Свим встряхнул головой и покривил полные губы.
– Да нет, Харан. Продолжать бы надо тебе. Твоё замечание кстати. Я как раз хотел говорить о том же, но совершенно противоположное. Мне сдаётся, что этого самого ресурса, как ты выразился, для такого небольшого числа едоков, которое представляем мы, хватит надолго. Во всяком случае, на наш век.
– И если есть поменьше, – добавил Сестерций.
К”ньец встопорщил свои редкие усы и, подражая интонации безжизненного голоса торна, проговорил:
– Торны!.. Они советуют другим, но сами своим советам не следуют.
– Как это? – Сестерций и сидя выглядел гордым.
– Вот так. Ешь слишком много! За двоих.
– Да, мы, торны…
– Помолчите, – миролюбиво остановил их Свим, не прибегая к окрику. – Послушайте пока меня. Я предлагаю эти руины сделать нашей базой в этих местах.
– Ура! – неожиданно сорвался и закричал Камрат.
Мальчик даже подпрыгнул от радости. Свим высказал то, что у него уже формировалось в сознании, он лишь не знал, как всё это высказать.
Все, как ему показалось, как-то странно на него посмотрели, и он смутился.
Свим усмехнулся.
– Значит, не только я о том думал. Когда же ко мне пришла идея о базе, то, честно скажу, сам себя поздравил с такой находкой. Пусть эта база будет для нас как тростер для тескомовцев. О ней знаем только мы, здесь сидящие. Уходя отсюда, будем маскировать вход сквозь металлические останки таким образом, чтобы никто не сунулся через них. Как это сделать, надо подумать уже сейчас.
– Прекрасная идея, – согласился Харан. – Мало ли что сейчас нас ожидает в городах. После переворота в Габуне и раздрая, наступившего в Тескоме. По дорогам и Диким Землям уже, наверное, идут группы людей и выродков, которые ищут для себя новых мест проживания. Не будем вдаваться, почему они покинули города. Подробности, поверьте мне, скоро будут. Другое дело, что мы также можем превратиться в подобных изгоев. Для себя я такой исход уже вижу. А база станет для нас местом, где можно отсидеться, поесть и отдохнуть.
– Спасибо, Харан, – Свим переглянулся с Клоудой, между ними уже, наверное, состоялся обмен мнением на тему базы, и пожал её руку. – Завтра начнём обустраиваться. Как?
Свим спрашивал всех, но смотрел на Харана. При нём можно подать только мысль, а Харан сумеет объяснить её смысл как никто другой. Поэтому нестройная поддержка со стороны мальчика и выродков его в этот момент мало интересовала. Он ждал, что скажет Харан.
– Это неплохая мысль, Свим, и мы тебя с ней поздравляем, – не замедлил высказаться врач. – Как ни говори, а мы, друзья, стали обладателями уникального уголка прежней, а сильнее сказать, легендарной жизни с функционирующими системами жизнеобеспечения. Мне сдаётся, что автоматы раздачи пищи не последнее. Здесь можно найти и использовать кое-что ещё. Потрясающая живучесть распределителей еды, не одного из них, а всех, наводит на мысль о наличии в подземелье или рядом с ним иной аппаратуры тех лет и тоже действующей.
– Вон ты куда! – Свим прокашлялся.
Его поразила, хотя он и ожидал нечто подобного, способность Харана высказывать свои мысли с использованием слов, которых Свим никогда бы не употребил в разговоре, а также умение найти нечто сложное в простом, на первый взгляд, как это он сейчас и сделал.
Сам Свим подумал только о базе, где можно спрятаться и отсидеться, так как здесь есть кое-что необходимое для жизни, а Харан заглянул куда-то дальше и там, Свим почувствовал, таилось что-то необычное и более значительное, чем предыдущее его представление о руинах. Они словно стали просторнее и заманчивее, как подарок, о котором уже знаешь, что он будет, и живёшь в предвкушении удивиться и порадоваться после его получения.
– Но возможно ли такое? – засомневался он. – Моей кавоти полторы тысячи лет. Как будто. Её, может быть, хватит ещё лет на пятьсот, после чего она просто рассыплется. Говорят, самая старая на Земле аппаратура – это для связи, потому что такой уже не делают давно. Она тоже постепенно выходит из строя, а ей от силы тысяч десять лет.
– Видишь ли, Свим, такое впечатление, что здесь когда-то было нечто такое, отчего используемая техника смогла дожить до наших дней в целости и работоспособности. Изготовили её неспроста, а для каких-то важных целей. Ведь распределители пищи здесь стоят не с тем, чтобы нас поразить, а потому, что в помещениях всё может меняться: обстановка, жильцы, назначение самого помещения, а основное – автомат, кормящий людей, – остается постоянным и служит долго. Вот я и думаю, есть смысл посмотреть тут всё внимательнее и поискать, как следует.
– Наговорили столько, что мне следует подумать, всё ли я правильно понял, – после небольшой паузы в разговоре, наступившей после высказывания Харана, монотонно выговорил Сестерций. – Слушая вас, я всё больше удостоверяюсь, что люди были созданы после нас, торнов. Первая модель разумных существ на Земле, наш предок Акарак, не обладал таким изощрённым умом, как вторая модель – предок людей Обезьян. Когда я увидел стойку распределителя пищи, то, простой я перед ней хоть целый год, мне бы в голову даже не пришлю воспользоваться ею и получить еду. А что сделал Свим? Он сразу решил проверить и нажал на кнопки. И получилось!
– И совсем, как оказалось, неплохо, – вставил Харан в монотонный монолог торна.
– Да, – серьёзно подтвердил Сестерций, – совсем неплохо. Скажу теперь честно, меня испугали его действия.
– Ха! – не поверил Свим. – А-а, то-то ты за меня прятался, – тут же вспомнил он.
– Не прятался, а поступил благоразумно.
– Но чего ты испугался? – спросил Харан.
– Отвечу… Техника прошлых эпох была такой разной. Нас могло, после действий Свима, просто похоронить в подземелье… Или выбросить из него на высоту, куда нас шар не поднимал. Сделав такой прыжок, мы могли бы не беспокоиться о приземлении. Просто упали и – всё.
Люди засмеялись, а торн продолжал:
– Теперь вот Харан со своими предложениями. И я говорю: – а что? Вдруг найдём. Потому я поддерживаю Харана. Надо искать.
Ф”ент во всю свою зубастую пасть сладко зевнул, заглушая последние слова торна.
Все вновь рассмеялись, то есть те, кто умел смеяться – люди.
– Уважаемому стехару кроме еды ничего не надо?
Выродок посмотрел в сторону Клоуды, сказавшей о нём. Она его видела в уже наступившей темноте совсем плохо, он – лучше.
– Не то чтобы ничего кроме еды. Просто я подумал, не лечь ли нам спать, а завтра на свежую голову решить все вопросы. То, что наговорили сейчас, поутру покажется ерундой. Или…
– Да ну тебя! – хохоча, отмахнулся Свим. – Ты как скажешь, так…
– Разве я не прав? День сегодня не только для меня, но и для вас был тяжелым…
– Во, собака! – восхитился К”ньец. – И для нас был тяжелым, а для него, стало быть, и вовсе тяжелейшим, а?
– Ты, кошка, остался с одним ухом, оттого и слышишь звуки вполне внятной речи искажённо.
Новый взрыв смеха.
– Я-то слышу не хуже твоего и с одним ухом, а ты…
– Хорошо, хорошо! Тогда для тех, кто слышит хорошо, скажем так. Сегодняшний день для всех был непростым. Надо как следует отдохнуть, тем более после такой еды… Авво!..
Смех постепенно затих, в наступившей тишине раздался высокий голос Камрата:
– Сегодня всё так здорово у нас получилось. Сидим все вместе, никто нам не мешает, никто нам не угрожает. Вокруг тихо. – Он прикрыл глаза, чтобы показать, как ему хорошо и уютно здесь среди друзей и тишины. – Я бы так просидел всю жизнь!
– То, на чём сидишь, отвалится, – первым нашёлся торн. – Нам, например, долго сидеть нельзя.
– Это как сидеть, – отозвался Свим, прикрывая рукой рот, раздираемый зевотой.
– В принципе, малыш высказал один из вариантов будущего, – произнёс Харан. – У каждого из нас бывали в жизни моменты, когда появлялось желание каким-либо образом продлить во времени хорошее настроение или удачные дни. Но, малыш, поверь мне, всю жизнь так не просидишь, как бы приятно это не было и как бы тебе этого не хотелось. – В голосе Харана появились наставительные нотки. – Не просидишь, потому что устанешь, как заметил Сестерций, или другие не дадут. Да и сидеть – стареть! У тебя ещё столько впереди будет дел, событий, встреч и разлук… Кто знает, вспомнишь ли ты вообще когда-нибудь сегодняшний вечер, хотя он и пленил тебя покоем и удачным завершением дня. А вспомнишь, так, опять же поверь мне, подумаешь, какой я тогда был маленький и многого не понимал, мечтая просидеть всю жизнь. Жизнь, подумаешь ты, – это путь, непростой и уходящий в бесконечность, по которому надо всё время идти без остановки. Действительно так, Камрат! Ибо тот, кто сидит – не живёт, он только существует, плывёт по течению. Это не жизнь человека или разумного, но жизнь травы, знающей лишь свою кочку. Вокруг неё ещё несколько таких же травинок и все крепко, как им кажется, держатся за землю. Сидят! Однако её съест корова, на неё наступит сапог разумного, её опалит злой огонь – а она ни с места. Так и человек подобен такой траве, если он сидит… Ты понял, что я хотел сказать, малыш?
