Надо сказать и о процедуре опознания, то есть об описании внешности, или, если угодно, об особых приметах. В этом плане полиция сыграла роль лаборатории: именно здесь вырабатывались техники, которые в дальнейшем применялись в других сферах. Перед полицейским как перед обычным гражданином вставал вопрос: как доказать собственную идентичность? Как определить, кто перед тобой, даже если этот кто–то — труп?

До начала 1880‑х изобретательному человеку ничего не стоило стать кем–то другим и обрести новое гражданское состояние — достаточно было знать дату и место рождения того, чью личность он решил присвоить. Обман мог раскрыться только в том случае, если появлялся свидетель, что было маловероятно, да и показания этого свидетеля, основанные лишь на его зрительной памяти, тоже нетрудно было опротестовать. Метаморфозы Жака Колена[371], Жана Вальжана и Эдмона Дантеса читателям того времени вовсе не казались невероятными. Идентификация ребенка–найденыша — отнюдь не само собой разумеющееся действие, поэтому так важны были разного рода метки: браслеты, цепочки, родинки или башмачок Эсмеральды. По той же причине перед юристами остро стоит проблема рецидива; прежде всего к провалу свода правил, установленных в эпоху Консульства, привели трудности в опознании проституток.

До начала периода Третьей республики власти продолжают использовать методику «описания». Зоркий глаз полицейского замечает цвет волос и глаз, оценивает рост, наличие каких- то увечий. Документы, составленные разными призывными комиссиями и полицией нравов, а также записи в тюремных книгах показывают несовершенство метода, основанного на неточных и невыразительных описаниях. В самом деле, чтобы раскрыть обман, полиция может рассчитывать только на проницательность агентов, особенно после того как в 1832 году будет отменено клеймение каленым железом. Однако именно эта ужасная процедура лежит в основе регистрационных книг, предусмотренных кодексом ведения следствия по уголовным делам от 1808 года, имеющихся в каждом полицейском участке, и, начиная с 1850 года, судебной картотеки, которая составлялась судебной канцелярией.

В конце века решена двойная задача: новая техника позволяет установить личность каждого и легко это доказать. Отныне нельзя выдать одного человека за другого, это относится даже к близнецам; фальсификация гражданского состояния становится невозможной. Коротко говоря, новая система опознания запрещает метаморфозы. Даже двоеженство становится «подвигом» теперь, когда разрешены разводы. В то же время положен конец мукам с доказательствами; трудности, с которыми столкнулся герой Бальзака полковник Шабер, остались в прошлом.

В 1876 году полиция начинает использовать фотографию; к концу десятилетия Префектура располагает уже шестьюдесятью тысячами карточек, которые, правда, пока мало чем помогают, так как лица сфотографированы под разными углами и сами отпечатки не систематизированы. Установить личность фальсификатора пока трудно. Все меняется в 1882‑м, когда начали использовать антропометрическое описание, предложенное Альфонсом Бертильоном. Голосование от 27 мая 1885 года по вопросу о рецидиве заостряет необходимость идентификации преступника, а метод Бертильона, использованный с соблюдением всех требований, позволяет сделать это с большой степенью достоверности.

Метод Бертильона. завершающий длинный путь поиска решения, отмеченный работами Баррюэля[372] об индивидуальном запахе и крови каждого человека, исследованиями Амбруаза Тардьё[373], Кетле[374] и членов Общества антропологии, будет безраздельно господствовать вплоть до начала XX века. Он будет улучшен своим изобретателем, который к опознанию, основанному на «костном методе», добавит особые приметы — шрамы и родимые пятна, а затем к антропометрическому бюллетеню предложит прилагать фотографию.

На самом деле метод Бертильона — это всего лишь один из этапов. В начале XX века наступил триумф идентификации по следам, оставляемым телом, в частности по отпечаткам пальцев. Старое китайское открытие, используемое в Бенгалии английской администрацией, было очень высоко оценено Гальтоном[375], которому удастся убедить Альфонса Бертильона включить получаемые этим методом данные в свой антропометрический бюллетень.

Накануне I Мировой войны необходимость идентификации выходит за рамки пенитенциарных учреждений, процесс распространяется не только на преступников и правонарушителей. Так, закон от 16 июля 1912 года обязывает бродяг и переезжающих с места на место, то есть коммерсантов и ярмарочных торговцев, иметь «антропометрическое удостоверение личности», в которое занесены имя, фамилия, дата и место рождения, родственные связи, отпечатки пальцев и фотография; это был предок нашего паспорта.

Начинаются волнения: не угрожают ли новые процедуры тайне частной жизни? По мере развития метода антропометрия влечет гнев дрейфусаров и вызывает оживленную дискуссию. В то же время вызывает тревогу и хлынувший поток жалоб, который заставил префекта Лепина отменить требование, предъявляемое к содержательницам домов свиданий, предоставлять фотографии женщин, которые часто посещают их заведения. Можно было бы назвать и другие признаки чувствительного отношения к новшеству; историк Филипп Бутри пишет, например, о появившейся начиная с 1860 года во многих приходах департамента Эна ранее не встречавшейся нетерпимости к каким бы то ни было нарушениям тайны исповеди. Священники, которые считались «красноречивыми критиками индивидуальных злоупотреблений», постепенно вынуждены были считаться с новой реальностью и уважать чужую частную жизнь и неприкосновенность личности.

Начиная с 1860 года во всех описанных сферах наметился поворот, который к 1880 году стал весьма крутым. Коротко говоря, слом происходит в момент триумфа Республики. Движение за индивидуализацию, вызванное политическими событиями, достигает кульминации, в то время как руководство страны находится под влиянием неокантианства, а Пастер выдвигает теорию о микробах, возмутителях спокойствия в живом организме; эта биологическая модель, применяемая на социальном поле, делает контроль за индивидом принципиально важным для выживания группы.

Одновременно с этим страх перед нарушением свободы личности и посягательство на ее тайну порождают призрачное желание «расшифровки» личности и проникновения в интимный мир другого человека; это влечет за собой снобистское желание сохранять инкогнито, на фоне которого возрастает поток анонимных писем и процветает слежка за другими. Появляется фигура частного детектива, идущего по следу Первым об этом написал Гастон Леру, еще до Конан Дойла; он создал не из идентификации, а из самой личности преступника и из его попыток выпутаться сюжет для детективных романов.

Бесполезно пытаться понять чувство интимности, которому подчиняется частная жизнь в XIX веке, предварительно не поразмышляв о вечной двойственности души и тела, которая управляет всеми отношениями. Это удивительное разделение варьируется в зависимости от принадлежности к тому или иному социальному слою, культурного уровня и религиозного рвения. Кроме того, вера каждого отдельного человека, как и постоянное взаимовлияние различных слоев населения друг на друга, делает все попытки проанализировать ситуацию сомнительными. Поэтому не стоит упускать из виду смешения понятий, которые мы, заботясь о ясности, будем искусственным образом различать.