В середине зимы Сталин выполнил свое обещание: Пересветову и Флёнушкину подысканы были в Ленинграде заместители, а они оба приехали в Москву для оформления научной командировки в Германию.

Оля была у детей в Еланске и рассчитывала вернуться в Москву в самый разгар предотъездных хлопот о визах и билетах.

Костя успел забежать в Издательство наглядных пособий, справиться, будут ли они издавать его хронологическую таблицу. Ему показали отрицательное письменное заключение консультанта. Одно из возражений рассердило Пересветова: красочное оформление таблицы «себя не оправдает», поскольку среди школьников «могут встретиться дальтоники», не различающие цветов.

— Так зачем же вы печатаете цветные географические карты?!..

В ответ пожали плечами:

— В отзыве есть и другие возражения…

Они тоже не казались убедительными, но возиться с продвижением таблицы ему было некогда, и он взял ее обратно.

Олин поезд из Еланска по расписанию должен был прибыть утром. Однако наступал вечер, а ее все не было. Костя позвонил в справочную вокзала; оказывается, утренний поезд до сих пор не приходил. Опоздание на девять часов! Странно. Снежным заносам взяться было неоткуда, стояли морозы без ветров и снегопадов.

Пересветов дозвонился до начальника вокзала. Ответ, который он услышал, заставил его похолодеть: на одном из разъездов поезд ночью потерпел крушение, столкнувшись с товарным составом.

Через час Костя, в толпе встречающих, стоял на перроне Александровского вокзала, бледный настолько, что даже мороз не румянил его щек. Вокруг многие плакали.

Поезд вышел из Еланска вчера вечером. На улице стоял мороз, а в натопленном и переполненном вагоне было жарко и душно. В купе, где заняла место Оля, плотник поднимал на верхнюю багажную полку тяжелый сундук с инструментами. Ольга настояла, чтобы сундук поставить под лавку: сверху может сорваться, еще убьет кого-нибудь. Она легла на вторую полку, подложив под голову свернутую шубу, и скоро уснула.

Ночью страшный толчок свалил ее с полки на чью-то спину. Кошмар это или явь?.. Поезд стал. Свет погас, в темноте раздавались вопли, стоны. Лесникова поняла, что произошло крушение.

Кто-то чиркнул спичкой. В том месте, где только что, на свернутой шубе, лежала ее голова, Ольга успела заметить просунувшуюся из соседнего купе длинную железную трубу отопления, но забыла о ней тотчас, как потухла спичка. Она чувствовала себя довольно спокойно, даже апатично. Вспомнила про тяжелый сундук и невольно взглянула вверх, позабыв, что вчера его оттуда сняли.

Ей пришлось повозиться в темноте, чтобы найти разлетевшиеся по вагону вещи, шубу. Через окна с выбитыми стеклами хлынул морозный воздух. Стало светло, — снаружи пылал огонь пожара. Перепуганные пассажиры с криками пробирались к выходу.

Вышла из вагона и Ольга, на тридцатиградусный мороз. Стонали раненые, женщины истерически плакали. Пламя горящих вагонов неровными вспышками озаряло пологие снежные бугры вокруг и картину полного хаоса возле разбитого поезда.

Первое, что остановило на себе Олин взгляд, были босые мужские ноги. Пожилой пассажир, в нижнем белье, топтался на снегу, не зная, что делать.

— Ноги отморозите! — крикнула ему Ольга. — Садитесь на ступеньку вагона, я вам их ототру!

Полураздетый повиновался. Ольга накинула ему на плечи свою шубу и, преодолев брезгливость, стала растирать снегом грязные мужские ноги, покуда их пальцы не покраснели, после чего прогнала пассажира в вагон и оделась в шубу.

Трое красноармейцев несли куда-то на шинели стонавшего человека. «Надо что-то сделать», — подумала Оля и пошла вдоль состава, крича:

— Доктор! Доктор!.. Товарищи, кто из вас врач?

Откликнулся седой старичок в шубе. Ольга назвалась медицинской сестрой и предложила ему оборудовать в одном из вагонов лазарет.

— Нужны хотя бы бинты, йод, где они? — возразил врач.

Первым делом нужен был свободный вагон. Группа военных закидывала огонь снегом. Лесникова обратилась к ним, и несколько красноармейцев пошли с ней. Из вагона с уцелевшими стеклами они перевели пассажиров в другие; у кондукторов под расписку «медсестры О. Лесниковой» конфисковали вагонное белье; двое красноармейцев стали рвать простыни на узкие полосы для бинтов, двое побежали к разбитым вагонам наломать дощечек для повязок на поломы костей.

В поездном буфете Лесникова забрала бутылки коньяку и вин для оттирания обмерзших. В поездной аптечке — увы! — оказался всего лишь один флакончик йода. Его едва достало на первого раненого с разбитою головой…

В ведре над костром красноармейцы оттаивали снег для промывания ран.

Ольге пригодился фронтовой опыт. Врач и медсестра оказали первую помощь десяткам раненых, которых приносили в вагон-лазарет красноармейцы. Не всех удавалось спасти. Накануне, при посадке в Еланске, Ольга приметила через вагонное окно юношу, которого провожала, нежно с ним прощаясь, молодая девушка. Теперь он корчился на скамье от нечеловеческой боли в сломанном позвоночнике и через силу спрашивал у «сестрицы», будет ли жить. Надо было спокойно смотреть в его полные последней надежды глаза и, улыбаясь, отвечать, зная, что он умрет:

— Конечно, будете!..

Кто понимал, что ему не выжить, не переставал заботиться о самых мелких делах. Женщина с разбитой грудью, еле шевеля губами, умоляла «сестрицу» вынуть у нее из корсажа золотые часики, отослать мужу. Олина рука нащупала под кофточкой щепотку стеклянного и металлического лома, все, что оставил от часиков удар, сломавший грудную клетку.

Часа через два прибыл паровоз с медикаментами и врачами. Утром раненых разместили по двум вагонам и отправили — одних на Еланск, других на Москву.

Ольга поехала с москвичами. На ближайшей станции она сдавала тяжелораненых в местную больницу. На платформе налетел на нее кто-то из начальствующих лиц:

— Сестра! Что за безобразие! Почему у вас в поезде не оказалось медикаментов?

— Что вы на меня кричите? — оборвала его Ольга, и от долго сдерживаемого напряжения нервов у нее хлынули слезы. — Вы хоть служите на железной дороге, а я — простая пассажирка…

Легкораненых Ольга везла до Москвы. Они благодарили «сестрицу», записывали ее московский телефон. А Лесникова лишь теперь, валясь с ног от усталости, почувствовала, что вся разбита. Всю ее ломило от ушибов, которых она не ощутила сгоряча. Она вспомнила трубу отопления и ужаснулась: ведь это была труба из соседнего вагона! Она проткнула их вагон; пройди она вершком выше — у Ольги не осталось бы головы. Шуба, на которой она прикорнула, спасла ее. Вот и следы удара на шубе, клочья вырванного сукна и беличьего меха.

Ольгой овладел приступ запоздалого страха. Случайное спасение представилось таким необыкновенным чудом, что в него трудно верилось.

…По дороге в Москву одна из женщин громко рассказывала всем, как ей удалось уцелеть в хвостовом вагоне, на который налетел паровоз товарного поезда. Она вышла ночью в уборную, где и настиг ее страшный толчок. Очнувшись в темноте, она нащупала и кое-как отворила перекошенную дверь уборной и, разглядев картину, открывшуюся ее глазам в свете начинавшегося пожара, снова потеряла сознание: прямо перед ней, в бывшем коридоре вагона, стоял паровоз, словно налезая грудью, на которой висели куски человеческих тел. Он пробил и расплющил целый пассажирский вагон.

Эта и другие страшные картины, смерти раненых — все разом представилось Ольге, как только завершились ее обязанности медицинской сестры, и она, закрыв глаза, бессильно опустилась на вагонную скамью, живая, но все еще не веря в спасение.

Ее внезапно поразила горькая мысль. А так ли уж дорога ей жизнь, если Костя ее не любит?..

…Увидев наконец на платформе Олю, с белой повязкой на рукаве шубы, Костя бросился ей навстречу. Он целовал ее так, что они оба расплакались от счастья. Но он ее слишком крепко обнял, она вскрикнула от боли, испугав его.

Дома Ольге пришлось слечь в постель, а на другой день врачи перевезли ее в больницу. Сильный ушиб в боку грозил осложнениями.