мужа, стремилась прикоснуться к печи, а вороша в жаратке угли, произносила: «Я волк, вы овцы, бойтесь меня», пытаясь, видимо, обеспечить себе более независимое положение в семье. Молодых усаживали в передний угол на подушки, которые кнутом «окрестил» дружка. Если участие священника зависело от материального состояния семьи, то колдуна приглашали обязательно. За столом ему отводилось почетное место. На стол подавался горшок с кашей, пустой горшок разбивали о печь с приговором: «У наших молодых пустых горшков не бывает».

Затем молодых уводили отдыхать до окончания свадебного обеда в горницу, летом - в клеть. Брачное ложе готовили с разными предосторожностями, его трижды «крестил» кнутом дружка, в некоторых местах под подушками оставляли можжевельник. Молодых закрывали на замок.

Утром молодых обычно будила вожея или дружка. Доказательства невинности новобрачной публично не демонстрировали. Молодуха, первый раз подходя к рукомойнику, вешала полотенце, а сверху набрасывала второе. Полагалось обязательно истопить баню. Первыми шли молодые, после них в баню везли на санях свекровь. После мытья свекровь надевала рубаху и пояс, подаренную невесткой или невестка сама после бани одевала рубаху на свекровь и подпоясывала ее поясом.

На второй день свадьбы устраивали «княжеский» («княжой») стол. После обеда невеста одаривала родню жениха. Старшие в роду женщины - свекровь, крестная мать и тетки мужа - получали рубахи, остальные - рукава (верхнюю часть рубахи), платки, пояса. Мужчинам дарили рубахи, полотенца, ткань. Дары вручал дружка. Стремясь предохранить родню мужа от возможной порчи со стороны чужого рода, дружка поднимал дары кнутовищем, встряхивал и вручал их прямо с кнутовища. После «княжеского стола» устраивали шумные катания молодых на лошадях, украшенных свадебными полотенцами, лентами, колокольчиками.

Через трое суток молодые с родителями мужа ездили в дом невесты за приданым. За обеденным столом первым блюдом подавалась яичница, а присутствующие внимательно следили, как молодой муж приступал к еде. Если он ел ее аккуратно с краю, значит, невеста была девственницей, если выхватывал ложкой с середины, то не сберегла себя. Самой ценной частью приданного являлась корова. У вепсов говорили: «Lehm tanhal, a lotina pertis» (Корова в хлеву, обед в избе). Такой была традиционная свадьба по сватовству.

Особой формой брака являлся брак уводом или самоходкой. В.Н. Майнов пишет, что «в прежние времена в большом ходу были браки уводом, затем эти браки утеряли свое значение и продолжаются даже и теперь, но с ведома родителей невесты. Исследователям он казался менее интересным, и по нему имеется немного сведений. В этом браке главное решение было за девушкой. По сговору с парнем, но при согласии его родителей, девушка с беседы шла на ночь к будущему мужу. Утром молодые вместе шли к родным девушки мириться. Примирение не всегда было быстрым. Причиной чаще всего была взаимная любовь молодых и боязнь, что родители девушки не выдадут ее за любимого. Иногда такой брак совершался с согласия всех заинтересованных сторон, так как семьи не тратились на свадебные расходы. Затем свадьба проводилась по сокращенному варианту с обязательным венчанием.

По описаниям свадебной обрядности в работах дореволюционных исследователей и краеведов и материалам своих полевых исследований В.П. Кузнецова провела сравнение вепсской и севернорусской свадебной обрядности. Автор отмечает, что хотя их основные этапы совпадают (сватовство, поручение-рукобитье, посещение невестой родительской могилы, девичья баня; расставание с девичьей «волей», свадьба (празднование в доме невесты и празднование в доме жениха, послесвадебное гощение молодых), включая названия чинов свадебного ритуала, особой роли дружки и причитальщицы - «вожеи»), в свадебной обрядности вепсов есть ряд своеобразных черт. К ним В.П. Кузнецова относит: расчесывание волос невесты до бани, «спускание воли» на землю у дома, трапезу после венчания у могилы родственников, более широкое применение магических средств защиты от враждебных сил. Отличало вепсскую свадьбу от севернорусской и более частое использование при самых важных ее событиях таких ритуальных предметов, как вывернутая мехом наружу овчинная шуба, скороводы в девичьей бане, а также своеобразный обход свадебного поезда и др.

В последние годы внимание к традиционной вепсской свадьбе резко возросло. Реконструкцию отдельных обычаев свадебного ритуала включают в репертуар фольклорных коллективов, их исполняют на народных праздниках. В 2006 г. вепсская молодежь с участием специалистов создала фильм о вепсской традиционной свадьбе.

В основе вепсского похоронного ритуала лежала идея о загробной жизни, тесной связи между ушедшими в иной мир и живыми. Его соблюдение опиралось на убеждение народа в необходимости беречь родственные и соседские связи, на которых покоился сложившийся веками бытовой уклад крестьянской общины. Внешняя сторона погребальных обрядов строго контролировалась общественным мнением, боязнью родственников обидеть умершего. Погребение и поминки рассматривались как особое событие, когда неуместно было пренебрегать обычаями и считаться с затратами. Для родных важно было получить от умирающего прощение за обиды, когда-то, возможно, причинённые ему. Выполнение наказов умирающего человека являлось обязательным.

Смерть в народных представлениях вепсов воспринималась как божья воля и нечто, не зависящее от воли человека: «кипа Jumal ozutab, sihe i koled - где Бог покажет, там и умрешь»; paid lähen, а surm vu lähemba-рубаха близко, а смерть еще ближе».

Дореволюционная литература о погребальных обрядах вепсов незначительна. Имеются небольшая заметка А. Малиновского о проведении сорокового дня у чудинов и краткие замечания о похоронах и поминках в очерках В.Н. Майнова и Г.И. Куликовского. В 1960-е гг. В. В. Пименовым отмечен такой любопытный обычай в погребальном ритуале вепсов, как «веселение покойников». Значительная часть материалов А.И. Колмогорова, посвятившего в начале XX в. несколько лет изучению вепсов, как уже указывалось, была утрачена. В опубликованных им работах, практически нет информации о похоронной обрядности, но весьма точно подмечена основа традиционного мировоззрения народной жизни того времени, полностью зависимой от внешних по отношению к нему сил. Колмогоров А.И. писал: «Все в жизни чухаря -доброе и злое, радость и горе, болезнь и смерть, урожай хлеба и падеж скота - все зависит не от него, всюду действуют силы, а он только свидетель, сторонний наблюдатель... жизнь чухаря, от рождения до смерти, окутана сплошной цепью всевозможных поверий, обычаев, примет, которые ему необходимо знать и просто соблюдать». Смерть в народных представлениях вепсов воспринимается как нечто независящее от воли человека. Наиболее ярко это отражают пословицы - «кипа jumal ozutab, sihe i koled- где бог покажет, там и умрешь», «paid lähen, a surm vu lähemba - рубаха рядом, а смерть еще ближе». Обобщающими работами по похоронной обрядности являются работы автора и И.Ю. Винокуровой. Сбор сведений проводился в 80-е гг. прошлого столетия, но, как показывают материалы, древние поверья и приметы по-прежнему остаются нормой поведения сельских жителей при погребении своих родственников и односельчан. Погребальный обряд вепсов при общей единой схеме его проведения в разных этнолокальных группах отличался в деталях, а иногда и внутри групп.

Специальных приемов оповещения о смерти не было. Об этом узнавали обычно друг от друга. Сразу же после смерти в избе занавешивали окно, освещавшее передний угол с боковой стороны, закрывали предметы, способные отражать (зеркало, самовар): «чтобы в зеркале не показался второй покойник», «иначе в доме еще кто-то умрет»[22], открывали дымоход, «чтоб душа улетела». У прионежских вепсов в стакан с водой опускали древесный камень - curukivi. Южные вепсы клали в божницу стакан с водой и горбушку хлеба. Средние вепсы наполняли водой два стакана: один из них ставился на печь, другой — над верхним косяком двери. По тому, как «метились» водой наиболее важные (божница, дверь) и доступные для проникновения извне части жилища (окно, дверь), виден защитный характер обычая. Оберегательная функция воды усилена одновременным применением curukivi и хлеба. Об этом свидельствовали и дальнейшие действия с данными предметами (см. с. 191). У южных вепсов и части соседних с ними средних (тихвинских) воду держали до сорокового дня, меняя ее каждый день. Считалось, что она нужна для питья душе покойного[23]. По традиции здесь сразу после смерти в переднем углу на боковой стене вывешивали «узорное» полотенце и что-нибудь из одежды покойного. Обычай держать до сорочин в переднем углу вышитые полотенца известен как у восточнославянских, так и у финно-угорских народов. Они считались пристанищем души покойного, обитающей в доме до сорокового дня.