На рядах полок стояли банки с образцами неопознанных объектов, подвешенных, как я поняла, в формалине. Среди старых, отживших свой век отголосков лаборатории 1800-х годов было несколько современных приборов — два больших стальных холодильника, центрифуга, инкубаторы, весы и вытяжные шкафы. Странное столкновение старого и нового заставило меня задуматься. Конечно, университет мог бы позволить себе оснастить такой важный проект, особенно учитывая экстравагантное торжество, на котором я недавно присутствовала.

Профессор Брамвелл вошел в дверь в другом конце лаборатории, ведущую в его кабинет, в длинном белом халате и с очками на голове. Увидев меня, он остановился. По хмурому выражению его лица можно было предположить, что он не ожидал моего появления.

Я прочистила горло, озорно улыбнулась и помахала рукой.

Ворча про себя, он продолжил идти к одной из скамеек, и когда я шагнула за ним, он указал на дверь, откуда он только что вышел.

— В мой кабинет.

Нервы гудели от страха, я подчинилась его приказу и направилась в его кабинет. Пройдя через дверь, я оказалась в другом небольшом коридоре с тремя закрытыми дверями и одной приоткрытой. В конце коридора мигала табличка «Выход», которая, как я догадалась, вела к лестнице, ведущей в полуночную лабораторию над нами — гораздо более сложную лабораторию.

Осторожными шагами я вошла в скромный по размерам кабинет, где в воздухе витал запах кожи, полированного дерева и старых книг, а также притягательные отголоски его одеколона. Если лаборатория была сердцем его исследований, то эта комната была мозгом, учитывая все медицинские и паразитологические справочники, которые стояли на книжных полках у каждой стены. На журнальном столике были разбросаны зарисовки анатомии человека, когда я проходила мимо него. Мой взгляд привлек изысканный резной письменный стол из вишневого дерева, сверкающий в тусклом свете. За ним в деревянном шкафу стоял старинный проигрыватель с открытой крышкой. А над ним на стене висела табличка с латинской фразой: Mortui vivos docent. Я узнала ее по курсу криминалистики, который изучала два семестра назад.

Мертвые учат живых.

В отличие от кабинета в административном крыле, здесь было больше удобств, что создавало впечатление, что он проводит здесь больше времени: небольшой холодильник, кожаный диван и пуфик с пледом, маленький камин, излучающий уютное тепло, и вешалка, на которой висел зонтик. Как и в лаборатории, в его кабинете находились черепа разных размеров, банки со странными предметами — препарированными органами и костями, насколько я поняла. На подставке стоял человеческий скелет в полный рост. Везде, куда бы я ни посмотрела, идеальными стопками стояли книги. Два микроскопа. Свечи мерцали в больших подсвечниках.

Что-то задело мою лодыжку, и я в панике вскочила на стол профессора Брамвелла. Повернувшись, я увидела, что на меня смотрит золотистыми глазами маленький черный меховой комочек. Я облегченно выдохнула и, хихикая, слезла со стола.

— Привет, — сказала я, опускаясь на колени, чтобы погладить кота. — Какого черта ты делаешь в лаборатории? — Я нахмурилась, как только эти слова вырвались у меня. — Лучше бы ему не ставить на тебе эксперименты. — Кот прижался ко мне, когда я его почесывала, и я улыбнулась, потакая этому любителю внимания. — Странно, он не производит на меня впечатление кошатника.

Шум шагов предупредил меня о его приближении, и я, оставив кота, поспешила к одному из стульев за его столом, опустившись на него как раз перед тем, как он вошел в комнату.

Подойдя к столу, профессор Брамвелл снял лабораторный халат и очки, аккуратно повесил их на вешалку и опустился в кресло. Обтягивающая рубашка, конечно же, не осталась незамеченной, когда он наклонился вперед, опершись локтем о рабочий стол. Мгновение он смотрел на меня с непроницаемым выражением лица.

— Как я понимаю, вы разговаривали с деканом Лэнгмором?

— Да.

— И что вы ему сказали?

Я заерзала на своем сиденье, потому что взгляд этого мужчины был подобен горячим лазерным лучам на моей коже.

— Что вы пытались мне помочь, но я убежала. Униженная тем, что меня стошнило в вашей машине.

— В часовню, я полагаю.

— Да.

— Хорошо. — Откинувшись на спинку стула, он сцепил пальцы домиком, не потрудившись направить свои лазерные лучи куда-либо еще. — Вы будете надевать лабораторный халат каждый раз, когда будете входить в лабораторию. Я позабочусь о том, чтобы они были предоставлены вам в комнате для вскрытий. Перчатки и защитные очки также обязательны.

— Хорошо. Могу я задать вам вопрос?

Хотя он не издал ни звука, по его невозмутимому выражению лица я поняла, что он внутренне застонал.

— Почему эта лаборатория выглядит как что-то из темных веков?

— Образцы, с которыми вы работали в полуночной лаборатории, недавно заразились. Те, что в этой лаборатории, находятся в третичной фазе и, как оказалось, обладают довольно сильной чувствительностью к свету. Мы также будем работать со взрослой Ноктисомой, которая также обладает очень сильным отвращением ко всему, что не является естественным светом.

— Значит, они могут выжить при солнечном свете?

— Могут, хотя они ночные создания и предпочитают ночь. — Его комментарий заставил вспомнить одно наблюдение.

— Моя мать почти не спала по ночам. Как вы думаете, черви повлияли на это?

— Я понятия не имею, что могло вызвать бессонницу у вашей матери, поскольку вы утверждаете, что она не с острова и никогда здесь не была, но да, они могут влиять на циркадные ритмы. Что касается устаревшего состояния лаборатории, то у меня достаточно оборудования в трех других лабораториях, расположенных в этом здании. Я бы предпочел сконцентрировать средства на самом исследовании, а не на ремонте этой конкретной лаборатории. Она соответствует своему назначению.

Определенно, лаборатория меня беспокоит.

— Конечно. Я не хотела проявить неуважение. — Лаборатории наверху, конечно, хорошо оборудованы, просто я не ожидала, что буду работать в склепе. Хотя, наверное, для такого прозвища, как Доктор Смерть, это вполне уместно.

— Вы когда-нибудь работали в лаборатории, не связанной с получением диплома? — спросил он.

— Немного. В лаборатории микологии, когда я только закончила школу. В основном это был просто подсчет спор через микроскоп.

— Тогда, возможно, вы имеете самое элементарное представление о лабораторном этикете и технике безопасности.

Не считая тех случаев, когда мы с коллегой обливали спиртом столешницы, которые в итоге поджигали.

— Конечно.

— Не есть и не пить. Соблюдайте правила гигиены. Не нюхать и не пробовать на вкус. И, ради Бога, не используйте свой рот в качестве пипетки.

— На самом деле никто этого не делает. Правда?

Приподняв бровь, он издал раздраженный звук и потянулся за чашкой с печально известным золотым драконом на этикетке кофейни «Логово дракона», стоявшей на его столе.

— Я также попрошу вас иногда помогать при вскрытии трупов. Есть ли у вас опыт работы с трупами, мисс Веспертин? — Он не сводил глаз с меня, потягивая свой напиток.

— Нет.

— Тогда вы будете выполнять все мои указания без лишних вопросов. Я люблю тишину, когда работаю. Наблюдайте, и вы научитесь.

— Да, сэр.

— Я буду уделять вам по два часа каждый вечер. Вы получите денежную компенсацию, как и просили.

Я задумчиво почесала затылок.

— Могу я узнать, какова будет компенсация?

— Двести долларов в неделю. Вы будете мыть посуду и поддерживать порядок в лаборатории. Никуда не совать нос.

Господи. Двести долларов в неделю? Я рассчитывала на скромные пятьдесят, не больше. Хотя я, конечно, ценила оплату труда, но гораздо большую пользу принесло бы изучение самого организма. Мне нужно было лучше понять его механизмы, детали, которые, согласно учебному плану, должны были быть рассмотрены только в следующем семестре. Получив знания о черве, я, возможно, смогу лучше понять развитие болезни моей матери.