— Да нет, просто винограда он не дождется. Степь же… Вымерзнет весь.
— А вы где работаете?
— Да тут же. Спины гнем, а все зря. Я считаю…
Но Галина не дала ему договорить.
— Товарищ председатель! — крикнула она Загоруйко. — Видимо не скоро у вас будет свое вино, если такие виноградари будут работать, как этот, — указала на Володю. — Немедленно переведите его в другую бригаду.
— Почему? — удивленно поднял брови Загоруйко.
— Не верит он, что в степи будет расти виноград.
Володя Хмель словно споткнулся, покраснел и опустил глаза.
Загоруйко метнул на него гневный взгляд и заторопился:
— Что ж, товарищи, поехали?
Когда подвели итоги соревнования, оказалось, что калининцы опередили «Рассвет» по всем показателям, кроме зерновых. Урожай с гектара в обоих колхозах был приблизительно одинаковый. Домой возвращались, когда уже стемнело. При въезде в село заметили пьяного. Он брёл, спотыкаясь, еле переставляя ноги.
— Опять Андрюшка Полуянов? Вот беда с ним, — проговорила тетя Валя.
Она и не догадывалась, что это был ее квартирант.
Глава двадцать седьмая
Перед глазами Виктора все кружилось. Освещенные окна домов отбегали налево и тут же возвращались назад. Земля качалась под ногами, словно палуба корабля при крутой волне. В темноте он не попадал на дорогу.
По улице проехала автомашина, совсем ослепив его. Вдруг Виктор наткнулся на что-то металлическое, больно ударился всем телом и выронил нож. Он нагнулся, начал шарить по земле руками и еще раз стукнулся головой. Это была водопроводная колонка. Забыв о ноже, открыл кран и припал к холодной струе жаждущими губами. Потом подставил голову и долго простоял согнувшись. Холодная вода немного освежила.
Виктор выпрямился, встряхнул мокрым чубом. Окна уже не плыли перед глазами.
«Куда это я шел?» — подумал он и услышал далекую музыку. В клубе играл баян. «Ага, к Галине. Она уже, наверное, приехала и сейчас в клубе. Да, надо, наконец, сделать предложение… Надоело все это. Хватит!..»
Людей в клубе было мало. Неподалеку от дверей за столиком Степан Бондарь играл в шахматы с чубатым парнем. За другим столом Федька со своим прицепщиком резался в домино против Тимофея Ховбоши. Тот также играл с прицепщиком.
Среди трактористов установился порядок: играть смена против смены. Чемпионом считался Федька с напарником. Они разработали сложную систему сигнализации. На первой же минуте, только взяв в руки костяшки, партнеры уже знали, кто на чем будет играть. В сигнализации участвовали пальцы, костяшки домино, подмигивание, особая улыбка и прочее. Их часто ловили на этом, но они только смеялись, а назавтра придумывали что-то новое и обязательно побеждали.
Тимофей Ховбоша играл рассудительно, не спеша. Подумав, он открыл тройку.
— Ваши тройки плакали, дорогой мой! — крикнул Федька. — Я вас предупреждал. Прошу!
Напарник Тимофея, рыжий сонливый парень, подумал и забил вторую тройку.
— Куда же ты забиваешь? — возмутился Тимофей.
— А что должен делать, когда другой карты нет!
— Правильно, — ворковал Федька, — за такую игру мы тебе объявим благодарность. А вы, ребята, читали, как судили паразита? Отца нашего Костомарова.
— Эй, стой-стой! Так не пойдет! — закричал вдруг Тимофей. — Опять договариваетесь?
— Кто договаривается? Тьфу на тебя! — ответил Федька. — С вами можно играть с закрытыми глазами или даже во сне.
— Разве я не вижу, как перемигиваетесь?
— Да я не о том, — наклонился вперед Федьков напарник и прошептал: — Посмотрите на дверь!
Держась рукой за косяк, у входа стоял Виктор. Мокрые волосы прилипли ко лбу, рубашка также мокрая до пояса. Обвел тяжелым взглядом зал и, не увидев Галины, оттолкнулся от двери, исчез в темноте.
Степан едва заметно подмигнул Федьке. Тот мгновенно понял.
— Братки, антракт! — положил он косточки и вьюном выскользнул из клуба.
Глава двадцать восьмая
Бабка Степанида вечером пошла к соседям. А Галина, устав после поездки, решила пораньше лечь спать. Не успела раздеться, как дверь распахнулась настежь, и на пороге предстал Виктор. Галя ахнула и отступила назад. Весь черный, грязный, он тяжело дышал и дико смотрел на нее единственным глазом. Второй заплыл. На виске также был синяк. Из носа на разорванную рубашку капала кровь.
— Что с тобой? Кто это тебя? — бросилась к нему Галя.
Виктор пошатнулся, схватился рукой за косяк. Губы его скривились.
— Молча, падлюки, били… — всхлипнул он.
— Кто?
— Не знаю. У-ух, сволочи! — скрипнул он зубами и, пошатываясь, прошел на середину комнаты, сел на табуретку, опустил голову.
— Может, Степан? — высказала догадку Галина.
Виктор отрицательно покачал головой.
— Тот убил бы. А эти невысокие оба. А кто — не разобрал: темно, — проговорил он и вдруг, закрывшись руками, зарыдал.
На лице Галины было удивление, испуг и сожаление. Лишь через несколько минут она опомнилась, протянула руки к его голове, но тут же отдернула назад. Все его волосы слиплись от крови.
Галина схватила полотенце.
— Витя, умойся. Давай я тебе солью. Пошли!
Он не отвечал, беззвучно плакал, содрогаясь всем телом.
Злость на неизвестных разбойников охватила девушку. Разве Виктор виноват в том, что отца осудили. За что его так изуродовали? Только теперь она со всей глубиной поняла, как правильно говорил Стукалов. Виктору нужна моральная поддержка друзей.
И именно на нее возложил это задание Иван Петрович. Но как выполнить его, когда с Виктором так обращаются?
Виктор перестал всхлипывать. Минут десять он сидел молча, не отрывая рук от лица. Потом резко поднял голову.
— Хватит! Мне надоела эта игра в кошки-мышки! — со злостью проговорил он.
— Витя, не волнуйся… Мы обязательно найдем тех, кто это сделал. К суду привлечем. Вот увидишь!..
— Да я не об этом! — скривился болезненно. — Мне надоело, что ты водишь меня за нос!
Мысли в его голове путались. Он хотел только одного — завоевать Галину, любой ценой убедить ее в своей правоте, а потом…
— Ты, наверное, смеешься надо мной, а я все эти ночи не спал, думал о тебе.
— Обо мне?
— Да, да! О тебе! Я больше не могу! Понимаешь, не могу больше терпеть эту муку! — выдохнул он, и на Галину пахнуло водочным перегаром.
— Ты что, пьян?
— Да, пьян, пьян! И все из-за тебя!..
Галина понимала, что сегодня не миновать признания, но все-таки попыталась перевести разговор на другую тему.
— Ты что, бросил отару? — спросила она.
— Бросил! Пускай ее черти возьмут! Навсегда бросил! Это каторга, а не жизнь. Жара, пыль, солнце прямо в макушку… Тарантул меня чуть не укусил. Паук такой — укусит и смерть. Я спал прямо на земле. Потом ливень начался, я простудился…
— Какой ливень? Дождей же не было.
— Были, не были — все равно!.. Не могу я здесь больше, Галочка, не могу! Я хочу настоящей, красивой жизни для души, хочу нашего счастья! Мы молодые, сильные, нам только жить и наслаждаться, а мы вместо этого влезли в ярмо. Жизнь течет где-то там, мимо нас. А годы проходят, безвозвратно проходят… — торопился он высказаться.
Широко открытыми глазами смотрела Галина на Виктора. Тот ли это, всегда жизнерадостный Витька Костомаров, лучший школьный оратор и активист?
«Нет, просто на него подействовала водка и эти хулиганы. У него расшатаны нервы», — подумала она и сказала как можно мягче:
— Витя, ты пьян. Тебе надо хорошенько отдохнуть. Подумай, о чем ты говоришь?
— О тебе, о себе, о жизни. И не думай, что во всем виновата водка. Я давно хотел тебе сказать: ни за что не поехал бы сюда, в эту дыру, если бы не ты… Галочка, дорогая, самая дорогая, я люблю тебя! — порывисто схватил он руки девушки и начал их целовать.
Галина задохнулась от омерзения, которое наполняло ее. Она не могла произнести ни одного слова. Потом брезгливо выдернула руки.