От мотоцикла ему помахали рукой. Парень остановил трактор и пошел напрямик по пашне.

— Съезди вот с Андреем на склад. Там запчасти привезли. Получишь все, что выписано по накладной. Да поспеши, узнают в других бригадах — мигом расхватают.

Степан поехал на мотоцикле, а Михаил Фомич продолжил пахоту.

Вскоре он почувствовал, что ему что-то тяжелое давит на ногу. Глянул — мина.

«Зачем он, сорванец, положил ее в кабину? Еще выпадет на ходу, беда может случиться», — подумал Михаил Фомич и посмотрел на недалекий курган. Остановил трактор и понес мину на вершину холма, который уже был опахан.

А вечером в полевом лагере Степан услышал страшную весть: отец подорвался на мине.

Словно обухом ударило парня по голове. Последнее, что он помнил, — это нечеловеческий крик, вырвавшийся из его горла. Все поплыло перед глазами, и он без сознания свалился на землю. Целую неделю пролежал в нервной горячке, а когда очнулся, Михаила Фомича уже похоронили. Степан пошел к директору МТС и сказал, что это он виноват в смерти отца.

— Не болтай, парень!.. Трактор наехал на противотанковую мину. Таково заключение комиссии. Очевидно, не обнаружили ее в прошлом году. Сейчас опять солдаты с миноискателями ходят по степи. Так что ты не валяй дурака.

Но ни слова директора, ни заключение комиссии не смогли убедить Степана. Он был уверен, что взорвалась именно та мина, с обломанным стабилизатором, которая все время стояла перед его глазами.

С тех пор Степан резко изменился, словно сразу лет на десять повзрослел. Прекратились озорные наскоки на баштан, удалые драки и поединки. Парень стал мрачным, молчаливым, серьезным. Он считал себя виновным в смерти отца.

Той осенью надо было идти учиться в восьмой класс. Еще Михаил Фомич настаивал, чтобы Степан закончил десятилетку. «А там видно будет, что делать дальше», — говорил он.

Теперь семья осталась без кормильца, и Степан пошел работать в МТС. Зимой сдал экзамены на тракториста и уже весной, несмотря на неполные шестнадцать лет, ему доверили трактор.

Сельские ребята по-прежнему считали его своим вожаком, слушались и боялись еще больше, хотя он уже никому не ставил синяков и шишек.

Получив трактор, Степан поклялся работать за двоих: за себя и за отца.

А через два года после трагедии он работал с Николаем Мовчаном на том поле, где погиб Михаил Фомич. В обед Николай первый остановил трактор, взошел на вершину древнего кургана, помахал Степану рукой.

Степан вынул из-под сиденья пакет с продуктами и направился к товарищу.

Николай сидел перед расстеленным платком, на котором были разложены хлеб, сало, кусок жареного мяса, картошка, бутылка молока, и крутил в руках красную от ржавчины мину с отломанным крылом стабилизатора.

— Смотри, куда прилетела. И не взорвалась, — проговорил Николай и поднял на товарища глаза.

Степан словно окаменел. Лицо его побледнело. Застывшими округлыми глазами он смотрел на ржавый сигарообразный предмет, воспоминание о котором столько времени преследовало его.

Трое суток Виктор пребывал в пьяном забытье, валяясь на диване в единственной комнате, оставшейся от некогда большой квартиры Костомаровых. После суда лишнюю площадь отобрали, и мать сама перетаскивала оставленную ей мебель в эту небольшую комнату, которая стала похожа на какой-то склад. За короткое время после суда мать похудела вдвое; куда делась рыхлая, толстая «пани», как называли ее соседи за безделье и пристрастие к нарядам. Она все время плакала, сидя в комнате, словно в клетке. Привыкшая к роскоши, она не знала, что делать, как жить дальше. Работать не умела.

Теперь единственной надеждой был Виктор. А он лежал в пьяном бреду, непрерывно курил, от чего в душной комнате было сизо, словно в коптильне. Три дня мать и сын почти не разговаривали.

— Говорила тебе не езди в колхоз. Выписался из домовой книги, теперь оставили жилплощадь только на меня. Как жить в такой тесноте? — сквозь слезы говорила мать, но Виктор только отмахивался от нее, ничего не отвечая. Пил, курил, засыпал, словно проваливался в какую-то мутную бездну.

Когда приехал избитый и страшный, она со слезами бросилась было к нему на шею, но Виктор не стал отвечать на вопросы и, как был одет, упал на диван.

…С детства он отличался хорошей памятью, сообразительностью и остроумием. Друзья семьи Костомаровых считали, что Виктор пойдет далеко.

В пятом классе стал пописывать стихи. И хотя они были совсем беспомощные, не отмеченные и тенью таланта, родные и знакомые хвалили. Мать с такой настойчивостью трубила всем о способностях сына, что он сам поверил в свою исключительность.

Виктор никогда не интересовался, на какие средства живет семья. Дома всегда хватало денег, и парень считал, что так и должно быть. Мог брать сколько надо, но ограничивался самым необходимым — на билеты в кино, на мороженое. Нет, он не был развращенным, но не понимал отца, когда тот советовал ему не слишком лезть в передовики, учиться жить незаметно, как все остальные.

С этим Виктор не соглашался. Не мог он быть незаметным, не хотел. Жаждал славы, стремился быть всегда первым, чтобы им восхищались, чтобы ему завидовали.

В школе он принимал активное участие в комсомольской и общественной работе. Был редактором классной стенгазеты, которая считалась лучшей в школе, учился в кружке автомобилистов, участвовал в художественной самодеятельности, имел славу лучшего оратора. На собраниях остро и остроумно высмеивал ленивых учеников, критика эта всегда была справедливой и беспристрастной. За это его уважали учителя и опасались товарищи. Никто даже не догадывался, что все это он делал не по убеждению, не по зову души, а с определенным расчетом, из эгоистических чувств, чтобы чем-то отличиться. Все больше возрастало его самолюбие. Как, чем выделиться среди ровесников? И вот уже в девятом классе возникла счастливая идея. «Надо поразить всех своими знаниями!» — решил он.

Для первого эксперимента выбрал геологию. Предмета этого в программе не было, но в школе работал кружок любителей природы. Во время каникул члены кружка вместе с преподавателем географии ходили в интересные походы, собирали растения для гербария, минералы.

Больше месяца Виктор просидел в городской библиотеке, перечитал все, что нашел в книгах о железной руде.

Как-то вечером он зашел в физический кабинет, где собралось человек десять любителей природы. Как бы между прочим вынул из коробки с минералами образец медного колчедана, потом покрутил в руках друзу исландского шпата.

— Положи, зачем трогаешь, если не разбираешься, — ревниво заметил один из учеников девятого «А», которого за страсть к коллекционированию минералов прозвали Геологом.

— А если разбираюсь?.. — снисходительно улыбнулся Виктор и, взяв кусок магнитного железняка, начал внимательно рассматривать его.

— Тогда скажи, что держишь в руках?

Виктор быстро обернулся.

— Нет, уж лучше ты, товарищ Геолог, — Виктор иронически подчеркнул это слово, — скажи, из какого месторождения вот этот магнитный железняк и какой в нём процент железа?

От неожиданности Геолог растерялся. Он не знал, что ответить.

— Молчишь?.. А еще Геолог, — после паузы засмеялся Виктор. — Судя по характеру излома кристаллов, цвету и весу, можно уверенно сказать, что этот кусок из Криворожского месторождения.

Виктор назвал и процент содержания железа. Характер излома и цвет здесь были не причем, но он ставил перед собой цель — ошеломить слушателей своей осведомленностью и поэтому шиковал геологическими терминами.

Начал рассказывать о добыче руды с такими деталями, словно сам побывал в шахте. Все кружковцы, оставив свои дела, слушали его с открытыми ртами.

— Между прочим, в далекие времена наши предки варили сталь прямо из руды, минуя стадию выплавки чугуна, — с видом триумфатора расхаживал по кабинету Виктор. — Это был так называемый пудлинговый способ. Когда-то русский мастер Аносов владел замечательным секретом, — продолжал Виктор. — Шпагу из его стали клали в чехол, скручивая восьмеркой, и она не ломалась. Его клинки перерубали сабли из хваленой булатной стали…