— Вот что я вам, ребята, хочу сказать: хороший ваш диспут, — дед Яким подчеркнул последнее слово. — И очень он мне даже по душе. Вот такой мой разговор! Я люблю, чтобы все делалось по-молодецки, с огоньком. Вот вы разгорелись, и я ожил сразу. Оно сажать сады и виноградники, возможно, еще и не геройское дело, но очень нужно людям и земле. Ее, земельку, когда приласкаешь, она потом в сто раз больше за это отплатит. И я даже с большим желанием буду помогать вам!

— Жди, когда вырастут…

— Для кого стараться будете, дедушка? Все равно не дождетесь, чтобы отведать яблочко, — заметил кто-то.

— Эх, плесень ты зеленая! А ну выйди сюда, поганец, на глаза! — дед подождал немного, но никто не вышел. — Оно и видно, что ум у тебя куриный, а совесть у кошки одолжена… — дед Яким повысил голос. — А фрукта сажать я хочу для того, чтобы ты, дурак, потом ел да меня добрым словом вспоминал, а себя за сегодняшнюю глупость корил. А вы, ребята, правильно решаете. Земля трудолюбивых любит. Вот и весь разговор!

Дед сел и сразу же поднялся Тимофей.

— Все понятно! Надо ставить вопрос перед правлением колхоза. Пусть решают. Вон я слышал, у калининцев нынешней весной посадили десять гектаров сада, более сорока — виноградников и еще плантаж готовят. Время и нам подумать!

— Правление не захочет, так мы сами посадим! — воскликнула Настя.

— Правильно!

Сергей порывисто поднялся, застучал по столу. Ему не хотелось, чтобы собрание, на котором он председательствует, приняло решение, идущее в разрез с линией председателя колхоза.

— Товарищи, я предлагаю озеленить пока только село.

— Вдоль дорог также следует посадить…

— Тополя!

— Фруктовые деревья!

— Тише, тише!

— Товарищи! Слушайте сюда!..

От дверей, возле которых, услышав шум в клубе, столпилась немалая группа пожилых колхозников, пробирался невысокий курносый мужчина лет тридцати пяти. Он подошел к столу.

Увидев незнакомца, молодежь притихла.

— А мне в районе говорили, что в «Рассвете» комсомольская организация не работает, — широко улыбнулся он. — А здесь, оказывается, вон какие горячие комсомольцы. И вопросы решаете очень правильно. Хорошо!

— Да кто вы такой, чтобы выступать здесь? Мы вас не знаем, — не вытерпел Федька.

— Кто я? — засмеялся незнакомец. Улыбка у него была приятная, на все зубы, а курносый нос, казалось, совсем исчезал с широкого лица. — Может и мне, как вон той девочке, — кивнул он на Галину, — рассказать свою биографию? Хорошо, скажу коротко. Был когда-то на комсомольской работе, потом заведовал отделом в райкоме партии, учился в высшей партийной школе, а вот теперь буду работать у вас секретарем парторганизации. Сегодня на собрании избрали.

В зале пронесся шелест.

— Зовут меня Иван Петрович Стукалов. Вот и познакомились, надеюсь, станем друзьями. Согласны? — прищурился он в лукавой улыбке.

— Согласны!.. — раздались отдельные голоса.

— Вот и хорошо! — весело подхватил Иван Петрович, словно ему ответил весь зал. — А сейчас хочу вам сказать о вашем сегодняшнем собрании. Очень хорошо! Не знаю, кому как, — он взглянул на группу колхозников у дверей, — а мне, товарищи, честное слово, нравится! Да как может не нравиться то, что решается в интересах общества? Вот сразу видно, что говорят хозяева жизни… Где же и выращивать виноград и фрукты, как не в Крыму! Может, в Вологде или Якутии?..

Галина почувствовала себя окрыленной. «Эх, тебя бы сюда, упрямого, — подумала она о председателе. — Ну, всё, теперь уже не отвертишься!»

И она теплым, благодарным взглядом смотрела в открытое, такое простое, веселое лицо секретаря.

— Молодцы комсомольцы! Я обеими руками за ваше предложение!

Стукалов поднял вверх руки, словно голосуя, и вдруг захлопал в ладоши, по-юношески, с азартом, от всей души. Зал дружно поддержал. Аплодировали долго, задорно, а почему — сами не знали. Пока ничего не сделали, только решили сделать.

Еще звучали отдельные аплодисменты, а Иван Петрович неожиданно для всех запел высоким баритоном:

От неожиданности ребята и девушки в обалдении смотрели на этого необыкновенного человека. Многим вспомнился бывший партийный секретарь, которого перевели на работу в район. Тот говорил всегда отрывисто, сухо, официально, словно читал выписку из протокола.

А тут стоял широкоплечий, крепкий, словно дубок, веселый человек, смотрел на всех искрящимися глазами и пел. Вот так секретарь! Есть чему удивляться.

Стукалов пел с таким видом, что казалось — нет для него большего наслаждения.

И песня звучала так молодо, задорно, что к ней начали подсоединяться один за другим молодые голоса. Вдруг Иван Петрович подмигнул как-то всем лицом, по-дирижерски взмахнул руками, и весь зал загремел так, что зазвенели стекла в окнах:

Галина пела во весь голос. Она не знала, что с ней. Ее наполняло какое-то необыкновенное, пьянящее чувство. Все эти люди казались такими хорошими, близкими. И колючий проказник Федька, и маловерный Леня Сахно, и даже Степан…

Когда песня закончилась, Иван Петрович быстро вытер платком вспотевший лоб и весело сказал:

— Сто лет с плеч! Словно опять я в райкоме комсомола. У нас, товарищи, ни одно заседание, ни одно комсомольское собрание не обходилось без коллективной песни. После такой песни и товарищи еще ближе и дороже становятся, и никакие трудности не страшны. Ну, спасибо, друзья, порадовали старика!

Улыбающимися глазами он оглядел зал и добавил:

— Передохнули, а теперь время заняться делами.

— Иван Петрович, прошу послать меня с трактором на поднятие плантажа, — поднялся Николай Мовчан, — обязуюсь любую норму перевыполнять!

— Подожди с плантажем. Надо сначала отобрать людей в садоводческую бригаду, — подпрыгнула Настя.

— Правильно! Создадим комсомольскую бригаду.

— Пишите меня первой!

— А что ты понимаешь в садоводстве?

— Ничего, научусь…

Стукалов минуту слушал разноголосые возгласы, потом засмеялся.

— Ну и горячий вы народ. Сразу подавай им садоводческую бригаду, плантаж… Это все, друзья, от нас никуда не убежит. Сейчас перед нами стоит первоочередная задача: жатва на носу. Здесь работы всем хватит. Вот давайте и наметим, как мы расставим свои силы. Подсаживайтесь поближе!

Стукалов сел к столу, положил перед собой записную книжку.

Чудесна летняя степь утром. Куда ни глянешь, везде открывается необозримая даль. Но вот солнце поднимается все выше и выше, все сильнее нагревая землю. Она начинает дышать теплой влагой. Горизонт теряется в легком, дрожащем мареве. Воздух начинает звенеть. Отовсюду доносятся душистые ароматы.

Вторую неделю продолжается уборка хлебов. Целые сутки степь гудит моторами. По ночам яркие снопы света от автомобильных фар быстро движутся по полевым дорогам, над полями деловито передвигаются огни комбайнов.

Стукалова можно было видеть и возле комбайнов, и на току, и на репетиции в клубе, и в полевой столовой. Зажаренный солнцем, припудренный пылью, с горящими от жары и бессонницы глазами, он не знал усталости. Ничто не могло согнать улыбку с обветренного лица.

По вечерам на току собиралась агитбригада, выступала самодеятельность. Настя отчаянно кружилась в танце, до хрипоты пела частушки.