Но так как был приказ царя, изданный в давние времена относительно Чомара, о том, что, где бы ни появился Чомар, военачальники той области вместе с войском своим вышли на бой с ним и убили его, то по этой причине паша Эрзерума, услышав о прибытии Чомара, послал какого-то князя с четырьмястами человек вслед за Чомаром. Они пошли и встретились с Чомаром в гаваре Кеги, где и сразились с ним в бою и победили его, поскольку войско Чомара насчитывало сто [человек], а их было /507/ четыреста. Поэтому часть войска Чомара была перебита, а часть бежала; сам же Чомар лишь с восемью человеками отклонился куда-то в сторону и спасся. Он хотел вернуться в Хошаб к Сулейман-беку и, пустившись в путь, шел, пока не добрался до лаза, что в Востане.

А [человек], взыскивающий бадж в Востане, который охраняет путь и взимает с путников бадж, увидев издали Чомара и признав его, быстро выбросил кинжал свой и начал ходить взад-вперед и искать его (он сделал это, чтобы никто не догадался, что он из Востана и не убил его). Чомар тоже издали увидел этого человека и сказал своим людям: «Если с нами приключится беда, то по вине этого человека, поэтому, как только дойдете до него, убейте его, не отпускайте».

Как только Чомар и люди его подошли к тому человеку, [они] стали спрашивать его, чего, мол, ходишь [здесь], а он обманул их и сказал: «Путник я, пришел сюда и потерял кинжал свой; вот и хожу, ищу его, авось найду». Услыхав ответ того человека, они тоже стали ходить, чтобы узнать правду, и, поискав немного, нашли кинжал и решили, что человек тот действительно путник, поэтому и не убили его, а дали ему уйти. А мужчина этот, хорошо зная местность, быстро, раньше, чем Чомар, прошел через лаз, пробрался через потайную лощину, достиг селения и сообщил воинам, что Чомар пришел к лазу. Весть об этом быстро облетела всех воинов, которые конным походом направились прямо кто к лазу, а кто к верхней дороге и /508/ отрезали оба пути. Чомар же не пошел по верхнему пути, а, пройдя по пути к лазу, подошел, вошел в лаз и хотел пройти через него.

Лаз этот представляет собой следующее. Под высоченными скалами землю затопило озеро бездонной глубины, так что одному лишь богу известна глубина его. Однако издревле, в старину, в сердцевине скалы благодаря умению и большим трудам ремесленников-каменотесов камень был раздроблен и была высечена дорога, по которой проходят путники, но [дорога] не широкая, а такая, по которой может пройти лишь одно вьючное [животное], но [никак] не два.

Чомар вошел в лаз и шел, не зная, что там собрались люди и охраняют выход из лаза, поэтому преспокойно шел, а когда дошел до конца лаза, узнал [о засаде] и понял, что положение его безвыходное и ему угрожает беда и неопределенность. Ибо идти вперед, навстречу им, он боялся — как бы выстрелом из ружья не убили его, а идти обратно по пути, которым шел, он не мог, ибо там было слишком тесно. Поэтому, не видя выхода, он впал в отчаяние. Оглянувшись, Чомар увидел близ себя невысокий склон и выбоины в скалах, спускающиеся, подобно небольшому ущелью, к берегу озера; и хотя это было трудно, но, боясь, как бы его не убили, Чомар, спешившись, схватил уздечку и по [ущелью] вместе с конем спустился на берег озера; затем, сев на коня и схватив уздечку, с величайшей осторожностью пустился в путь и погнал коня прямо в озеро. Когда он погнал коня в озеро, тот, погрузившись, нырнул [в воду], достиг почти дна озера, и долгое /509/ время его не было видно на поверхности воды.

Спустя некоторое время люди, сторожившие выход из лаза, увидели, как вдали на воде показались конь и Чомар, вынырнув из глубины вод, и стали видны, но так далеко, что [выстрелом] из ружья их было не достать. Хотели было навести ружье и убить его, но ввиду того что все равно не достали бы, и наводить не стали. А достойный всяческой похвалы конь тот, подняв своего всадника, нес, но не как сухопутное животное, а подобно морскому животному: дышал, чихал и отфыркивался, поспешно рассекал бездонную глубину вод озера, плыл и, доплыв до берега озера, вышел на сушу близ Востана.

Когда Чомар выбрался на берег, он не знал ни местности, ни дороги, не знал, где суша, где топь в тех местах, в тревоге и страхе погнал коня, чтобы бежать куда глаза глядят, ехал не по земле, а по воздуху [летел]. Путь же лежал по очень топкому месту, ширина и длина [топи] были велики. И еще сам Чомар знал и видел, что вся громада войск того гавара собралась и стремительно преследует его, [так что], если он вернется, чтобы пройти по сухому месту, ему грозит опасность попасть к ним в руки. Поэтому он пришпорил коня и погнал его в топь, но прошел немного, ибо топь была очень глубокой и это задержало его надолго, и [лишь] благодаря большим усилиям и трудам, рывкам в разные стороны конь еле-еле выбрался из топи и вынес вместе с собой и Чомара. Выбравшись из топи, Чомар снова погнал коня вперед, чтобы спастись, но из-за того что, как мы сказали, он не знал местности, поехал он не в /510/ сторону дороги и моста (что было совсем близко от него и спасло бы [его], если бы он поехал [так]), а поехал куда глаза глядят. Путь его пересекал канал Шамирам, переправиться через который не было иной возможности, кроме как по мосту, ибо [канал] очень широк и глубок, а валы по обе стороны высоки, так что человек и конь не могут подняться на них и спуститься; и Чомар проехал немного по берегу этого канала, повернул обратно и приехал в селение под названием Кем.

Пока с Чомаром происходили все эти происшествия, войска области, быстро устремившиеся вслед за Чомаром, пришли и достигли канала Шамирам, поспешили занять переправу через мост, ибо они хорошо знали местность. Какие-то [воины] пришли в селение Кем, нашли там Чомара, спешившегося и спрятавшегося где-то на лугу, и окружили его; у Чомара было с собой четыре ружья — тапанчи, которые он навел, чтобы выстрелить, но выстрела не последовало, ибо порох отсырел в воде и топи; поэтому он недоумевал и жестоко мучился. Один из воинов той области, окруживших его, по имени Шехубек, смело и быстро навел ружье на Чомара, и, прицелившись, выстрелил в голову. И так околел тот вредоносный и проклятый Чомар. Тотчас же отрубили ему голову и правую руку, взяли также и коня и повезли к парону своему — Ездишеру. А Ездишер оставил себе коня, а голову Чомара и правую руку со знаком послал царю в Константинополь. А царь, увидев голову и услышав подробности убийства, обрадовался этому и одарил Ездишера множеством ценных даров и еще /511/ отдал ему на попечение область Схерт, чтобы Ездишер тут же вступил во владение областью Схерт и владел бы [ею], пока жив.

Рассказчики говорили, будто к брюху коня Чомара, когда он погнал его в озеро и топь, был привязан бурдюк с вином. И еще, будто, куда бы Чомар ни ехал, конь его все время был покрыт попоной и, когда он погнал коня в озеро и топь, попона была на коне, а ваты, что положили в попону и зашили, было, говорят, три литра. И что конь тот исполинского роста, громадный и могучий, с широкой грудью и длинной шеей, голубой масти, красивый, с гордой поступью; и подобен он разумному существу, способному выбирать подходящее время и случай, и понимает своего хозяина. Находится он ныне у парона Ездишера, и от него уже вывели пять жеребцов.

И нечестивец Чомар околел именно так, как мы рассказали. А теперь пора нам рассказать о том, как околел Сулейман-бек и как святое знамение возвратилось в город Ван, ведь повествование наше посвящено святому знамению, а не богохульникам.

Как мы выше рассказали, Сулейман-бек разграбил Варагский монастырь, захватил всю утварь и великое святое знамение, увез в крепость Хошаб и оставил там.

Ввиду того что упоминаемый в «Сказании о преставлении святой Богородицы» и построенный святым апостолом Варфоломеем монастырь Огвоц, где имеется живописный образ святой Богородицы[421], находится в области Хошаб, под властью Сулейман-бека, ввиду этого, когда Сулейман-бек прибыл в Хошаб, он призвал к себе настоятеля монастыря Огвоц тэр Петроса и, притворяясь благодетелем, радостно сказал ему: «Я привез из Варага ваше великое святое знамение, вот оно, я даю его тебе, чтобы ты понес и поместил [его] в нашем монастыре, чтобы оно там и оставалось». А епископ, обдумав /513/ и решив, что оно все равно не останется им, ответил: «Невозможно, чтобы это святое знамение оставалось у нас, ибо испокон века при предках и отцах наших оно было их (обители Варага) достоянием, а не нашим».