Все специалисты, изучавшие столичную благотворительность, не раз сообщали, что самые большие доходы собственники жилья получали из бедных парижских округов. Этот парадокс замечательно объяснила Аделина Домар: «В бедных кварталах квартплата по отношению к стоимости домов была выше, чем в богатых кварталах, не только в относительном выражении, но и в абсолютном, потому что расходы на содержание домов были сведены к минимуму, тогда как в богатых или коммерческих районах домовладельцы вынуждены были проводить дорогостоящие работы по ремонту и оснащению зданий, чтобы удовлетворить требования жильцов».
Перед лицом опасности социализма, вновь возникшей с возвращением из Новой Каледонии ссыльных коммунаров (Гед и Лафарг[291] создали рабочую партию, активизировались анархисты, для которых «честный человек — это не тот, кто исправно платит за квартиру»), у консерваторов появляется идея «индивидуальной инициативы».
Первые филантропические решения
филантропическому обществу, на протяжении целого столетия занимавшемуся благотворительностью и представленному громкими именами, в 1888 году было поручено совершенно новое дело — освоение средств фонда Гейне. В 1889 году был полностью заселен 35-квартирный дом № 45 по улице Жанны д’Арк в XIII округе (архитектор Шаброль). Квартплата в среднем составляла 227 франков в год для двухкомнатной «квартиры», общая площадь которой не превышала 29 квадратных метров. Это обстоятельство не помешало отдельным «филантропам» удивляться тому, что рождаемость в доме не повысилась. Почти одновременно по проекту того же Шаброля был построен еще один многоквартирный дом на бульваре Гренель в XV округе, в котором было сорок шесть квартир немного большей площади; средняя квартплата составляла 316 франков в год[292].
О чем еще стоит упомянуть? В 1890 году Железнодорожная компания «Париж — Орлеан» организовала Общество экономичного жилья. Вскоре с ней стала конкурировать железнодорожная компания «Париж — Лион — Средиземное море». По ее заказу были построены четыре дома: № 10 и 12 по улице Дюнуа и № 123 по улице Шевалере (XIII округ), № 54 по улице Кориолис (XII округ): в целом — сто тридцать три квартиры по 32 квадратных метра (вместе с домом на улице Жанны д’Арк) по 282 франка в год. Обеспечен минимальный комфорт: вода, туалет в каждой квартире, мусоропровод. Этим все и ограничилось в Париже. Настоящих друзей бедняков гораздо меньше в этом городе, хотя «проекты» насчитываются сотнями.
В провинции тоже приходится искать постройки, сделанные по частной просвещенной инициативе. С начала XIX века руанские трущобы были описаны многократно; в 1885–1886 годах некто Эдуард Лекёр, инженер–архитектор, в самом бедном районе города на деньги Анонимного общества владельцев маленьких квартир, состоящего из видных жителей города, построил комплекс «Эльзас–Лотарингия»: шесть пятиэтажных домов, три квартиры на лестничной площадке, две трехкомнатные, одна двухкомнатная, пятнадцать магазинчиков в первых этажах. Для рабочего жилья комфорт был просто неслыханным: газ, санузлы со сливным бачком, мусоропровод, канализация, прачечные, медпункт, даже пресс для сидра — очень редкий пример включения элементов сельской жизни в городскую среду[293].
Лион всегда был центром благотворительной инициативы, поэтому неудивительно, что в 1886 году банкир и политический деятель Эдуард Эйнар, а также строители железной дороги Феликс Манжини и Ж. Жилле основали Анонимное общество экономичного жилья с капиталом в 300 000 франков. 1 июля 1887 года были построены и заселены пять пятиэтажных домов на улицах Эсслинг и де ла Рез в III округе. Квартиры состояли из трех комнат, каждая от 11 до 16 квадратных метров. Низкая себестоимость была обеспечена использованием «шлакоблоков, которые со временем твердеют и становятся настоящим монолитом»[294]. Другие комплексы появятся на улицах Жабулэ и д’Анвер; некоторые из них недавно были перестроены.
В 1902 году, после смерти Манжини, Общество, которое он всеми силами поддерживал, стало самым крупным собственником недвижимости в Лионе, уступая только Hospices (университетской больнице Лиона). В полутора тысячах квартир ста тридцати домов, принадлежавших Обществу, проживало около восьми тысяч человек. Предрассудки о неплатежеспособности рабочих отступали перед цифрами: просрочки по квартплате в 1902 году составили 536,80 франка при суммарных выплатах в 389 818 франков.
Можно сделать следующие выводы. Были выполнены пилотные проекты. Застройщики иногда проявляли активность и разумность. Количественные результаты смехотворны, за исключением ситуации в Лионе, — слишком велика была потребность в дешевом жилье. Замкнутые в своей системе, тогдашние «либералы» не хотели понять, что сначала следовало резко поднять уровень жизни и уже потом искать решение проблемы. Они всегда презрительно относились к народу.
Еще один «необязательный» закон
Закон от 30 ноября 1894 года, первый французский закон, который открывал источники кредитования, позволяющие строить дешевое жилье, не принес результатов разработчикам, Жюлю Зигфриду и Жоржу Пико: они ожидали, что правящий класс отнесется к нему с должным вниманием. Ни Налоговая касса (la Caisse des dépôts), ни сберегательные кассы не захотели рисковать и вкладывать деньги, которые доверил им народ, в операции, целью которых тем не менее являлось именно народное благосостояние.
«В заключение, — уточнил Пико на заседании Французского общества дешевого жилья[295] в феврале 1905 года, — законы от 1894 и 1895 годов задолжали французским строительным компаниям более пяти с половиной миллионов, тогда как Сберегательная и пенсионная касса Бельгии выделила более пятидесяти миллионов на строительство в Бельгии. Маленькая страна с населением в шесть раз меньше нашего сделала дело в десять раз значительнее нашего!»
Таким образом, все остается на уровне благотворительности. В 1905 году, как и до 1894‑го, в судьбах миллионов семей не произошло никаких улучшений. «Рабочий живет так, как может, а не так, как хочет. Он не может выбирать между просторной квартирой и конурой; ему предоставляют одну или две комнаты, почти никогда — три; сколько бы детей у него ни было, ему приходится довольствоваться тем, что ему предлагают, и платить назначенную цену. В первую очередь полагается соблюдать требования собственника жилья». Этот вывод сделан на основании обследования жилья рабочих округа Люневиль в 1896 году, но то же самое можно сказать и обо всей Франции в целом.
Такая ситуация очень плохо сказывалась на семьях и морали. «Рабочий, тратящий на жилье 12–15% заработка и при этом живущий с женой и детьми в ужасающей тесноте, духоте, антисанитарии, пользуется любой возможностью уйти из дома. Недовольный собой, своим окружением, пребывая в плохом настроении, он влезает в долги и, случается, бросает работу. Не в силах победить нищету, он кочует из города в город, и его дети мечтают лишь о том моменте, когда они станут свободны и смогут вырваться из этой среды». Так писал автор работы о жилье рабочих в округе Маренн в 1898 году.
Общественная инициатива частных лиц в жилищном секторе потерпела неудачу. Социальное неблагополучие чувствовалось сильнее, чем когда–либо. Да и могло ли быть иначе в условиях соглашательства с властью? Промышленники и банкиры приняли Республику только на условиях ее полного невмешательства в дело накопления капиталов. Игра на бирже была гораздо более доходным делом, нежели строительство дешевого жилья, и правящие классы — и их клиенты–рантье — с жаром отдались ей[296]. По признанию Леона Сэя[297], одного из руководителей Третьей республики, «благотворительность имеет границы, а хорошее размещение капитала–нет».
