Увидев твердую волю защитников крепости не сдавать ее, хан ушел прочь оттуда, напал /33/ на гавары этой области и всю землю Арцкэ разорил дотла, сжег и предал огню, истребил все население мужского пола, разграбил имущество и скарб, угнал в плен сыновей, дочерей и жен…

Выйдя оттуда, он пришел в Арчеш, Беркри и Ван, и во всех этих гаварах он сделал то же самое. Он разъезжал [по стране], подобно владетелю и князю, без страха и сомнений разъезжающему по гавару своему, разрушал и разорял земли, в которых бывал. И оставался на одном месте по многу дней, ибо не было никого, кто был бы в состоянии оказать ему сопротивление. Он делал все, что желал и что мог. Собрав отовсюду пленных, стада животных, отары овец и табуны лошадей, погнал, соединив их в могучий буйный поток, и привел в Ереван для насыщения рати персидской. Вот по какой причине отправился Аллахверди-хан в Арцкэ, отчего было взято в плен так много христиан, и число их, как говорят, достигло двадцати трех тысяч, помимо убитых.

Османские войска, находившиеся в крепости Ереванской, во главе которых стояли Саид-паша и сын Хтыр-паши Сулейман-паша, смело преградив путь царю и войскам персидским, сражались восемь месяцев, а на девятом, оказавшись в безвыходном положении, сдали крепость, ибо османы пришли к выводу, что неоткуда им ждать помощи: ни из городов, расположенных окрест, ни из двора царя их, так как двор царский раздирала смута. Ибо хондкар султан Мухаммед скончался в том году, а /34/ сын его, султан Ахмед[57], возведенный на престол, был отроком двенадцати лет; царь был новый, к тому же мальчик. Более того, среди вельмож не было любви и согласия и приверженности к царской фамилии. К тому же много было внутри страны мятежных джалалиев[58], разрушавших города и земли государевы, и все они (вельможи) были заняты [джалалиями] и не могли помочь войскам, находившимся в Ереване. Имена этих джалалиев мы упомянем ниже, в главе, посвященной им, и, прочитав ту главу, ты узнаешь, кто такие джалалии. По вышесказанным причинам и множеству иных затруднений, переживаемых османскими войсками, осажденные в Ереванской крепости [османы], теснимые, не имея надежды на помощь и спасение, сдали крепость персидским войскам.

Взяв крепость, шах приказал глашатаям возвестить всенародно в станах персидском и османском: «Великий государь шах Аббас повелевает: все те, кто любит шаха и страну сию и желает остаться в отчей стране своей, пусть остаются с богом, они по заслугам получат почет и признание шаха; а кто желает уйти к своему племени и народу, пусть уходит с миром, взяв имущество свое и достояние». Саид-паша стал шахисеваном, домогался у шаха власти и управления Имамурузом[59] и получил от него просимое: он отправился в Хорасан управлять Имамурузом. Сулейман-паша попросил у шаха разрешения вернуться к племени своему, шах позволил ему уйти. И тот собрался и ушел, и с /35/ ним [ушли] пять тысяч всадников, а также множество людей. Несколько полков из дьявольских войск персидских последовали за ними и, тайком настигая их, [идущих] порознь друг от друга, ударяли по ним, кого уничтожали, а кого, разогнав, обращали в бегство; и так, разграбив их имущество, возвратились они в стан свой.

И все это сделал царь персидский. Народ османский и царь их, восседавший в Константинополе, услыхав об этом, сговорились и вышли на ратный подвиг, чтобы ударить врага в лоб. Поставили главою некоего сардара, по имени Синан-паша[60], прозванного Джгал-оглы; он собрал большое войско, с которым выступил из Константинополя и двинулся к нам, в восточную страну.

После взятия крепости шах приказал поискать, найти в области Ереванской и согнать в Персию всех странников и чужбинников, сколько бы их ни было, а также людей, освобожденных из плена, будь то христиане, магометане или иудеи, которых ханы сгоняли отовсюду, куда они вторгались за добычей. Так, Амиргуна-хан пригнал [жителей] из области Ганджинской, Аллахверди-хан — из Арцкэ и Арчеша, Беркри и Вана. И иные ханы, согнавшие в другое время людей из Арчеша, Маназкерта, Алашкерта и Маку. И еще ханы согнали [людей] из Карса, Кахзвана, Басена, Эрзерума, Хнуса. И всех других, откуда бы они ни были.

/36/ И приказ этот был немедленно исполнен: сколько ни было таких людей, всех их погнали в страну персов.

Еще когда шах взял Тавриз и покуда находился там, он велел погнать в страну персов всех бывших там чужбинников, что и было исполнено.

А когда он, покинув Тавриз, приехал через Нахичеван в Ереван, чужбинники в Нахичеване, узнав, что шах тавризских чужбинников изгнал и переселил в Персию, сочли это для себя благом, и кое-кто из них поехал в Ереван, предстал перед шахом, дескать, мы тоже шахисеваны, и желаем поехать в страну персов. И шах, дабы ублажить их и обмануть этаких простаков, велел преподнести им хлхат, и им дано было пять хлхатов. [Шах] поставил над ними проводников, которые переселили их в Персию.

И все это произошло в течение двух лет: прибытие католикоса Срапиона в Эчмиадзин, избрание его католикосом, прибытие в том же году шаха и овладение им Тавризом, Нахичеваном и Ереваном, возвращение Срапиона к себе и все другое, о чем мы рассказали в этой главе, — все это имело место в течение двух лет, кои были 1052 и 1053 годы нашего летосчисления (1603 и 1604).

Покончив со всеми делами и начинаниями, предпринятыми им, шах со всем своим войском выступил из Еревана и двинулся на Карс, чтобы завладеть и им. И когда достиг он гавара Ширакван, наряду со множеством высланных им лазутчиков, непрестанно приносивших ему слухи о продвижении Джгал-оглы, явились туда и другие лазутчики и сообщили точные сведения: Джгал-оглы уже пришел и вступил в Каринский гавар, т. е. в Эрзерум. Услыхав эту новость, шах повернулся и /38/ поехал в бывший Ервандакерт, который ныне называется Агджакала. И там он сообщил наперсникам своим то, что с давних пор вынашивал в сердце своем: об изгнании христианского населения и разорении Армении. Ибо в глубине души он понимал, что в [открытом] сражении не сможет противостоять Синан-паше, т. е. сардару Джгал-оглы. Поэтому и приказал выселить всех жителей Армении — и христиан и евреев, и магометан — в Персию чтобы османы, придя, нашли бы страну обезлюдевшей. Войско же османское, не найдя провианта и корма, нужного как им самим, так и скоту их, было бы обеспокоено отсутствием необходимого. Кроме того, изгнанное население [в Персии] стало бы неотвратимо и навеки тяглыми рабами и земледельцами.

И пока [шах] все еще колебался, стало известно, что Джгал-оглы выступил из Карина. Тогда [шах] призвал пред очи свои вельмож страны армянской и, лицемерно притворяясь сочувствующим армянам, сказал старейшинам и вельможам: «Слыхали мы, будто Джгал-оглы пришел и уже вступает с неисчислимой ратью в страну вашу. Наши войска тоже бесчисленны. И, как вы знаете, в такое время и на одной и на другой стороне появляется множество людей с ожесточившимся сердцем: грабителей, разбойников и негодяев, о которых мы не знаем даже, кто они и откуда. Может случиться, что кое-кто из них, пренебрегши жизнью своей и приказом начальников, неожиданным ударом нападет на часть страны вашей и народа вашего и, похитив скарб и ближних ваших, разбежится. И попадут люди /39/ ваши в плен и погибнут. Так вот, сочувствуя вам, я хочу спасти вас таким образом: пусть селяне и жители страны вашей, поднявшись со своих мест, немного продвинутся и пройдут путь нескольких дней, а мы приостановим продвижение османов, вступим в бой с ними. И если господь дарует нам [успех], вы вернетесь на свои места и будете нашими подданными, а если господь даст [победу] им, мы уйдем и вы вернетесь к себе и будете их подданными».