— А ты, Федя, никогда не пробовал писать? — спросила Галина.

— Почему? Брату письма в армию пишу, деду, а как-то даже плакат сочинил: «Урна твой друг — плюнь в нее!»

— Нет. Я серьезно. У тебя пытливый ум и острый глаз. По-моему, у тебя есть творческая жилка.

Федька не ответил, бросил быстрый взгляд на задумчивое лицо девушки. Открыл дверь клуба, вслед за Галиной переступил порог и остановился как вкопанный. На сцене перед пустым залом Стукалов с женой пели романс. Сбоку на стуле сидел баянист.

— Теперь лучше, но все равно после третьего такта надо делать немного более плавный переход, — обратился Стукалов к баянисту. Он нагнулся и правой рукой проиграл на баяне мелодию: — Вот так, понял?

— Сейчас еще раз попробую.

Галина молча посмотрела на Федьку. Тот опустил глаза.

…А на следующий день он встретил ее на улице.

— Что вы там поручите мне в самодеятельности? — спросил с несвойственной ему покорностью.

— Художественное чтение, или же в скетчах будешь играть…

— Давай я лучше ведущим буду, хорошо?

Концерт художественной самодеятельности состоялся в первых числах февраля. Несмотря на большой снегопад, в клубе было полно людей.

Колхозникам понравился хор, танцевальная группа, куплетисты. Долго аплодировали Стукаловым. Но особый успех имел Федька.

После выступления хора вышел он из-за кулис и начал рассказывать, словно во время перекура среди ребят.

— Недавно в районе встретил я одного знакомого, заведующего хреново-уксусно-горчичным цехом промкомбината. Он где-то на какой-то выставке видел редких гибридов от скрещивания разных животных. Есть, говорит, там гибрид от гадюки и ежа. И знаете, что получилось от этого скрещивания? Шесть метров колючей проволоки!

В зале прокатился смех. Федька переждал немного, а когда стало тихо, спокойно продолжил:

— Но какая польза от такого гибрида? Сами подумайте: ни кожи, ни молока, ни мяса. Что? — вдруг резко обернулся назад Федька и подошел к двери, которая вела за кулисы, сделал вид, словно кого-то слушает. Потом громко крикнул в притихший зал:

— Сергей Сергеевич Чугунов, здесь?

— Здесь!

— Вот он сидит!

— В чем дело? — обманутый игрой Федьки, доверчиво поднялся Чугунов.

— А-а-а, приветствую вас, — поклонился Федька. — Вот товарищи только что мне рассказали, что Сергей Сергеевич проводит на своей ферме важный научный эксперимент…

Чугунов даже шею вытянул.

— Поскольку кормов у него заготовлено мало, то он хочет вывести гибрид от коровы и бурого медведя. Летом этот гибрид — творение ума нашего заведующего фермой — будет питаться на выпасе, зимой будет сосать лапу, а молоко будет давать круглый год.

Раздался хохот.

Чугунов сердито плюнул и сел, стараясь спрятать лицо от соседей.

За один вечер Федька приобрел громкую славу. Остроты рождались у него сами собой, после каждого номера. В зале взрывался смех, как только он выходил из-за кулис.

Больше всего радовался его успеху дед Яким.

— Вот тебе и Федька! Черт, а не парень… Умная голова! — восклицал он. — Я всегда говорил, что язык у него соответствующий, только до сих пор не находил настоящего применения. Дед толкнул Степаниду, хозяйку Галины, которая сидела рядом.

— Слышишь, кума, талант! Умеет владеть словом. А слово, оно, знаешь ли…

Но бабка Степанида недолюбливала Федьку.

— Чего толкаешься? Отстань, сатана! Разгулялся тут!

Дед Яким крякнул и махнул рукой: что, мол, говорить с темной.

Колхозники расходились, подсмеиваясь над теми, кого критиковали со сцены. Но участники самодеятельности, собравшись после выступлений за кулисами, были удивлены словами Стукалова.

— Плохо, неотработанно, каждый номер звучит сам по себе. Нет цельного впечатления, — говорил он. — У тебя, Федор, много пустословия, просто зубоскальства. Экспромт вещь хорошая, но готовить каждый номер нужно заранее, продуманно… В общем, силы у нас есть. Теперь остается работать и работать. На районном смотре мы должны занять первое место!

Федька сперва было надулся, но радостное настроение от успеха не оставляло его. Нет, теперь никакая сила не заставит его покинуть сцену.

Где-то через неделю Федька встретил Галю возле ее дома, когда она возвращалась с работы.

— Здравствуй, — бодро поздоровался он, но всегда озорные глаза сегодня почему-то смотрели в землю. — Хорошо, что встретил тебя. Дело одно есть.

Галя знала, что эта встреча совсем не случайна. Еще издалека она заметила, что Федька стоит возле ее квартиры, явно кого-то ожидая.

— Заходи в дом! — пригласила она.

В комнате он несколько минут сидел молча, мял фуражку, робко ощупывая Галину настороженным взглядом. Чувствуя, что Федьку привело сюда что-то необычное, Галя сказала серьезно и одновременно ласково:

— Рассказывай, что там у тебя.

Он еще раз метнул на нее настороженный взгляд и, возможно впервые в жизни покраснев, неловко заговорил:

— Набросал я одну смешную историю о трактористе… Может, почитаешь?

Он достал из бокового кармана пиджака сложенную вдвое тетрадь.

— Прочитаю. Только, Федя, я не специалист… Скажу свое мнение, как читатель. Давай договоримся: если нам обоим понравится — пошлем в газету.

— Нет, что ты… Там, наверное, много ошибок… Я же только шесть классов закончил и то давно.

— Ошибки исправим. Главное — был бы талант. А потом начнешь учиться и ошибок делать не будешь.

— Не надо посылать, а то в селе потом засмеют меня, — робко проговорил он.

Галина не узнавала острого на язык, озорного Федьку. Смущенный, какой-то неуверенный в себе, он, казалось, стал еще меньше ростом.

— Не волнуйся, на первый раз подпишешься псевдонимом, — сказала Галя.

Галина и Михаил Антаров приехали в город на областной слет молодых садоводов и виноградарей. Михаил по-прежнему работал в строительной бригаде, но был одним из самых любознательных слушателей на курсах садоводов.

Не застав дома ни отца, ни матери, Галина быстренько умылась с дороги и вместе с Михаилом пошла в театр.

Шагая по шумной улице, она взглянула на свои загрубевшие руки с неровно обрезанными ногтями и сказала Михаилу:

— Ты иди, а я забегу в парикмахерскую.

— Смотри, не опоздай!

Перебежала улицу, открыла застекленную дверь маникюрной и остановилась у порога. В маленькой светлой комнатке — всего два стола, заставлены бутылочками с лаком, коробками с инструментами, белыми фарфоровыми чашками.

Один стол был пустой, а за вторым в белом халате сидела Тася. Прищурив улыбающиеся глаза, она чистила ногти какому-то мужчине, сидевшему спиной к двери, и прислушивалась к его словам.

— Садитесь, пожалуйста, я сейчас заканчиваю, — не поднимая глаз, проговорила Тася.

— Так я вечером буду ждать вас возле кинотеатра, — вкрадчивым голосом сказал мужчина.

Тася не ответила. Она внимательно осмотрела его руку.

— Вот и все! Чего же вы стоите, гражданка? — наконец подняла она глаза и даже подпрыгнула. — Галя!

Мужчина также поднялся, взглянул на Галину. Она узнала Фонфарамона Зазязкина.

— А, мадам колхозница!.. — картинно помахал он растопыренной пятерней, то ли для приветствия, то ли для того, чтобы быстрее высох лак на ногтях. — Решили чернозем соскрести?

Галина не ответила. Она молча смотрела на него. В ее взгляде были жалость и презрение. Это оскорбило Фонфарамона. Он самодовольно улыбнулся, прищурил глаза.

— Как там дела с перегноем, куда навоз возите?

— Поищи его у себя в голове! — отрезала Галина.

— О-о-о, а еще активистка. Вместо того чтобы воспитывать нас несознательных — такое хамство…

Фонфарамон закатил глаза, подул на ногти, осторожно двумя пальцами вынул из нагрудного кармана деньги, небрежно бросил на стол. Во всей его фигуре, в движениях было что-то карикатурное, отталкивающее. Галина вспомнила какой-то зарубежный фильм. На экране в ресторанной обстановке мелькал вот такой прилизанный, словно манекен, тип с мягкими вкрадчивыми движениями и слащавой улыбкой. Поразительное сходство!