Проехав трех-четырехдневный путь, шах поручил своим нахарарам передать Луарсабу нечто новое: «Так как проехал ты путь стольких дней и это было очень хорошо, просим, чтобы ты не почел за труд проехать еще немного и доехать до города Ганджи, ибо шах задумал там, в Гандже, призвать к себе всех местных князей Шамахи и Еревана и хочет подчинить их твоей власти, а тебя — назначить правителем и главнокомандующим над всеми, дабы все, что нужно делать, они делали [лишь] по твоему приказу». Это тоже пришлось Луарсабу по душе, и он доехал с шахом до Ганджи. И там, в Гандже, когда прошло много дней и [все еще] не было видно никаких знаков того, о чем говорили нахарары шаха, более того, не видно было знаков и примет освобождения его, Луарсаб понял в [глубине] души, что с помощью уловок его вырвали из страны его и больше не /139/ отпустят на родину. Поэтому Луарсаб впал в глубокую печаль и душевное смятение и хотя и думал, но никак не мог найти пути к спасению.

А многоопытный и хитроумный муж шах Аббас в коварной душе своей задумал: авось найдется удобный случай как-нибудь похитить Луарсаба ночью или днем. И в связи с этой мыслью задумал он новую уловку, которая заключалась в следующем: шах подарил Луарсабу джигу, которую вельможи надевают на голову, и была она весьма изящной и редкой, красивой и драгоценной; даря джигу, [шах] любезно велел Луарсабу, мол, чтобы всегда, когда ты будешь приходить ко мне, была она у тебя на голове. И Луарсаб так и делал всегда, когда являлся к шаху.

Спустя несколько дней шах приказал своим ворам, которых всегда держал при себе (ибо шах держал при себе множество искусных воров, для осуществления различных замыслов; вот так и нынче сделал), приказал им скрытно и тайно войти ночью в шатер Луарсаба и украсть именно ту джигу и другие вещи. Вот они и сделали [так], как подучены были шахом: украли джигу и множество вещей его. И однажды, когда Луарсаба, как всегда, призвали к шаху и когда пришел Луарсаб и сел, не было у него на голове джиги, как прежде. И, увидев это, шах, якобы ничего не зная, спросил: «Почему не надел ты джигу себе на голову?» И, услыхав, что [джигу] украли, шах, извиняясь и притворяясь другом и соболезнователем, [стал] сетовать и сожалеть. /140/ Затем, обратив речь свою к присутствовавшим там нахарарам, гневаясь и бранясь, стал угрожать им смертью и сказал: «Почему служите ему не с должной попечительностью и преданностью, столь нерадивы и беспечны, что даже воры входят в шатер к нему и воруют, а тем паче — такую великолепную и ценную вещь!» Говорил он это о джиге. И затем сказал: «Может быть, из-за вашей беспечности, придя в другой раз, воры украдут еще что-нибудь из вещей его, и будет нам опять стыдно. Снарядите сейчас же людей храбрых и благоразумных, чтобы еженощно охраняли они в качестве ночной стражи окрестности шатра его, дабы не был причинен ему малейший вред, иначе всех вас вконец уничтожу». Получив такой строгий приказ, нахарары впредь учредили над ним стражу, днем и ночью исправно его стерегущую.

Шах применил такую уловку и поставил стражу над Луарсабом, дабы он не убежал. И довез его в сопровождении такой охраны до Тавриза, [затем] повез с собой в Казбин, Фахрабад, Исфахан и оттуда послал в город Шираз, чтобы держали его в заключении. И там тоже назначил над ним стражу, которая исправно его охраняла.

И случилось так, что спустя много лет прибыли послы русского царя ради [утверждения] дружбы и многих других дел[131]. В те дни шах поехал в гавар Исфахана и жил на реке, называемой Авикуран, воду которой хотел он подвести к реке Исфахан и смешать с нею, ибо воды в Исфахане было мало. Множество ремесленников и /141/ рабочих работало на водном пути, и по этой причине сам шах обосновался там и жил. Послы русского царя, явившись туда, встретились с шахом и в числе многих требований выдвинули требование о Луарсабе: чтобы он был возвращен к себе и пребывал под властью шаха и в покорности ему. Лукавый в своих намерениях шах Аббас любезно выслушал эти слова и благосклонно и живо взялся исполнить просьбу их — отослать Луарсаба на родину его. И, угодив таким образом послам, проводил их восвояси.

После этого шах призвал к себе вельможу, на чьем попечении находился Луарсаб, и говорит ему: «Ну, ты, достойный умерщвления и казни, почему до сих пор оставил в живых Луарсаба? Чтобы нынче эти, явившись, требовали бы освобождения его? Так вот, если в скором времени не придешь и не принесешь вести о гибели его, будешь уничтожен вместе со всеми близкими своими». А вельможа тот, получив сей приказ, поспешно поехал в город Шираз и стал притворяться перед Луарсабом, будто прибыл с любовью и миром.

Однажды Луарсаб и князь вышли вместе прогуляться по берегу реки, в которой стали ловить рыбу. Сначала вельможа-перс взял в руки невод, чтобы, расправив, закинуть его в воду и поймать рыбу, а сам нарочно плохо расправил и закинул его криво и косо в воду, притворяясь, будто это ему никак не удается. А Луарсаб, ничего не подозревая и нисколько не беспокоясь о себе, взял из рук князя невод: самому-де лучше закинуть его в реку; и пока он, нагнув голову и /142/ склонившись над неводом, расправлял его руками, князь-перс, выхватив меч, висевший у него за поясом, занес его и неожиданно ударил Луарсаба по шее. От этого удара голова Луарсаба, отделившись, отлетела и откатилась в сторону[132]. И князь-перс, взяв голову Луарсаба, принес ее в местечко, называемое Авикуран, о котором мы выше говорили, в царский стан, и преподнес шаху. И шах, увидев голову и поняв, что это — голова Луарсаба, в жестокосердии своем впал в гнев и раздражение против головы, порочил, хулил и, презрительно пиная, катал ее туда и сюда. И, проведя в таком душевном раздражении много часов с головой, взял затем голову за ухо, отбросил ее прочь, и голова, покатившись, скатилась вниз, ибо место было покатое.

Вот таков был конец жизни тифлисского царя Луарсаба; таким образом злокозненный шах Аббас погубил его, а страну его захватил и подчинил своей власти.

Когда царь Теймураз еще жил у себя на родине в Кахетии, мирно правил страной и повиновался персам (ибо тогда еще шах не пришел в Грузию, не вынудил к побегу царей и не разорил страну, о чем мы рассказали в предыдущей главе; Теймураз жил у себя в стране, а шах — в Персии), шах послал к Теймуразу и потребовал заложника, и тот отправил одного из своих сыновей. Шах еще раз потребовал заложника, и Теймураз послал второго сына. Шах в третий раз потребовал заложника, и Теймураз послал мать свою. Шах оскопил обоих сыновей Теймураза, дабы не родилось от них сыновей, чтобы не было наследников их царства. А мать Теймураза [шах] послал в самую глубь Персии, в город Шираз, к Имам-Кули-хану, [чтобы тот] держал ее под стражей. И по этому приказу шаха Аббаса мать Теймураза, имя которой было Мариам, жила под /144/ стражей.

Спустя некоторое время она претерпела мученичество ради божественного происхождения Христа и скончалась как мученица за веру Христову от руки все того же шаха Аббаса по следующей причине. У персов жили и другие женщины из знатных родов грузинских, плененные персами, а также и сыновья их, взятые в плен персами и назначенные слугами великого государя шаха Аббаса первого, ибо из-за знатного происхождения их всегда назначали слугами, предстоящими перед царем. Однажды шах, беседуя о чем-то с этими слугами, испытывая их в беседе, сказал им: «Почему: позволяете матерям вашим пребывать в христианской вере, конец которой — погибель, и не обращаете их в веру и религию магометанские, конец которых — царствие небесное?» И слуги отвечали: «Много раз мы говорили [им], но они не обращаются [в магометанство]». Государь спросил: «Почему не обращаются?» И слуги в отчаянии, от страха не знали, какую выдумать причину или что сказать в ответ. Но кто-то из них сказал: «Не по знанию, а по неведению; когда говорим матерям своим: обратитесь в магометанство, они говорят нам: мать Теймураза — христианка, почему же нам стать магометанками?».