Наконец, следует упомянуть еще два тюркских источника. «Чингис-наме» Утемиш-хаджи было написано в 1558 г. в Хорезме. Автор опирался на устную традицию Джучидов и сохранил интересные подробности, отсутствующие в других источниках[247]. Многое из хроники Утемиш-хаджи было включено в крымскую хронику XVIII в. «Умдат ат-таварих», которую написал Абд ал-Гаффар Кирими[248]. Эти четыре источника (два персидских, один чагатайский и один османский) особенно богаты материалом, относящимся к мусульманской традиции, повествующей об обращении Берке.
Все мусульманские источники (арабские, персидские и тюркские) единодушно сходятся в том, что Берке был настоящим мусульманином. Но как только речь заходит о дате его обращения, начинается неопределенность. Разброс мнений значителен, по одним данным, это произошло еще в детстве, а по другим — после его воцарения в 1257 г. Последнее мнение, высказанное Абу-л-Гази, можно сразу же отвергнуть; он единственный и, к тому же, поздний автор (XVII в.), который относит обращение Берке к 1257 г.[249] Этой дате противоречат все остальные источники. Убедительное свидетельство содержится в книге Вильгельма де Рубрука, который 12 апреля 1252 г. отправился из Константинополя в путь к Сартаку, Бату и великому хану Мунке и вернулся на Кипр 16 июня 1255 г. При дворе Бату брат Вильгельм был в 1253 г. Он пишет, что Берке, брат Бату, имеет кочевья у Железных Ворот на Кавказе, через которые мусульмане из Турции и Персии направляются к Бату. Берке выдает себя за мусульманина и не позволяет при своем дворе есть свинину. На обратном пути брат Вильгельм узнал, что Бату приказал Берке передвинуться на восток за Волгу (Etilia), так как хан не. хотел, чтобы мусульманские послы проходили по землям Берке. Очевидно, к тому времени Берке чересчур далеко зашел в своем общении с мусульманами и стал забирать себе лучшую часть даров, предназначавшихся Бату{89}. В любом случае, Берке, судя по всему, уже был мусульманином к 1253 г., и эту дату нужно считать terminus ante quem его обращения.
Что касается дальнейших подробностей, то ал-Умари утверждает, что Берке принял ислам после воцарения Мунке, то есть после 1251 г. Известно какую важную роль сыграл Берке при восшествии на трон его племянника Мунке. По сведениям ал-Умари, на обратном пути из Монголии, после интронизации Мунке, Берке оказался в Бухаре, где и стал мусульманином[250]. Ал-Умари заимствовал эти сведения у некоего шейха Шамс ад-дина ал-Исфахани, который рассказал ему историю Чингизидов. Этот же рассказ повторяет ал-Калкашанди[251]. (К роли, которую играет в этом рассказе Бухара, мы вернемся позже.) В противоположность ал-Умари и ал-Калкашанди, аз-Захаби относит это событие, посещение Берке Бухары и его обращение в ислам, к сороковым годам XIII века (sana nayyif wa arba'in)[252]. Какая из этих временных привязок верна, определить с уверенностью невозможно. Таким образом, мы получаем большой временной промежуток с 1240 по 1253 г. Кроме того, известен рассказ о послах Берке, прибывших ко двору Шамс ад-дина Ильтутмиша, султана Дели, в 631 г.х. (1233–1234 г.). По словам Джузджани, послы не были приняты государем, которыйчотправил их в Каливар. В конце концов, в царствование султанши Разийи их направили в Каннудж (634–637 г.х. = 1236–1240 гг.), где они и умерли. По свидетельству Джузджани, эти послы были мусульманами[253]. Хотя этот рассказ содержит интересные подробности о внешней политике Берке в 1230-х годах, из него нельзя извлечь непосредственных данных о его мусульманстве. Мы можем заключить лишь то, что мусульманские симпатии Берке и его ориентация на мусульманские державы, должно быть, зародились уже в юности, в довольно раннее время. На этом заканчивается обзор исторических материалов, а то, что последует далее, очевидно, относится к области мусульманских легенд. От исторических фактов мы переходим к фактам легендарным.
Мусульманское сознание не довольствовалось тем обстоятельством, что Берке принял ислам будучи взрослым, и перенесло принятие ислама на его юность и даже детство. Джузджани снова предлагает нам интересные сведения. Он ссылается на людей, достойных доверия (tiqаt), которые сообщили, что Берке родился во время завоевания мусульманских стран. В другом месте Джузджани утверждает, что Берке родился в Китае или в Кипчакских землях или в Туркестане, когда его отец Джучи (Tüshi) завоевывал Хорезм, и войско находилось в землях саксинов, булгар и саклабов. В данном случае Джузджани или его информанты, пытаясь отнести рождение Берке ко времени монгольского завоевания Хорезма, грубо ошиблись. По сведениям ал-Муфадцаля, в 1264 г. Берке было 56 лет, так что он родился, скорее всего, в 1208 г., задолго до монгольского завоевания Хорезма в 1219–1221 гг. После рождения Берке — продолжает свое повествование Джузджани — его отец Джучи приказал передать ребенка мусульманской кормилице, чтобы она обрезала его пуповину и вскармливала его мусульманским молоком. Джучи поступил так, чтобы его сын стал мусульманином. Если этот рассказ верен — замечает Джузджани с легким налетом скепсиса — то пусть Аллах облегчит его страдания в аду.
В анонимном сочинении «Шаджарат ал-атрак» изложена близка версия этой легенды. «Берке-хан был мусульманин. В некоторых историях упоминается, что Берке-хан родился от матери уже мусульманином, так что в момент рождения, сколько ни хотели дать ему молоко, он не брал молоко своей матери, пока одна из женщин-мусульманок не дала ему молоко и не вскормила»[254]. Чудесные события в младенчестве будущего святого или героя характерны для агиографических сочинений. Мотив чудесного происшествия в момент вскармливания младенца часто встречается как в мусульманской, так и в христианской агиографии. Известный прототип этого мотива у тюрков обнаруживается в легенде об Огуз-кагане, эпонимическом герое огузских племен. Младенец Огуз отказывался брать материнскую грудь три дня и три ночи. Затем он явился матери во сне и сказал, что она сможет его кормить, если она искренне обратится в ислам{90}. Стоит отметить, что в варианте Джузджани положительным героем является не ребенок, а его отец, который удостаивается высших похвал, тогда как вариант, представленный в «Шаджарат ал-атрак», носит отчетливые следы влияния легенды об Огуз-кагане. Вообще говоря, это сочинение и в других отношениях несет печать тюркского фольклора, распространенного среди племен, живших на землях Джучидов.
Хотя в источниках содержатся противоречивые указания о времени обращения Берке, в то же время видим удивительное единодушие в том, что касается места этого события. Аз-Захаби, ал-Умари, ал-Калкашанди, ал-Джузджани, «Шаджарат ал-атрак» и Джамал ал-Карши единодушно утверждают, что Берке отправился в Бухару, чтобы встретиться с великим шейхом того времени Сайф-ад-дином ал-Бахарзи, учеником знаменитого Наджм-ад-дина Кубра[255]. Согласно аз-Захаби, Берке отправился в Бухару из Саксина близ Волги. Слова ал-Бахарзи произвели на Берке огромное впечатление, и он обратился в ислам. Ал-Калкашанди и ал-Джузджани утверждают, что Берке принял ислам из рук ал-Бахарзи{91}. В рассказе Абд ал-Гаффара Кирими Берке сначала приезжает в Сыгнак, так как он был вынужден бежать от своих родственников и эмиров, считавших его глупцом из-за его мусульманских симпатий{92}. На общем фоне выделяется Абу-л-Гази, поскольку он единственный, кто утверждает, что Берке познакомился с исламом в Сарайчике при помощи двух людей, пришедших из Бухары. Наконец, ал-Джузджани замечает, что в детстве Берке обучение Корану происходило в Ходженте, у одного из имамов этого города[256]. Как бы то ни было, считать ли туманные сообщения о Сыгнаке, Сарайчике и Ходженте исторически верными или нет, Бухара сыграла исключительную роль в обращении Берке. В двух серьезных источниках упоминается, что инициатором его обращения был ал-Бахарзи, и эти утверждения кажутся заслуживающими доверия. Ибн Халдун и Бадр-ад-дин ал-'Айни сообщают, что именно ал-Бахарзи первым послал одного из своих учеников к Берке с проповедью ислама, который хан и принял[257]. Последующая поездка Берке в Бухару, вероятно, явилась прямым следствием этой успешной проповеди. Что касается обстоятельств поездки Берке к ал-Бахарзи, до нас дошла смесь из легендарных фрагментов и достоверных исторических подробностей. После обращения Берке отправил ал-Бахарзи ярлык, в котором подтверждал право шейха на собственность. Повествование ал-'Айни содержит вымышленный диалог, призванный подчеркнуть аскетичность великого суфия. Посланник Берке передал ал-Бахарзи от своего господина верительную бирку (пайцзу). Бахарзи спросил: «Что это такое?» Тот ответил: «Это будет в руках шейха служить для охранения всякого, на ком оно будет находиться». Тогда шейх сказал: «Привяжи это к ослу и затем пошли его (осла) в степь; если оно охранит его от погибели (или волков?), то я приму его; но если оно не защитит его, то нет в нем никакого прока для меня», и отказался принять его. Услышав об отказе, Берке решил лично повидать шейха. Однако ал-Бахарзи подверг его новому испытанию, заставив прождать три дня перед воротами. Наконец, поддавшись на уговоры учеников, шейх согласился принять татарского князя. Далее в рассказе появляется следующий легендарный эпизод, указывающий на мистицизм ал-Бахарзи. Шейх был полностью скрыт под покрывалом и не раскрыл своего лица. Берке вложил ему в руки пищу, и тот съел ее. Тогда Берке повторил перед ним свой ислам и вернулся домой. Эти два рассказа дополняют друг друга. Я полагаю, что Берке мог питать симпатии к исламу с самого раннего возраста, но окончательное его обращение и переход в ислам, вероятно, связаны с Бухарой и Сайф-ад-дином ал-Бахарзи[258].
