— Трастовый фонд? — Я хотела было рассмеяться, но тут до меня дошло, насколько мы были непохожи друг на друга. Для такого человека, как он, было немыслимо представить себе женщину, живущую настолько безответственно, чтобы не оставить траста для своего ребенка. Должно быть, мой мир был для него таким же чужим, как и его для меня. — У моей мамы ничего не было, когда она умерла. Ее парень, Коннор, — отец Би. Мы вдвоем платим за учебу.

— Вы платите за обучение своей сестры, пока учитесь в академии?

— Да. — Мне не хотелось признавать, что я отстаю на пару месяцев. — Вот почему я так упорно добивалась оплаты наличными. Я не хочу быть такой, но иногда вы совершаете поступки от отчаяния, понимаете? — Я попыталась не поморщиться при мысли о видео, которое я сняла в его классе несколько недель назад. — А может, и нет.

— Никогда не стыдитесь быть безжалостной в погоне за тем, чего вы хотите, Лилия. Путь к успеху редко бывает добродетельным. — Вернув картину в ящик, он снова опустился в кресло. — А как вам этот Коннор?

Я пожала плечами.

— Нормально. Он всегда рядом, так что, думаю, я не могу жаловаться. Хотя у него довольно дерьмовые друзья.

— Они не дают вам покоя?

Я прикусила щеку, чтобы не выдать отвращения на лице, так как на ум пришел Анджело.

— Один из них. Он единственный, кто меня по-настоящему пугает.

— Как его зовут? — Нотки враждебности зазвучали в его голосе, и я подняла глаза, чтобы увидеть жесткие линии злобы, омрачающие выражение его лица. Как будто его возмущало, что этот человек меня пугает?

— Это не имеет значения.

Как ни стыдно было это говорить, но мне понравилась его защитная реакция. Я никогда не полагалась на защиту мужчины. Никогда. Но что-то первобытное играло на задворках моих мыслей, что шло рука об руку с представлением о том, как он душит меня, и я обнаружила, что меня это странно заводит.

— В любом случае, я понимаю, что вы имеете в виду, говоря о чувстве вины. Мне было шестнадцать, когда умерла моя мама. Я знала, что с ней все идет наперекосяк, и пыталась уговорить ее лечь в больницу, но она отказалась. Она была такой параноиком по отношению ко всему и всем, и...

— Это не ваша вина.

Эти слова вонзились в мой живот и вырвали из моих внутренностей темноту, которая скручивалась и извивалась. Моя голова умоляла не обращать на это внимания. Отмахнуться от него как от лжеца. Я отвернулась, выдавив из себя улыбку.

— Вы бросаете мои же слова обратно мне.

— Это довольно мудрые слова. — Он потянулся к столу и достал графин с жидкостью янтарного цвета.

Я смотрела, как он наливает порцию в бокал и делает глоток, завороженная блеском, который хотелось слизать с его губ. В каждом его жесте, начиная с ленивого покачивания бокала, вдыхания аромата и заканчивая легким прижатием бокала к губам, чувствовался провокационный подтекст.

— Можно мне немного?

— Сколько вам осталось до двадцати одного года?

— Всего несколько недель.

Он нахмурил брови, потянулся к столу за другим бокалом и налил вдвое меньше.

— Поскольку я не знаю, как вы переносите алкоголь, мы начнем с этого. — Он протянул его мне, и его палец коснулся моего, когда я приняла напиток.

Я покрутила его, как и он, вдыхая лесной, фруктовый аромат с тонким намеком на то, что напомнило мне карамель. Один маленький глоток, и я закрыла глаза, позволив ликеру на мгновение остаться на языке, где он обжигал, прежде чем проглотить его обратно.

— Ммм. Неплохо. — Мне нравилось чувствовать, как он скользит по моему горлу в живот, теплый и покалывающий. Когда я открыла глаза, он смотрел на меня через ободок своего бокала. — Я никогда не пробовала этого раньше.

Он опрокинул бокал обратно, одним глотком выпив примерно половину того количества, что осталось у меня.

— Это хорошее дерьмо.

— Могу я задать вам вопрос? — В тот момент, когда он поморщился, я хихикнула и прочистила горло. — Кто этот парень в комнате для вскрытия? Он выглядит знакомым.

— Вы узнали его без глазных яблок? — Не глядя в мою сторону, он фыркнул. — Просто тот, кого меня попросили осмотреть.

— Я думала, что застряну там с ним на всю ночь. Я была в ужасе. А потом вы вошли, и... — Я утопила воспоминания о его поцелуе в очередном глотке напитка, вспоминая вкус его губ на своих. — Я так обрадовалась, увидев вас.

Его губы дернулись в улыбке, а взгляд опустился, и он словно погрузился в раздумья.

— Сами по себе мертвые безвредны. Страх внушает то, что они оставляют после себя. — Он оторвался от своих размышлений и налил себе еще один бокал ликера. — Мне нужно закончить свои записи. Вы могли бы пойти спать, мисс Веспертин. Скоро полночь.

— Жаль, что я не взяла зубную щетку. Но ведь виски убьет все бактерии во рту, не так ли?

— Я бы не стал полагаться на этот способ лечения, но подозреваю, что вы переживете эту ночь.

Я опустила свой бокал на подставку, стоящую на столике рядом с диваном, куда я ранее положила свой телефон. Под одеялом я расстегнула юбку и вылезла из нее, оставшись в майке и шортах из спандекса. Бросив ее на пол рядом с собой, я заметила, как он уставился на нее, возможно, решив, что под ней ничего нет. Я подумала, не стоило ли мне сказать что-нибудь о шортах, что я много двигаюсь во время сна, что заставляет мою одежду мяться, и это, как правило, выводит меня из себя. Я решила, что лучше оставить все как есть, особенно когда его внимание вернулось к его записям.

Вот только оставался один вопрос.

— Полагаю, у вас нет ничего, чтобы закрепить одну из моих рук? Я не хочу забрести в комнату для трупов в полусонном состоянии. У меня наверняка случится сердечный приступ.

Из другого ящика стола он достал наручники, предположительно те самые, которыми он фиксировал меня в камере. Он подошел к дивану-кровати и защелкнул один наручник на металлической раме, другой — на запястье. Когда он не освободил мою руку, я подняла голову и увидела, что он смотрит на нее сверху вниз.

— Memento mori, — прочитал он вслух, проведя большим пальцем по моей татуировке, и его мягкие ласки разжигали неудержимый огонь под моей кожей. — Помни о смерти.

— Я сделала ее после смерти матери.

— Напоминание о том, что нужно ценить жизнь как дар.

Улыбаясь, я опустила взгляд.

— Некоторые дни легче, чем другие.

— Наличие цели помогает. Удерживает от глупых поступков, например, от того, чтобы бросить академию.

Я поморщилась при этих словах.

— Недавно, когда я это сказала... Я просто разозлилась. Я не хотела хамить профессору Гилкрист. Вы ведь не скажете ей, что я говорила такие вещи?

— Нет. Я ни слова об этом не скажу. Если только вы пообещаете не покидать Дракадию.

Я игриво улыбнулась.

— И отказаться от возможности досадить вам? Никогда.

— Хорошо. — Он протянул ключ от наручников и положил его на боковой столик рядом с моим бокалом.

Если подумать, то, наверное, было странно просить профессора надеть на меня наручники, но это говорило о степени доверия, которое я испытывала к нему. Я, наверное, могла бы спать голой, и он бы и пальцем не тронул меня. В этом отношении он был жестким до предела.

Ни один мужчина в моей жизни не внушал такого доверия — даже Коннор, хотя я бы никогда не стала проверять эту теорию.

Я устроилась на кровати, накрывшись одеялом по самую шею, и наблюдала, как он опускается в кресло. Бросив еще один взгляд на мою юбку на полу, он вернулся к своим записям, время от времени останавливаясь, чтобы взглянуть на меня, и как только наши глаза пересекались, он снова принимался за работу.

Как бы мне ни хотелось продолжить разговор с ним, узнать больше об этом загадочном человеке, я не хотела мешать ему работать.

В тишине сон навалился на меня тяжелым грузом.

Все тяжелее и тяжелее.

Пока, наконец, я не смогла больше держать глаза открытыми.



ГЛАВА 46