– Успокоил, – приуныл было Свим. – А-а, ничего не будет. Съеденное в охотку, с удовольствием, никогда не приведёт к плохим последствиям. Проверено! Так что ждать ничего не будем. Твоя очередь набирать код. Смелее!

Торн осторожно надавил на ряд кнопок в свободной комбинации и отступил на шаг.

– Запомни, какие нажимал! – подал голос Свим, но Сестерций, похоже, его не слышал совсем, его взгляд был прикован и глубокому провалу зева стойки.

Там, в глубине, словно что-то затуманилось, и в лотке проявился на тонкой плоской подложке нарезанный кусочками какой-то неизвестный плод, зелено-жёлтый снаружи и нежно розовый внутри, с капельками сока на месте разрезов.

Как только лоток раскрылся, Свим первым схватил дольку и затолкал её в рот. Зажмурился от удовольствия.

– Не знаю, что это такое, но скажу одно – наши предки ели неплохо. Понимали в еде получше нашего.

Торн степенно попробовал, кивнул головой в знак согласия.

– Похоже на сливу… – высказал он предположение о съеденном.

– На настоящую грушу. Мне так кажется, – неуверенно поделился Свим о своем вкусовом восприятии плода.

– А ты её когда-нибудь ел?

– Да. Однажды в детстве. Тогда их завезли в Габун откуда-то с юга, якобы из самой Непревации. Каждому жителю досталось отведать. Мой отец как раз был в Габуне и принёс целую грушу, чтобы поделиться со мной и мамой.

– А я не знаю, каков вкус у настоящей груши, выросшей на дереве, но у нас перед каждой постоянной халупой обязательно растёт слива. Правда, она у нас мелкая, с ноготь. А эта, смотри, наверное, не меньше как на два сложенных кулака была.

– Тебе виднее, – согласился Свим с представлениями торна. – Я-то никогда слив не ел, так что спорить с тобой не буду. Ну что, ещё попробуем?

– Почему бы и нет! Мне понравилось.

– Ха, поверил, значит?

– Факты, как ты говорил, диктуют своё.

У распределителя еды они провели много времени, совершенно позабыв о нём. Их охватил азарт, они набирали наперебой всевозможные комбинации и радовались как дети каждому заказу, без конца и разбора поглощали добытые деликатесы. Нашли несколько сочетаний с особо понравившимися блюдами, одно из них выдавало сок – приятный на вкус, не слишком сладкий и утоляющий жажду. Когда они, уже не в силах что-либо есть или пить, уходили из комнаты, у Свима в питьевой фляге вместо выплеснутой воды был налит сок, а вокруг распределителя валялась гора тарелок и подставок. К сожалению, тщательное обследование стойки окончилось неудачей – ничего похожего на мусоросборник не нашлось.

– Могли бы подумать о такой мелочи, – выказал неудовольствие торн.

Ему теперь казалось, что древние могли бы, нет, должны были сделать для них со Свимом всё.

– Как везде, наверное. Мусорное ведро выносили куда-нибудь к поглотителю, а он находится где-то в другом месте, – предположил Свим.

Торн с ним не согласился.

Коридор, в стенах которого они нашли входы не менее чем в три десятка комнат, где стояли распределители еды и ни одного поглотителя мусора, закончился крутой лестницей, ведущей вверх – здесь и свод подземелья тоже устремлялся к поверхности земли.

Лестницей явно пользовались долго, не сейчас, а в былые времена, о чём говорили потертости ступеней. Кроме того, она была идеально чистой – ни пылинки, белой с голубоватым оттенком, но в темноте подземелья она производила отталкивающее впечатление и казалась огромной костью в раскопе.

– По ней и подниматься страшновато как-то, – высказался Свим.

– Люди, – привычно заявил торн, но добавил: – Похоже на скелет чудовища.

– Ты прав, – вздохнул Свим и ступил на первую ступень.

Лестница вывела на большую площадку с тремя дверями. Все двери были целыми, сделанными из материала, схожим с мелероном, и открывались поворотом рукоятки. Две двери вели в отдельные небольшие помещения с низкими потолками, где вся обстановка, если она там когда-то была, превратилась в пыль. Третья дверь выводила ещё на одну площадку, значительно больше первой. Однако со всех сторон её окружала паутина разнокалиберных балок и стержней. Возможно, в свое время эти конструкции входили в состав стен, перекрытий или каких-нибудь сооружений, но годы и годы очистили их, и только толстый слой праха внизу, затопивший почти в рост человека площадку, мог породить догадку, что так оно и было.

Торн потянул на себя один из торчащих стержней, что потоньше, и согнул его.

– Надо же! – воскликнул он, явно подражая Свиму, так как сам по себе выражать эмоции голосом не умел. – Сплошной металл! Железа много.

– Так уж и металл, – не поверил Свим. – Нет, правда?

– Не сомневайся, – отозвался торн и проанализировал состав квадратной балки. – Металл!

– Значит всё это – металлическое? Ну и ну!..

Человека и торна можно было понять. То, что металлические изделия в руинах дожили до сих дней, следовало считать невероятным событием. Свим благоговейно подержался руками за стержень, согнутый торном, и попытался его разогнуть.

– Упругий, – выдохнул он восхищенно.

Другого ему сказать было нечего. Металл на Земле давно стал редкостью, наверное, со времён падения спутников, после изобретения материалов на мелероновой основе: дешёвый, доступный, легко поддающийся обработке при небольшом нагревании, прочнее стали, многообразие цветов и универсальность – всё это привело к исчезновению металлургии вместе с наукой, технологией и техникой, связанных с ней.

Металлические поделки ещё можно было увидеть в музеях и в частных коллекциях старины при хабулинах многоименных. У Свима дома, в одной из подземных кладовых, имелся увесистый брусок металла. Что это был за металл, Свим никогда не интересовался, достаточным было сознавать о его наличии в семейной кладовой.

Тут же перед ним в забвении громоздились тонны раритетного материала. Было от чего ощутить волнение.

Однако усталость брала своё, притупляла эмоции, а впереди было ещё много дел. Свим сел на пол и привалился к металлической балке, уже не находя такую опору ни странной, ни необычной. Против обыкновения казалась лишь холодной, а так можно сидеть и под деревом, и под стеной…

– Мы поднялись по лестнице высоко. Думаю, достигли поверхности или даже поднялись выше её, – сказал торн.

– Я тоже так считаю, – отозвался со вздохом Свим. – Но сможем ли мы пробиться через такой завал наружу?

Они с сомнением посмотрели перед собой – прутья, уголки, швеллерообразные балки хаотически заполняли проход перед ними. Протиснуться сквозь них, должно быть, было так же трудно, как выбраться из клетки. О возвращении к колодцу они даже не подумали.

– Но только не сейчас, – решительно заявил Свим. – У меня уже в голове шумит, так спать хочу. Что там твой пеленгатор?

– Боюсь что… – Торн достал кубик, прислушался к нему. – Так и есть. Металл экранирует, связи между пеленгаторами нет. Всё-таки легенды о древних несут в себе не только вымышленное, но и кое-что из реальной жизни. Металл экранирует связь между передатчиками и приёмниками, об этом упоминается неоднократно. Например, перечень экранирующих явлений в легенде о радиомолчании на всём земном шаре после падения города-спутника. Или сказание…

Свим полусонно кивнул головой.

– Всё равно, – сказал он, – надо поспать. Иначе от меня никакого толку не будет… Ночью надо спать… – пробубнил он и смолк.

Торн разбудил Свима, когда вокруг было совсем светло. Переплетение металлического хлама в свете начинающегося дня показалось не таким уж и непреодолимым. Стали просматриваться прорехи в, казалось бы, сплошной канители линий – прямых и изогнутых. Сквозь них мог протиснуться не только жилистый и предельно гибкий торн, но и более массивный и по-человечески неуклюжий, по сравнению с Сестерцием, человек.

В некоторых местах металл соприкасался с металлом уже так долго, что успел диффундировать и спаять балки и прутья намертво, перед такой преградой пасовал даже торн. В других местах построения естественной конструкции можно было без труда отогнуть или даже выломать кусок прогнившего металла.