После поражения Бухарина в 1929 г. сталинисты-критики стали отзываться о нем, как о советском Бернштейне ^{533} — интересная аналогия, которая, впрочем, доставила своим приверженцам некоторое неудобство. Незадолго до смерти Энгельс, один из основоположников марксизма и наставник Бернштейна, завершил работу, в которой он как бы пересматривает ортодоксальную доктрину, утверждая, что в некоторых странах пролетариат может прийти к власти легальным путем, без революции. Бернштейн использовал это «последнее завещание», защищая свою решительную ревизию марксизма и отход от радикализма ^{534}. В период между 2 января и 9 февраля 1923 г., после перенесенного в конце декабря 1922 г. второго удара, Ленин продиктовал пять коротких, тематически связанных статей: «Странички из дневника», «О кооперации», «Как нам реорганизовать Рабкрин», «О нашей революции», «Лучше меньше, да лучше». Они стали его последними статьями. Вскоре Бухарин начал доказывать, что они являются его «политическим завещанием», «его директивой» и означают важное изменение в ленинских взглядах на нэповскую Россию и строительство социализма: «Ильич… начал диктовать политическое завещание и на краю могилы сказал вещи, которые десятками лет будут определять политику нашей партии» ^{535}. Бухарин заявил, что его собственная программа основана на этом «завещании». О значении пяти статей спорили в течение всего десятилетия; некоторые большевики соглашались с Бухариным, другие отрицали, что Ленин изменил свое мнение по существенным вопросам и цитировали взамен раннего Ленина. Были и такие, которые настаивали на том, что реформизм Ленина проистекал из того, что он был болен и находился в состоянии депрессии и, следовательно, не может быть принят всерьез ^{536}. Разноголосица среди большевиков в немалой степени происходила от неоднозначности ленинского теоретического наследия.

Впервые Ленин высказался о своем понимании нэпа в мае 1921 г. в статье, озаглавленной «О продовольственном налоге». В ней он определял новый курс как возврат к государственному капитализму, подчеркивая эту внутреннюю связь длинной выдержкой из своего собственного выступления в мае 1918 г. в защиту государственного капитализма против «левых коммунистов». Крупные капиталы, общественный и частный, будут снова объединены и противопоставлены менее прогрессивным мелкобуржуазным элементам. Это единственно осуществимый переход к социализму в крестьянской стране. Ленин перечислил четыре формы государственного капитализма, присутствовавшие в экономике в 1921 г.: иностранные концессии (Ленин оптимистически верил, что западные капиталисты станут охотно вкладывать капиталы в Советской России); привлечение капиталиста в качестве торговца, работающего под контролем государственных органов; сдача в аренду предпринимателю-капиталисту государственной собственности. Не упоминая принадлежащие государству крупные действующие предприятия, Ленин подразумевает, что они являются социалистическими, — позже он назовет их предприятиями «последовательного социалистического типа» ^{537}.

Ленинское сопоставление 1921 г. с 1918 г., когда он мысленно видел сближение нового Советского государства с частными индустриальными учреждениями, было поверхностным и шатким [29]. В отличие от 1918 г. государство теперь контролировало большинство промышленных предприятий, а крупного частного капитала больше не существовало. Более того, в 1918 г. Ленин не пользовался понятиями свободной торговли и поэтому в своей первоначальной версии государственного капитализма умалчивал о вопросе рыночных отношений ^{538}. Когда он написал статью «О продовольственном налоге», торговля была еще ограничена, но в 1922 г., когда она стала национальным явлением, он был вынужден квалифицировать обычную торговлю как капитализм и включить ее в общую систему государственного капитализма. Кроме того, что его теоретическая концепция была противоречива и почти непонятна, Ленин нарисовал мрачную картину России после четырех лет революции. Согласно Ленину, как позже заметил Бухарин, казалось, что был только «крошечный островок социализма, а все остальное — государственный капитализм…» ^{539}.

Таковым оставался общий взгляд Ленина на нэп в России в следующие полтора года. Бухарин (как и другие) сразу же выдвинул свое прежнее возражение, что государственный капитализм теоретически невозможен при диктатуре пролетариата, снова говоря Ленину как публично, так и в частном общении: «Вы неправильно употребляете слово „капитализм“». Но так как они сходились во мнениях относительно проводимой политики, а в этом вопросе не могли переубедить друг друга, то оба отбросили этот терминологический спор как абстрактный и несущественный ^{540}. К тому же Ленин, страстный прагматик, в 1921 и в 1922 гг. был гораздо менее обеспокоен теоретическими дефинициями, нежели необходимостью разъяснить партии важность и цели нэпа: привлечь частную инициативу крестьян для того, чтобы привести в движение крупную и мелкую промышленность; добиться с помощью торговли прочной экономической и политической с_м_ы_ч_к_и между пролетариатом и крестьянством, между промышленностью и сельским хозяйством; сделать государственные экономические органы эффективными и способными выдержать борьбу с их частнособственническими конкурентами. Тем большевикам, которые были озабочены вопросом, куда все это приведет, Ленин давал неопределенное обещание «построить сначала прочные мостки… через государственный капитализм к социализму», «иначе вы не подойдете к коммунизму…» ^{541}. Он не объяснял, как это произойдет, и сомнительно, чтобы он понимал это до конца 1922 г., когда его представления стали меняться.

Три обстоятельства в июне 1921 г. заставили Ленина переосмыслить свою концепцию нэпа и государственного капитализма. Во-первых, причиненные войной опустошения и голод постепенно преодолевались, и в экономике, включая и государственный сектор, был заметен неуклонный прогресс, хотя тяжелая промышленность серьезно отставала. Положение правительства упрочилось. Во-вторых, Ленин возлагал надежды на привлечение нового капитала путем иностранных займов и концессии; это была его формула восстановления и индустриализации. Этот план провалился почти полностью. В сентябре 1922 г. Ленин признал, что нельзя рассчитывать на достаточный приток иностранного капитала и пришел к выводу, что стране нужно развивать свои собственные ресурсы путем экономии и увеличения налогообложения. Эти обстоятельства не только направили внимание Ленина на внутреннее состояние дел, но и исключили основной элемент государственного капитализма из ленинского первоначального анализа. И в-третьих, как только возобновились нормальные рыночные отношения, кооперативные объединения, очень многочисленные и имевшие большое значение в предоктябрьский период, а во время «военного коммунизма» превращенные в государственные распределительные органы, стали постепенно восстанавливать свой автономный статус и забирать в свои руки все большую часть розничной и оптовой торговли. Большевики привыкли пренебрегать этими производственными и потребительскими объединениями как полукапиталистическими, крестьянскими, реформистскими институтами, ранее руководимыми социалистами-революционерами и меньшевиками. В статье «О продовольственном налоге» Ленин квалифицировал эти объединения как разновидность «государственного капитализма» ^{542}.