О поучениях и патриаршестве владыки Филиппоса[238]. Там же и о восстановлении церквей святых дев Гаянэ и Рипсимэ и об обретении их мощей

Католикос владыка Филиппос был родом из селения Эрынкан в стране Барма, которая нынче называется Ахбаком. Он, будучи в отроческом возрасте [и имея немногим] более или менее четырнадцати лет, услыхав о подвижническом образе жизни отшельников Большой пустыни, с огромным желанием отправился в Большую пустынь, чтобы стать монахом и следовать благочестивому и святому образу жизни апостолов, о чем он страстно мечтал. Но монахи пустыни не пустили его в обитель, ибо был он в отроческом возрасте и безус. Однако он не вернулся в свет, а остался там за [стенами] монастыря в зарослях леса, росшего вокруг пустыни, и так прождал месяцев восемь.

В то время католикос Мовсес, будучи /315/ еще вардапетом, скитался, проповедуя, по стране и, подобно солнцу, освещал всех, и настоятель Большой пустыни паронтэр Саргис отдал Филиппоса в учение вардапету Мовсесу. Оставаясь при нем, Филиппос достиг совершеннолетия, и в молодом возрасте его посвятили в иноки, в монашествующие священники; и он днем и ночью следовал подвижническому образу жизни и добродетельным поступкам, читал и изучал божественные книги. Видя его успехи, вардапет Мовсес по своему усмотрению и с одобрения всех членов братии дал ему власть вардапета, а спустя несколько лет — жезл вардапета и в 1079 (1630) году посвятил его в епископы.

А в 1081 (1632) году, когда пришло время умирать католикосу Мовсесу, собрались к нему епископы, вардапеты и именитые мужи, а также властитель города Тахмасп-Кули-хан и, оплакивая [его], говорили: «Ежели господу, дарующему жизнь, угодно, чтобы ты оставил нас и ушел, то просим тебя, будь милосерден, как отец, не оставь нас сирыми, а скажи, кого ты дашь нам в отцы и пастыри после себя». И он молвил: «Дело ваше, кого желаете, того и выберите». А собравшиеся сказали: «Мы всей страной избрали тебя, а нынче, кого бы ты ни выбрал, он будет признан нами». Тогда он сказал: «Хотелось бы мне, чтобы вардапет Филиппос стал моим наместником и преемником на святом Эчмиадзинском Престоле». И все они, услыхав это, охотно согласились и признали, /316/ что Филиппос будет католикосом. Когда весть о смерти Мовсеса, а также и то [известие], что он поручил Филиппосу принять сан католикоса, распространились по всем странам — восточным и западным, — все добровольно и охотно согласились, поэтому отовсюду были посланы грамоты одобрения, чтобы вардапет Филиппос стал католикосом. И пока пришли эти грамоты, кончился тот год и наступил 1082 (1633) год, и 13 января в праздник Воплощения господа посвятили его с благословения святого Духа в католикосы. И народ айканский[239], хотя и скорбел, горюя о смерти Мовсеса, но преемству Филиппоса обрадовался и возликовал, ибо, по свидетельству пророка Давида, вместо отца сын остался властителем всего народа, и хотя Моисей и скончался, унаследовал ему Иисус, и хотя Илия и вознесся, на место его вступил Елисей с его душой[240].

А когда наступил 1084 год нашего летосчисления (1635), выступив из Стамбула с семьюстами тысячами всадников, пришел в Араратскую область царь Стамбула, именуемый султаном Мурадом, — муж крайне надменный и сильный, побеждающий и мудрый. И, окружив Ереванскую крепость, осадил ее и через девять дней захватил крепость, а владетеля крепости Тахмасп-Кули-хана, сына Амиргуна-хана, захватив, отправил в Константинополь. Властителем же крепости назначил одного из нахараров своих — благонравного и умного князя, по имени Муртуза-паша, /317/ которого с пятнадцатью тысячами отборных вооруженных всадников [оставил в крепости], а сам направился в город Тавриз, а оттуда через Ван поехал к себе.

Когда прошло то лето и наступила зима 1085 года нашего летосчисления (1636), пришел царь персидский шах Сефи со ста тысячами всадников, вторгся в Араратскую область и осел под Ереванской крепостью на девяносто три дня. С великим трудом, большими мучениями и кровопролитием едва сумел он взять обратно из рук османов крепость. И из-за передвижения этих двух государей-самодержцев были разорены и осквернены области восточные и западные, а особенно область Араратская с окрестными гаварами, ибо оба государя со своими конницами и пехотой, столкнувшись там, завершили свои дела и вернулись.

А святой Престол Эчмиадзинский, кроме церкви и сводчатых строений, весь был дотла разорен, все деревянные строения были разрушены. Поэтому католикос владыка Филиппос с большим трудом заново отстроил все строения и за одни лишь деревянные постройки уплатил ремесленникам тысячу гурушей наличными деньгами. Прежде, во времена Мовсеса, в трапезной обеденный стол, а также и другой скарб были сделаны из дерева, поэтому легко подверглись разрушению, но сейчас католикос Филиппос велел сделать обеденный стол и сиденья из камня и мощеный пол, дабы их нелегко было бы разрушить во время набега конницы. Все кельи в восточной части /318/ были заново отстроены, причем не по прежнему образцу, а по новому. Была также обновлена вся кровля церкви, за исключением маковки купола. И каменный настил[241], что вокруг церкви, и другой настил, что перед кельями и иными строениями. А за оградой, близ южных ворот, были построены два новых сводчатых жома для выжимания постного масла, ибо таковых [в Эчмиадзине] вовсе не было. Кроме того, он построил здесь и там много иных частных строений, которых мы поименно не помним.

А в пустыни Ереванской, где, как мы сказали, находилась усыпальница апостола Анании, все строения, кроме часовни, были деревянные; и все они были разрушены и разорены во время нашествия вышеупомянутых двух царей. И они тоже были все заново отстроены [католикосом], и не из дерева, а из камня и гипса — сводчатая молельня, трапезная, кельи и все иные строения.

В 1089 (1637) году после завершения всех построек как в Эчмиадзине, так и в пустыни, святой отец наш католикос владыка Филиппос отправился в город Исфахан к христианам, пробыл там полтора года, проповедуя законы Божьи и укрепляя их в вере христианской, а также собирая с них нвирак[242] для святого Эчмиадзина; а джугинцы и все христиане из-за подвижнического и целомудренного образа жизни [католикоса] принимали его с великими и многообразными почестями, как посланца бога.

И вот о деснице святого Лусаворича, все еще находившейся в Исфахане. Как уже прежде мы о /319/ ней рассказывали, по повелению шаха Аббаса первого десницу повезли в город Исфахан. Католикос Филиппос не переставая горячо и страстно мечтал [о том], как бы изыскать способ, вернув святую десницу, привезти [ее] в святой Эчмиадзин. И по этому поводу он много дней беседовал со священниками и прихожанами Джуги и упрашивал их, и особенно глубоковерующего и христолюбивого вельможу ходжу Сарфраза, сына ходжи Назара, который в то время был старейшиной джугинцев; католикос Филиппос уговаривал и умолял их вернуть ему десницу Лусаворича, с тем чтобы он повез ее в святой Эчмиадзин, на [исконное] ее место.

А джугинцы не желали отдавать святую десницу, [не хотели], чтобы ее отняли у них. «Ибо, — говорили они, — живем мы в чужой стране, среди иноверцев, и тем более в среде коварного и змеенравного племени персов, и нет у нас ни знамения какого-либо, ни предмета для укрепления веры Христовой, ни монастырей, ни мест поклонения, ни построек на месте христианских святых Знамений, ни могил, ни гробниц святых или же отцов и предков наших — одна лишь эта десница святая, видя чудодействия которой недавно родившиеся дети наши остаются в христианской вере, а если и ее отнимут и увезут, чем же мы будем утешаться на чужбине, где мы живем?» Вот по этой причине джугинцы не хотели отдать десницу, поэтому, придумав отговорку, сказали католикосу Филиппосу: «десницу святого Лусаворича, которую ты просишь у нас, царь персидский привез и вручил нам, так как же мы можем отдать /320/ ее тебе без государева приказа? Ведь мы боимся царской кары и коварства предателей!»