Скажем несколько слов об ученом шейхе ал-Бахарзи[259]. Он пришел, как показывает его нисба, из Бахарза в современном Афганистане. Он отправился в Хорезм, чтобы учиться у знаменитого мистика Наджм ад-дина Кубра, который позднее отправил его в качестве одного из своих заместителей (khalifas) в Бухару. Его пребывание в Хорезме дало повод для гордости хорезмийцам, ибо Абд ал-Гаффар Кирими, опиравшийся на хорезмийскую традицию, именует его Сайф-ад-дином Хорезми[260]. Ал-Умари и Ибн Халдун называют его Шамс ад-дином, что не подтверждается другими источниками, поэтому, вероятно, это ошибка двух этих авторов. В Бухаре Сайф-ад-дин ал-Бахарзи стал известнейшим суфием. Его слава дошла и до монгольских правителей. Соркуктани-беги, мать каана Мунке, как сообщают, поддерживала мусульманских имамов и шейхов, несмотря на то, что сама была христианкой. Она пожертвовала тысячу балышей на строительство медресе в Бухаре и назначила Сайф-ад-дина ал-Бахарзи мутавалли вакфа, приписанного к медресе. Эти события произошли не позднее 1252 г., года смерти Соркуктани-беги[261]. По сведениям самого надежного источника, Ашджар ва асмар Али-шаха Хорезми, этот выдающийся шейх ал-ислам умер 24 дулкада 659 г. хиджры (20 октября 1261 г.).
По-видимому, Сайф-ад-дин Бахарзи оказал на Берке чрезвычайно сильное влияние. По сведениям некоторых источников, он побудил Берке заявить о своих притязаниях на право наследования трона Золотой Орды и поддерживал его в этих устремлениях. Ибн Халдун, опираясь на утраченный труд Абу-л Фиды, утверждает, что Туда-Менгу, сын Бату (так!), был готов унаследовать престол, но вместо него ханом стал Берке. Затем мать Туда-Менгу обратилась к Хулагу, царствовавшему в Иране, но ее схватили и убили, вероятнее всего, сторонники Берке. Больше материала об этих событиях мы находим у ан-Нувайри. Он приводит имя жены Тогана (матери Туда-Менгу) — Боракшин и добавляет, что темники отказались признавать ханом ее сына. Тогда Боракшин написала письмо Хулагу, в котором предлагала трон Золотой Орды монгольскому правителю Ирана и Ирака. Передавая детали этого эпизода, ан-Нувайри излагает любопытный фрагмент монгольского фольклора. К письму Боракшин были приложены стрела без оперения и кафтан без пояса, что означало: в колчане не осталось стрел, а налучье осталось без лука; приходи, чтобы принять царство. От версии ан-Нувайри ненамного отличаются варианты, рассказанные Утемиш-хаджи и Абд ал-Гаффаром: беки Дешт-и Кипчака послали Хулагу-хану символические дары: ножны без сабли (у Абд ал-Гаффара сабля без ножен) и рубашку без ворота{93}. Точная интерпретация этих символов, несомненно, является интересной задачей для исследователей тюркского и монгольского фольклора, однако она не будет рассматриваться в рамках данной статьи. Достаточно сказать, что, по мнению П. Пелльо, смысл этих символов определенно связан с подчинением[262]. Если отвлечься от этих фольклорных мотивов, можно заметить, что в сообщениях источников много неясностей, и потому неудивительно, что Б. Шпулер сомневался в историчности этой традиции, полагая, что обращаться к Хулагу, который в то время как раз готовился захватить Багдад, было бы крайне неблагоразумно[263]. Единственный факт, за которым он признает историческую достоверность, заключается в том, что некая женщина по имени Боракшин сыграла важную роль в событиях, разворачивавшихся перед воцарением Берке. П. Пелльо также высказывал серьезные сомнения в подлинности этих сведений. С его точки зрения, на это указывают ошибочная генеалогия (Боракчин была главной женой не Тугана, а Бату), неприемлемая хронология (враждебность между Хулагу и Золотой Ордой вспыхнула только после захвата Багдада в 1258 г., соответственно, после воцарения Берке в 1257 г.) и легендарные детали. Таким образом, остается лишь сама фигура Боракчин, главной жены Бату, которая, возможно, играла ключевую роль в событиях после смерти Сартака в 1256 г. Должно быть, она поддержала Улагчи, своего сына (или внука), в борьбе за престол. Наши источники не дают никаких прямых указаний на обстоятельства, сопутствовавшие восшествию на престол Берке, но П. Пелльо, вероятно, был прав, предположив, что Берке не проявлял особой щепетильности в борьбе со своими соперниками, в данном случае, с вдовой Бату Боракчин и, возможно, с сыном или внуком Бату Улагчи. Хроника событий, предшествовавших и сопутствовавших воцарению Берке, окутана туманом; источники донесли лишь слабые воспоминания о вражде между партией Боракчин-Сартака-Улагчи и сторонниками Берке. По всей вероятности, вражда Хулагу и Берке неверно отнесена к слишком раннему периоду.
Все последующее, нужно признать, по большей части относится к области легенд. Два источника, оба с явными джучидскими симпатиями и ориентацией на Среднюю Азию, приписывают главную роль в этих событиях Сайф ад-дину Бахарзи, наставнику Берке в исламе, который якобы убедил своего ученика-Чингизида взойти на трон Дешт-и Кипчака. По сведениям «Шаджарат ал-атрак», Берке отправился воевать с Хулагу и сражаться за трон кипчакского ханства по прямому приказу великого шейха. Утемиш-хаджи и Абд ал-Гаффар Кирими красочно излагают версии диалога между Берке и Сайф ад-дином. Мусульманские симпатии и легендарный характер этих рассказов несомненны. Берке ведет себя как скромный верующий мусульманин; он плачет у ног Бахарзи и отказывается занимать трон, ссылаясь на пример Ибрахима Эдема, легендарной мусульманской фигуры, как и Будда, отказавшейся от трона и короны. Однако шейх убеждает его отправиться в путь, говоря, что единственной целью его царствования будет возвещение божественных тайн и чудес пророка Мухаммеда. Наконец, Берке соглашается и выступает против Хулагу. Шейх лично провожает его до местечка Кара-Куль под Бухарой, но, как подчеркивается, Берке следует за конным святым пешком. По словам Хаджи. Нийаза, на которого ссылается Утемиш-хаджи и вслед за ним Абд ал-Гаффар Кирими, Берке вернулся в кипчакские земли через Хорезм и Сарайчик с маленькой свитой из восьми человек. Этот астраханский сказитель, о котором больше ничего неизвестно, возможно, сохранил местную традицию, повествующую о пути Берке в Золотую Орду. С середины XIII в. самый известный международный караванный путь проходил через Хорезм — Сарайчик — Хаджи-Тархан (Астрахань). С другой стороны, нет прямых свидетельств, указывающих на существование Сарайчика и Хаджи-Тархана в XIII в. Золотая пора этих городов приходится на XIV–XV вв., поэтому нельзя исключать, что их упоминание в связи с возвращением Берке из Бухары является поздней традицией.
Несмотря на легендарный характер этих рассказов и их явную мусульманскую ориентацию, они несут в себе историческое зерно. Сайф-ад-дин Бахарзи имел большое влияние на Берке и поддержал его вступление на трон. Иметь правителя-мусульманина во главе Улуса Джучи было в интересах мусульманского духовенства Мавераннахра, тем более что в 1251 г., со вступлением Мунке на престол великого хана, Мавераннахр попал под власть ханов улуса Джучи. После захвата власти Мунке все взрослые сыновья и внуки Чагатая были казнены вследствие их заговора против Мунке, поэтому улус Чагатая, частью которого был Мавераннахр, был отдан в удел потомкам Джучи. Почти на десятилетие великая Монгольская империя оказалась в руках Толуидов и Джучидов, тогда как потомки Чагатая и Угедея на время лишились власти[264]. Именно на этот период приходится воцарение Берке (1257 г.), и, должно быть, оно было с радостью и энтузиазмом воспринято мусульманами Мавераннахра. Однако правление Берке в Бухаре оказалось недолговечным. В ходе мятежей, последовавших за смертью Мунке (1259 г.), сторонники Берке пали жертвой вражды между Ариг-Букой и Хубилаем, провозглашенных великими ханами. Алгу, внук Чагатая, со своим войском пришел в Бухару и перебил всех нукеров Берке и их сторонников. Его жертвой пал и сын Сайф-ад-дина Бахарзи Бурхан-ад-дин.
