Первые дни ребенок находился на печи, что связывали с желанием предохранить его от сглаза. Поскольку только что родившегося ребенка называют hengetoi (букв, «не имеющий души»), то можно предположить, что причиной его чрезмерной уязвимости является, по аналогии с представлениями карелов, отсутствие у него в какой-то период времени личных духов — покровителей.

Обмывали новорожденного первый раз также у печи — на шестке. Воду грели раскаленными камнями. В нее «от призора» опускали уголек и соль.

Если ребенок родился недоношенным, требовался более сложный состав: «в решете соберут ложки, паутину, отщипывают кусочки от края половиц, через одну, туда водички, в которую пошепчут, и через это купать». Новорожденного мальчика после купания заворачивали в рубаху отца, девочку — в станушку (emä) матери. У северных вепсов обряд первого омывания имел более сложный характер. Его обмывала, как правило, секровь, сразу в месте рождения, сопровождая н заговором: «Pezetan mina lapsen rodinsijal, nimetoman i ristatoman, kulbetihesai, ristahasai, molitvohosai, vincahasai i vincaspei surmahasai. Amin, amin, amin» - «Мою я ребенка на месте рождения, безымянного и некрещеного, до бани, до крещения, до молитвы, до венчания и от венчания до смерти». После этого она несла ребенка в избу и снова обмывала его, как и остальные вепсы, на шестке печи.

Свекровь убирала послед (jalgeliized). Ей полагалось его тщательно вымыть, завернуть в чистую тряпочку и в берестяной коробочке или лапте[20] захоронить в подполье под передним углом дома или под порогом. Считалось, что чем аккуратнее свекровь уберет послед, тем скорее роженица поправится. Если же женщина страдала после родов женскими болезнями или больше не рожала детей, то у нее появлялись основания «обвинять» в этом свекровь и полагать, что послед ею был просто выброшен.

Много поверий было связано с отсохшей пуповиной. Ее чаще всего прятали в щель в матице со словами: «как пуповина в этом месте не колыхнется, так и ребенок не колыхался бы» (т. е. был бы спокойным) или хранили в сундуках вместе с наиболее ценными вещами. Иногда ее держали под подушкой у новорожденного вместе с медвежьим когтем и зернами ячменя. Такой набор предметов считался сильным оберегом от порчи и сглаза. Использовали пуповину и как лечебное средство. У детей с ее помощью лечили грыжу — кипятили в молоке пуповину и этим молоком поили больного ребенка. Пуповина считалась эффективным средством для исцеления бесплодия — кусочки пуповины, подложив незаметно в суп, скармливали бездетным женщинам.

Рождению мальчиков радовались больше, что, видимо, было связано с тем, что прежде на «женскую душу не полагался земельный надел». Но и рождение дочери, особенно первой, не очень огорчало — «своя нянька растет». Беспокойство вызывало рождение близнецов ‘Kaksnikad’ — «откуда два? зачем? это позор», «не к добру это». Считалось, что больше всего неприятностей они могут принести отцу, что их рождение укорачивает ему жизнь. Напротив, рождению ребенка в околоплодной оболочке (рубашке) - ‘paidaine’ - радовались - «счастливым будет». Саму «рубашку» высушивали и хранили. Особенно действенной ее помощь считалась при обращении в суд-«всякий судья решит в твою пользу».

В первые, наиболее опасные дни после родов роженица скрывалась от посторонних глаз под пологом, на печке или за занавеской в избе. При болях в животе пили отвар повилики (kertihiin). Через два-три дня роженице топили баню. Роль бани в родильных обрядах была различной у разных групп вепсов. Наиболее существенной она была у куйско-пондальских вепсов. Здесь наряду с тем, что рожали в хлеву или в подполье, можно было рожать и в бане. В этих местах послед обычно закапывали под тем помещением, где проходили роды. Иногда и после родов роженицу оставляли в бане. Если роды проходили дома, тогда шли сразу же в баню и бабили ребенка в бане.

У прионежских вепсов ребенка в баню носила свекровь, сопровождая роженицу в первую после родов очистительную баню. Она брала с собой кочергу и, помешивая ею в котле, приговаривала: «как кочерга железная, чтобы такое же здоровье было железное». Известен и заговор при первом посещении ребенком бани: «kut песе ktilbeteine siizub neliön jalguu, muga laps kazgha — как эта баня стоит на четырех ногах, так ребенок пусть растет». У остальных вепсов - ленинградских и части вологодских (пяжозерских) - в баню для очищения ходила роженица одна, ребенка в баню не носили -боялись призора.

Не долгим был отдых роженицы — «если свекровь хорошая, неделю побудешь за занавеской». Чаще всего после посещения бани, т. е. на третий или четвертый день, женщина приступала к домашней работе. Через несколько дней, в зависимости от состояния роженицы, к ней приходили женщины деревни, в первую очередь мать, сестры, родственницы. Этот обычай посещения роженицы во всех группах вепсов назывался «pahnad». В прибалтийско-финских языках, как и у вепсов, слово pahn означает соломенную подстилку для домашних животных; логово зверей, гнездо птиц, потомство человека и животных, что дает основание предполагать, что первоначально роженицу посещали там, где происходили роды - в хле ву. Их посещение подтверждало её новый социальный статус и являлось формой поддержки молодой. На «пахны» приходили без приглашения, кому когда удобнее, но нельзя было являться с пустыми руками. Обязательными дарами при посещении были старые домотканые тряпки для пеленок и коврига хлеба. В Прионежье приносили и деньги на «зубок» — ham- bas dengat, это могла быть монета любого достоинства, но не медная. Её не принято было давать в руки, оставляли под подушкой люльки или кроватки ребенка. У ленинградских вепсов был распространен обычай: у приносимой на пеленки мужской рубахи заранее отрезали левый рукав - «чтоб ребенок не левша был». Угощение, выставляемое роженицей, было непритязательным - чай, домашняя выпечка. Несмотря на то, что в первые дни роженицу навещали довольно часто, все же маленького ребенка старались никому не показывать - «Не молодуха же», - неодобрительно высказываясь по этому поводу. Сроки запрета значительно колебались - от шести недель до полугода, года или до тех пор, пока у ребенка не вырастут зубы. Люльку, в которой лежал ребенок, плотно занавешивали. Чужих к ней не подпускали. Считалось неприличным без особой надобности проявлять к ребенку излишнее любопытство. Ребенок становился беспокойным и плаксивым. Призор снимали заговором, их знали многие пожилые знахарки.

Piihä g’umau-sötai, sur’ g’umau-sötai, abuta puhuda puhegid’.

Uhcankiimnen man taga, iihcankiimnen meren taga om must sar’, mustau saruu om must kivi.

Hauktob песо kivi kahtolo, lähtob necis kivispäi must mez’, oma necuu mustau meh’uu bulatnijad nolod.

Ambuskendob, puskeskendob nece must mez’.

Pahad prizorad, pahad prikosad vastha tuudgan, mödha mändgän sauman taga vargeicgan, hahkjd’ siiumid’, vauktjd’ siiumid’, kirg aizid’ siiumid, pakuizid’ siiumid, icezo melen gbhtundan, raban rodimijan manian.

 Simotin' pab sibcoihe, lomotin pab lomhu.

Pastab i kustab i kacub, päiväine i kudmaine, nece bladencaine (nimen nazoudas) pastaiz i kustaiz i kacuiz igan kaiken.

(Святой бог-кормилец, великий бог-кормилец, помоги заговорить.

За девяносто земель, за девяносто морей есть черный остров, па черном острове есть черный камень.

Расколется этот камень надвое, выйдет из этого камня черный человек, у этого черного человека булатные стрелы.

Стреляет и колет этот черный человек.

Дурные призоры, дурные прикосы - навстречу идущему, вслед уходящему, из-за угла караулящему серых глаз, белых глаз, пестрых глаз, желтых глаз, щемление кладет в щипцы, ломоту - в мусор.

Как светит, блестит и смотрит солнце и луна, пусть также и младенец (называют имя) светит, блестит и смотрит во веки веков.)

Нельзя было хвалить ребенка при матери. Если кто-нибудь в присутствии матери одобрительно отзывался о ребенке, то ей следовало тут же обозвать ребенка бранными словами: «oj, sina, hero kogo - ой, ты, куча навоза». Перед приходом гостей или выходом из дома ребенка мазали сажей. Особенно боялись сглаза или порчи от людей черноглазых или с тяжелым характером, а также бездетных женщин. Любое беспокойство малыша объясняли «призором». Существовало много способов успокоить «опризоренного ребенка» — «вечером надо воды изо рта взять и вымыть его водой», обмыть водой, пропущенной через дверную ручку или скобу, обтереть влагой, снятой с запотевшего окна, окуривали ребенка и травой от сглаза. Снимали его заговором. Приведем еще один заговор, несколько отличающийся от первого.