И если сравнивать людей с бессловесными животными, племя татчиков[264] можно сравнить со змеей по зависти и коварству своему, от рождения питаемому к христианским племенам и их вере. И вот один из них, этот Шахруз-бек, страдая тем же пороком, выдал шаху вардапета Мовсеса, говоря: «Есть некий муж, по имени Мовсес, проповедник закона Христова. Место жительства его — Татевский монастырь. Сам он родом из области Сюник. Вот он и есть учитель веры и наставник тэр Андреаса». Поэтому государь велел послать воинов, чтобы поймать Мовсеса и в оковах привести его к нему. Воины поехали, /362/ схватили вардапета Мовсеса, а вместе с ним и вардапета Погоса[265], надели на шеи им цепи, прикованные к доске, на ноги — кандалы и в суровую зимнюю пору погнали вардапетов в стан шаха, привели к нему.

Шах в глубине души рассуждал так: «Ежели я убью обоих мужей, вреда христианам и пользы нам будет немного; а я взыщу с них крупную сумму серебром; это принесет больше пользы нам и вреда им». И вот из жадности и сребролюбия он наложил на вардапетов взыскание: пусть-де дадут пять тысяч туманов и уходят на волю. Но христиане подали прошение государевым нахарарам, дабы те упросили царя облегчить взыскание. И в результате посредничества нахараров он уменьшил [сумму] до трехсот туманов и тогда же вынес решение, чтобы деньги были непременно уплачены. И были назначены воины для взыскания [денег]. Вардапеты, у которых не было ничего, чтобы заплатить, собрались обойти всех армян с целью сбора милостыни.

А боголюбивые христиане, хотя были бедны и неимущи, но как бедные, так и богатые, мужчины и женщины — каждый по своим возможностям — щедро бросали к ногам вардапетов милостыню и добро свое.

Собирая милостыню, [вардапеты], где бы они ни находились, сперва отдавали деньги пленникам, заключенным, несостоятельным должникам и другим нуждающимся, выкупали их (так было вызволено множество пленных, заключенных, должников), а остальные уже отдавали сопровождающим их воинам в счет /363/ взыскания. Благодаря этим странствиям они в течение четырех-пяти месяцев уплатили триста туманов и милостью Божьей и даяниями христиан избавились от заключения. Но еще до уплаты трехсот туманов в государеву казну потрачено было еще четыреста туманов (ибо [деньги] тратились то здесь, то там), и лишь после этого вардапеты были освобождены.

А Шахруз-бек, предавший вардапета Мовсеса, спустя несколько дней пал от сабли шахских воинов, приняв тем самым в качестве возмездия за заслуги свои умерщвление плоти, а там — погибель души и вечные муки, от которых избавил нас Спаситель наш Христос, коему вечная слава, аминь.

Выше, в повествовании о католикосе Мелкисете, мы писали, что он поехал в страну Ляхов. И вот когда он приехал туда и въехал в город Львов, спустя несколько дней /364/ один инок из того же города Львова, по имени Николайос, послал к католикосу Мелкисету каких-то людей [в качестве] посредников и ходатаев, чтобы [католикос] посвятил его в епископы над армянским населением, проживающим в городе Львове и окрестностях его, ибо в то время у них не было епископа. И посредники, представ перед католикосом, преподнесли ему много золота и попросили сделать инока Николайоса епископом; а католикос, увидев перед собой много золота, а также уповая на [получение] еще большего количества впоследствии, соблаговолил посвятить Николайоса в епископы Львова.

Священники же и население города — знать и простой люд, — издавна зная образ жизни инока Никола, собрались все вместе и, явившись к католикосу, сообщили ему свое желание и сказали: «Мы знаем его и нрав его, поэтому он для нас неприемлем; не его, а кого-либо другого сделал бы ты нашим епископом».

Католикос разбранил народ, с презрением отнесся к нему, [пренебрег] его мнением и, отослав от себя, прогнал. Но народ не отступил от своих слов, в течение многих дней на разные лады высказывал [их] католикосу и не допустил посвящения Никола в епископы.

Тогда католикос выехал из города и направился к монастырю святой Богородицы[266], сооруженному за городом, который львовяне называют [монастырем] Ачкатар Богородицы, и там без ведома народа, вдали от толпы, среди ночи начал /365/ посвящать инока Никола в епископы. Узнав об этом, население города — знать и простой люд — в ту же ночь немедля собралось и, выйдя поспешно через малые ворота города, быстро добралось до места и [стало] взывать к католикосу: «Не благословляй его, не предавай нас и церковь нашу в руки этого нечестивца, ибо мы знаем его и свойства его нрава, поэтому он неприемлем для нас». А католикос, сидя на престоле, рукополагал инока Никола в епископы и крестом, бывшим у него в руке, угрожал народу, говорил им гнусные слова, которые не следует [здесь] упоминать; и хотя бедные люди, собравшись, возмущались и долго кричали, католикос не внял им и рукоположил Никола в епископы.

Спустя несколько дней католикос Мелкисет хотел выехать из Львова и отправиться в город Каменец, а люди изыскивали [способ] выпроводить Никола вместе с католикосом, но тот обманул их, притворясь, что согласен поехать. Когда проехали путь нескольких дней, католикос сказал Николу: «Довольно тебе ехать, возвращайся теперь с миром к себе и к своим епископским делам». Никол ответил: «Ты же видел своими собственными глазами, как воспротивились тебе и не хотели [признать] меня, так как же мне сейчас отважиться вернуться к ним?» И долго так лукавил Никол, пока католикос не дал ему в руки грамоту об отлучении от церкви, с проклятиями и анафемой народу, дабы он (Никол) предал анафеме того, кто, прекословя, /366/ воспротивится и не признает его епископского сана. И Никол, взяв эту грамоту, приехал во Львов и сказал прихожанам: «Соберитесь все в воскресный день в церкви, так как хочу я кое-что посоветовать вам». И в воскресный день, когда народ собрался в церкви, достав грамоту с анафемой, дал прочесть ее во всеуслышание. Когда [люди] увидели и услышали это, они огорчились до глубины души, отчаялись, обомлели и замолкли, словно в рот воды набрали. А католикос Мелкисет, уехавший в Каменец, спустя немного дней после того, как добрался туда, заболел и умер во время Великого поста, в субботу, накануне Вербного воскресенья, в праздник Воскресения Лазаря, 1075 года нашего летосчисления (1626), и был там же похоронен.

Спустя несколько лет и дней после этого случилось епископу Николу приехать в город Каменец; и [там] он посвятил в иноки некоего дьякона из того же города, по имени Хачко, переименовал его и назвал Онофриосом. Вардапет Григор Кесараци, вручивший жезл вардапета католикосу Мовсесу, был муж известный, ибо вел чрезвычайно скромный и воздержный образ жизни, а ума был глубокого, мудрого и очень прозорливого; поэтому и был он известен в стране, и все очень считались с ним. Случилось этому вардапету Григору в те дни приехать в страну Ляхов. Сперва приехал он в город Каменец; там, в Каменце, находился и епископ Никол. Епископ Никол и некоторые другие вознамерились вывести вновь посвященного /367/ инока Онофриоса из сороковины. Поэтому, придя к вардапету Григору, почтительно пригласили его в другую церковь, где вновь посвященный должен был отслужить обедню (а вновь посвященный еще полностью не выдержал сороковины, ибо был рукоположен [всего] пятнадцать дней, когда хотели вывести его [из сороковины]). И вардапет сказал: «Так как не истек сорокадневный срок, не следует выводить его из сороковины[267], а следует ему поститься сорок дней в соответствии с традициями армянской церкви и канонами патриархов наших, и потом уже вновь посвященному предписывается отслужить обедню и выйти из сороковины». Поэтому Никол и другие молча прождали эту неделю и не вывели вновь посвященного. И когда подошло следующее воскресенье, они захотели вывести вновь посвященного и в субботний день пришли и еще раз пригласили вардапета, а вардапет не пошел и сказал: «Говорить можно лишь раз. Сорок дней не прошло, поэтому [ему] не следует служить обедню, подождите, пока исполнится сорок дней, тогда он отслужит обедню и освободится от сороковины, как [полагается] по преданиям народа армянского и узаконено нашими патриархами». Они не вняли словам вардапета и не стали терпеть, а пошли и в то же воскресенье вывели из сороковины вновь посвященного, который и отслужил обедню. И в это воскресенье, когда вновь посвященный отслужил обедню, был лишь 22-й день постящегося в сороковине.