И в ту же ночь господь Христос восславил своего страдальца знамением небесного сияния, которое снизошло на него, и очевидцами этого были все обитатели крепости Физан и окрестностей ее, а также и Хосров-паша, который, /556/ посмотрев с возвышения дома своего, увидел столпообразный свет над ним. И еще моллы, убившие его, потому моллы-убийцы поспешно убрали оттуда тело Аветиса, унесли куда-то и спрятали в каком-то доме, пока не рассвело, тогда позвали брата Аветиса, которого звали Табарук, приказали ему взять тело Аветиса, унести его и похоронить. Собравшись, христиане — духовенство и миряне — подняли мученика и понесли в деревню, которую называют Арак, и там упокоили его в могиле с псалмами, и благословением, и духовными песнопениями. Имело место мученичество блаженного мужа Аветиса 20 марта 1105 года нашего [летосчисления] (1656) во славу Христа, бога нашего, благословенного во веки веков. Аминь.

Недавно, в годы царствования персидского царя великого шаха Аббаса первого, в городе Нахичеване, владетелем которого был Махсут-султан, произошли чудеса Божьи с каким-то христианином, которого /557/ звали Карачораком. Был муж сей по вере христианин, дитя родителей-христиан, но сам, ленивый и нерадивый в законе Божьем, отошел от всех обычаев и догматов христианских: не ходил в храм и на молитву, не исповедовался и не причащался, не думал о том, что он смертен и невечен, не вспоминал о возмездии, соответствующем делам, как рассказывают божественные книги. Он отошел от всех заповедей Божьих и во все дни жизни своей бродил по лавкам и базарам, по улицам и площадям, по дворам иноплеменников и вельмож, чтобы продать что-нибудь, ибо ремеслом его была перекупка (когда, покупая имущество одних, продают [его] другим). И так прожил он все дни жизни своей, и, как говорят очевидцы этого дела, ему исполнилось шестьдесят лет, [немного] больше или меньше.

Случилось так, что мужа сего, Карачорака, настигла смертельная болезнь; позвали к нему священника, который исповедал его, но ввиду того что священник знал о [его] беспутной жизни и блудном поведении, чтобы спасти душу его, он сказал: «Брат, ты сам знаешь свою жизнь, ибо провел ее в лени и нерадении и никогда не вспоминал об этом дне, [о том], что тебя впереди ждут смерть и суд; так вот, день этот настал и пришел к тебе, прошу, выслушай меня и прими небольшое покаяние в виде поста и молитв; и если ты умрешь от этой болезни, сам бог дарует тебе отпущение, ибо ты добровольно смирился и принял покаяние, /558/ и получишь ты от бога награду за добро; ну а если выздоровеешь и встанешь после болезни, тогда исполнишь обещанное тобой покаяние, и я верю в бога, [верю], что ради небольшого покаяния, взятого тобою на себя, бог даст тебе совершенное исцеление, чтобы ты встал с [одра] болезни». Это все сказал ему священник, надеясь, что он раскается.

А [Карачорак] не только не раскаялся, но, рассердившись и разгневавшись на слова священника, совершил величайший грех и зло: он немедленно позвал к себе какого-то магометанина и попросил привести к нему моллу и мугри. И когда привели, он с их помощью отрекся от Христа и веры его и стал магометанином по вере и исповеданию. Когда бедный и несчастный человек тот, Карачорак, совершил это, все христиане, находившиеся в городе, облачились в безутешный траур не только по поводу его гибели, но из-за веры Христовой, которую магометане, глумясь и насмехаясь, презрительно ругали. И еще магометане, обрадовавшись, громко и весело ликовали и скакали по поводу отречения того человека, поскольку отрекшийся был человеком известным. После отречения его минуло дня четыре, и отрекшийся больной умер. Все множество магометан города — не только духовенство, простой люд, но также и известные и именитые мужи и вельможи, — собравшись и украсив себя оружием, драгоценными украшениями и яркими одеяниями, убрали и нарядно разукрасили гроб его, вынесли в честь его алам и подняли более двадцати тугов, пышно, с большими /559/ почестями понесли его на кладбище, где они [хоронят] своих покойников, похоронили его и вернулись восвояси.

А справедливый бог отнюдь не пренебрег народом своим и верой христианской, а тотчас же ревностно свершил суд и возмездие: как спустя четыре дня после своего ликования [в честь отступничества] Карачорак околел, так и спустя четыре дня после его похорон, однажды к вечеру, [люди] видели, как вероотступник Карачорак, похороненный магометанами, встал из могилы, голый и безобразный, с мерзким лицом, бледный, подобный бешеному псу, пошел в город, накинув на плечи саван свой, стал бродить по базару и лавкам. И все, кто видел, были объяты страхом и ужасом, ибо узнавали его; от безобразного вида его [люди] в панике и страхе едва успевали спастись бегством, оставив дела и лавки свои, уходили оттуда и [больше] не возвращались.

Кто-то из иноплеменников пустил слух по базару, мол, это не Карачорак, а какое-то новое видение. Чтобы проверить это, человек десять или более договорились и, понаблюдав, отметили время, когда Карачорак пришел на базар; тогда сговорившиеся пошли на кладбище, где был погребен Карачорак, и увидели, что там его нет. И так сделали не один, а четыре раза, тем самым еще точнее удостоверились, что это он. И каждый день с наступлением вечера выходил он все так же в саване, накинутом на плечи, и приходил на базар; так продолжалось до рассвета, а /560/ утром он снова уходил и забирался в свою могилу. Так делал он дней семь, и от ужасного вида его содрогался и трепетал весь город. С приближением вечера, когда наступал час его прихода, все оставляли лавки и дела свои, убегали восвояси; более того, отряды воинов ночной стражи, которых называют хасасами, тоже от страха перестали выходить в ночной дозор.

А магометане ходили пристыженные и покрасневшие, смущенные, молчаливые и изумленные и опускали взор. Затем спустя семь дней некоторые из них, договорившись меж собой, приняли такое решение: выбрали мужей с храбрым сердцем и сильных [числом] более тридцати, вооружили их доспехами и боевым оружием, стрелами, копьями, мечами и иным вооружением и поручили им убить и уничтожить Карачорака. И снаряженные люди осторожно присматривались и в страхе и тревоге ждали прихода мертвеца-вероотступника. Вечером, когда приблизился обычный час [его появления], они увидели, что он идет; снаряженные люди устремились навстречу ему, чтобы убить, а он, повернувшись на пятках, убежал, пошел и забрался в логово, из которого вылез и где его похоронили. А вооруженные люди, придя на место, там же умертвили его мечом, отсекли голову, отнесли ее куда-то далеко и там уничтожили. Таким образом зло было устранено, и все иноплеменники стали ругать вероотступника Карачорака и свидетельствовали об истинности христианской веры. И все это свершил /561/ сатана, дабы поколебать веру христианскую, но тем самым истинная вера христианская еще более утвердилась, и возвеличилось имя господа нашего Иисуса Христа, и все христиане еще более утвердились в вере Христовой и с великой благодарностью воссылали хвалу богу за выявление истины, чем прославится бог во веки веков. Аминь.

Этому пожару мы не были очевидцами, поскольку в те дни находились в святом Эчмиадзинском Престоле; однако случилось быть в Константинополе одному из братьев наших вардапетов, коего именуют вардапетом Степаносом, уроженцу селения Мегри, который описал события своей жизни [и послал] братьям, находившимся в Эчмиадзине. В послании был описан пожар в великом городе Константинополе, которому он сам был очевидцем. Это послание в том же изложении я взял и переписал по следующим причинам: во-первых, ввиду того что, имея на руках в готовом виде описание, я счел неуместным повторять его; /562/ во-вторых, так как я чрезмерно много трудился, отчего устал, ибо вот уже одиннадцатый год, как я работаю над этой книгой (потому как начал писать я в сотом году, теперь же наступил сто одиннадцатый год[435], а я все еще тружусь над нею); в-третьих, потому, что я постарел, силы весьма поубавились, а смерть пришла и постоянно стоит пред очами моими, и я знаю, что умру, а эта книга моя останется полузавершенной и вся проделанная мною работа канет в землю, ибо никто не возьмет на себя заботу и труд довести ее до конечного завершения. Поэтому я тружусь и спешу, надеясь довести ее до конца, дабы [книга] не осталась недоконченной, а труд мой не пропал бы даром.