Виктор перепрыгивал с одного на другое, подбирая эффектные примеры.

— Вам, наверное, приходилось слышать, что лучшими в мире бритвами считались немецкие, фирмы Золинген. А знаете, из какой стали они изготавливались? Из нашей, уральской, сваренной на древесном угле. Вы заметили, что ножи у всех сапожников сделаны из кос? Агенты немецких фирм за бесценок, а то и бесплатно собирали в царской России поломанные серпы и косы, а из этого лома потом изготовляли бритвы, которые очень дорого продавали по всему миру, в том числе и в России.

Виктор положил кусочек магнитного железняка обратно в коробку, снисходительно похлопал Геолога по плечу.

— Вот что такое магнитный железняк! — и пошел к двери. Ошеломленные ученики молча провожали его взглядами.

Позже Виктор так же подробно изучал по одному-два вопроса по истории, физике, литературе, астрономии и при случае умело пользовался этим.

Долго бился над философией, искал что-то доступное своему пониманию и вместе с тем выигрышное для «демонстрации». Девушка-библиотекарь с уважением поглядывала на сосредоточенное, умное лицо парня, склонившегося над мудрыми книгами. Наконец кое-как он разобрался в категориях — «случайность и необходимость», «необходимость и свобода». Его философская «эрудиция» исчерпывалась сведениями из философского словаря, но благодаря своим ораторским данным, он умел при случае напустить тумана. Для большей убедительности нашел прием: когда чувствовал, что совсем запутывается, то откровенно предупреждал своего собеседника, что тот не найдет этих мыслей ни у Маркса, ни у Гегеля, ни у Сократа, ни у Спинозы, — это его личная теория. Имена философов он произносил так привычно, буднично, что становилось ясно: учения великих мыслителей давно известны этому юному философу и даже хороню надоели, поэтому-то он выдумал «свою» теорию, пусть не очень удачную, но все, мол, впереди.

Эффект почти всегда был ошеломляющий.

Единственное, что он умел по-настоящему, — это читать книги для слепых. Еще в седьмом классе его родственники попросили помочь слепой двоюродной сестре. Тогда и выучил азбуку для слепых, что оказалось довольно легким делом.

…В десятом классе впервые начал думать о будущем. В последние годы, несмотря на свой природный ум, учился все хуже и хуже. Учиться не очень хотелось. Институт? Это значит еще пять-шесть лет протирать штаны в институте. А какой конечный результат? — думал он. — Что, допустим, имеет врач или инженер, сколько получает? Очень мало. А пример отца свидетельствовал о том, что и без высшего образования можно жить прекрасно, надо только суметь устроиться. «В жизни надо быть не умным, а хитрым!» — все чаще повторял он слова отца.

Живя в достатке, или, как он сам говорил, «имея крепкий тыл», начал задумываться над своим местом в жизни. Идти по отцовской тропе — очень мелочно. Хорошо бы обеспечить себе постоянную поддержку директора института или другого влиятельного лица. Со дня на день он все больше думал об этом. Перебирал в памяти людей, работающих на ответственных должностях, и не мог найти щель, через которую можно завоевать их благосклонность. И вдруг, уже почти перед экзаменами, обратил внимание на Галину. Это было то, что он так долго искал. Отец ее — заместитель председателя облисполкома, кандидат каких-то наук. Лучшего и желать не надо.

Сама судьба посылала счастье. Виктор начал усиленно ухаживать за Галиной, хотя до сих пор и недолюбливал ее. С пятого класса она копалась на пришкольном участке, сажала деревья, ухаживала за ними. У каждого своя страсть. Галю в классе уважали за прямоту и честность. Ревнивому к славе Виктору это не нравилось.

Наблюдательного Виктора беспокоило то, что Галя неравнодушна к Петру Чигорину. Серьезный противник! Но Петр, кажется, не догадывался о чувствах девушки. Для того, чтобы не спускать с Галины глаз, Виктор подружился с Петром и не отходил от него ни днем, ни ночью.

Виктор всячески восхвалял Донбасс, настаивал на романтике шахтерского труда, когда узнал, что Петр решил ехать туда, но сам отказался, ссылаясь на болезнь матери. Какое-то время опасался, что Галя поедет за Петром, и очень обрадовался, узнав, что она готовится ехать на работу в село. Не раздумывая, решил не отставать от нее.

«Главное — завоевать ее, а тогда заставлю вернуться в город и делать то, что захочу», — думал он.

После экзаменов Петр уехал куда-то к родственникам. Виктор каждый день приходил к Галине, приглашал ее в кино, в театр, на танцы, всегда был веселый, остроумный. А однажды, выбрав удобный момент, сказал словно раздумывая:

— Знаешь. Галочка, я хочу проситься на работу в деревню. Что ты посоветуешь?

— Правда? И я тоже! — обрадовалась, ничего не подозревавшая, Галина.

Виктор увидел, как радостно засияли глаза девушки и решил, что отныне может надеяться на успех.

Постепенно, сам того не замечая, по-настоящему полюбил Галину. Но освободиться от своих корыстных замыслов уже не мог.

Приехав в Красивое, он сделал все возможное, чтобы втереться в доверие молодежи села, и поначалу добился успеха. Большинство ребят с удовольствием слушали его рассказы, смеялись шуткам и, как говорится, заглядывали ему в рот. Галина не могла не оценить его популярности среди молодежи. Так он рассчитывал.

Шли дни, а завоевать любовь девушки не удавалось. Виктор исчерпал весь запас своих хитростей. Галина была удивлена его знаниями, его умению завоевывать симпатии людей, но Виктор видел, но дальше этого дело не двигалось. Такая стойкость раздражала Виктора, его злило и фанатичное увлечение Галины садоводством.

А тут еще узнал о переписке Гали с Петром.

Это напугало и крайне разозлило его. Похитил одно письмо, прочитал четыре страницы восторженных строк о Донбассе, о работе на сооружении шахты. Письмо было полно юношеского энтузиазма, от него веяло романтикой труда.

«Не выветрился еще из Петра школьный мечтатель. И, между прочим, все эти сентиментальные глупости нравятся девушкам, — думал Виктор. — Так они и до любви дойдут».

Виктор сжег письмо. Его мучили противоречивые чувства, любовь и злость к Галине постоянно боролись между собой. Незаметно он настраивал молодежь против нее, а однажды в порыве гнева пустил сплетню о том, что отец умышленно послал ее в колхоз. Думал, что на Галю все это подействует угнетающе, что она будет просить помощи, а он проявит чуткость и завоюет ее благосклонность. Галина очень переживала, мучилась, но ближе не становилась. Письмо Антарову от имени Таси Пенкиной тоже не повлекло желаемых последствий.

И тут начались несчастья.

Арест отца ошеломил Виктора. Он поспешил в город. Квартира была опечатана, и какое-то время пришлось жить у знакомых. Виктор понимал, что лучший выход для него — вернуться в колхоз, завоевать Галину. Но как? Чем больше думал, тем больше кипел от ярости.

По приезде в колхоз ему впервые улыбнулось счастье. Галина проявила к нему самое искреннее сочувствие и заботу.

«Ага, ее легко пронимают чужие слезы», — подумал он, довольный тем, что, наконец, нашел ключ к сердцу.

Чувствовал, что Галина с каждым днем больше и больше сочувствует ему, проникается его горем, становится ближе. Удачно разыграл сцену обиды, поехал на скирдование соломы, почти уверенный, что через день-два она прибежит к нему. Но всему помешал Степан. Вернее, не Степан, а он сам поломал все, что так долго и осторожно сооружал. И зачем он полез в тот почтовый ящик?

Несчастье, которое так внезапно свалилось на Виктора, очень расшатало его нервы. Он растерялся. И без того натянутые, словно струны, нервы Виктора не выдержали.

Он впервые напился и спьяну раскрыл свое нутро. Сейчас он готов был разбить свою голову о стену.

«Осел, дурак! — ругал себя. — Что теперь осталось?! Лежать в этой прокуренной клетке, слушать всхлипывания матери?»

Из горкома комсомола приходили. Виктор узнал, что из «Рассвета» прибыло два письма. Одно от секретаря комитета комсомола, второе от Галины. Знал, что его исключат из комсомола, и не пошел в горком. Галину же просто возненавидел.