Нян молчала. Ей было трудно ответить. Тиеп никогда не принадлежал к числу ее друзей. Но после всех событий он казался ей честным и прямодушным человеком. Тяжело раненный пришел защитить ее, не требуя благодарности. Нян уже не испытывала к Тиепу прежней вражды, однако вопросы Хоана ее насторожили, в них был какой-то подвох. Про себя Нян решила, что ее спасли от тюрьмы молитвы, обращенные к богоматери, поэтому она никому не обязана ничем. Но не могла забыть своего замешательства, когда Ай спросила ее: «Неужели, сестра, Тиеп позволил бы, чтобы невинный человек пострадал?» Сейчас ее спрашивал об отношении к Тиепу отец Хоан, и ему она не имела права лгать.

— Что молчишь? Ты ведь знаешь, что должна говорить своему исповеднику одну только правду? — нетерпеливо прервал ее размышления Хоан.

— Простите, святой отец, у меня в голове все перепуталось. Может, мои слова покажутся вам дерзкими, но мне кажется, что Тиеп — человек справедливый и честный.

— Вот как? — в голосе звучало неподдельное изумление, тут же сменившееся раздраженными интонациями. — Да ты, оказывается, глупа и наивна. Этот Тиеп — злой демон, а такие умеют хорошо притворяться, обманывая невинные души. К счастью, дева Мария не дала тебе впасть в заблуждение. Читай со всем усердием Библию, молись и кайся, и господь будет милостив к тебе.

— Я так и поступаю, святой отец.

— Хвалю тебя за это… А ты, часом, не забыла клятву, данную тобой при вступлении в наше тайное общество?

— Нет, святой отец, я ее хорошо помню.

— Это правильно, дочь моя, — голос Хоана немного смягчился. — Тогда ты помнишь, значит, о необходимости повиновения, о готовности даже жертвовать собою во имя святого дела нашей церкви?.. Всякий раз, когда нечистая сила будет искушать тебя, вспоминай эту клятву! Ты меня слышишь?

— Да!

— Не испытываешь ли ты иной раз неприязни ко мне или к твоим единомышленникам по обществу, особенно когда остаешься наедине со своим сердцем?

— Нет, святой отец. Это мне чуждо. И потом, от нечистых мыслей меня избавляет святая дева, — тут Нян покривила душой, потому что в последнее время она ощущала глухое раздражение при виде Лак, Мэя, Нгата и других, но даже сама себе в этом не признавалась.

— Это хорошо! Но готова ли ты во славу господа нашего преодолеть все горести и препятствия, которые могут встретиться на твоем пути?

Нян разрыдалась. Ей показалось, что в словах исповедника прозвучало обвинение в слабости. Подавив рыдания, она умоляющим голосом выдавила из себя:

— Господи, прости и помилуй меня, грешную… Да, я готова все вынести, как в давние времена все стерпел господь наш Иисус Христос.

Отец Хоан забормотал скороговоркой:

— Дочь моя, возвращайся в лоно нашего общества, не таи в сердце своем зла на своих братьев и сестер, воля общества — наша воля, наша воля — воля божья, аминь.

Нян скрестила руки на груди.

— Повинуюсь вам, святой отец… — Она с трудом поднялась с колен и, дрожа от нахлынувшей слабости, с трудом вышла из церкви. Голова у нее кружилась, но свежий воздух быстро привел ее в чувство. И тут в сумраке галереи, опоясывавшей епископский дворец, Нян заметила двух монахинь. Одна из них была сестра Кхюен, другую Нян видела впервые.

— Здравствуйте, сестры, — поздоровалась Нян.

Ей ответили легким наклоном головы. Кхюен подошла К Нян и тихо сказала:

— Мне надо с тобой поговорить.

Нян бросила вопросительный взгляд на вторую монахиню. Кхюен поняла его и так же негромко сказала:

— Ее не опасайся, она почти ничего не слышит.

Все трое отошли в тень, и Кхюен спросила:

— По каким делам у нас?

Нян рассказала о том, что приходила исповедоваться, но Кхюен слушала невнимательно, словно совсем не это интересовало ее.

— И все — пришла только для исповеди? Иль у тебя есть еще к кому-то дела? — спросила она.

Нян неожиданно вспыхнула и потупилась. Кхюен увидела ее смущение и язвительно заметила:

— Ах ты как раскраснелась! Посмотреть на тебя, сразу подумаешь другое. Ты… не к нему ли попасть хотела?

Нян ответила отрывисто, пристальный взгляд сестры Кхюен тяготил ее.

— Я пришла к отцу Хоану… Но у меня еще есть дело… К епископу… Только сказали, что его нет, куда-то уехал…

Лицо Кхюен, такое миловидное, неожиданно стало злобным.

— Никуда он не уехал. Он не хочет видеть тебя.

Нян возмутилась — какое право имеет Кхюен так разговаривать с нею — и сердито посмотрела на собеседницу. Та спокойно приняла вызов, и Нян, не выдержав ее ревнивого взгляда, отвела глаза.

— Я не собираюсь никому докучать.

Кхюен смягчилась.

— Я знаю, что он недоволен тобой, поэтому и предупреждаю тебя.

— Но что я сделала предосудительного?

— Тебя подозревают, уж слишком много неясного в твоем освобождении.

— Я все рассказала, как было, — вспылила Нян. — Тиеп подтвердил, что я невиновна в том, что мне приписывали, вот и все.

— Если бы тебя посадили, — пояснила Кхюен, — все было бы ясно. Но коль тебя выпустили, то неспроста — значит, ты раскрыла им наши тайны.

— Выходит, мне надо просить, чтобы меня посадили? Или умолять всех вас на коленях, чтобы мне поверили? Так?

Кхюен деланно засмеялась.

— Ты клялась не жалеть своей жизни. Вот и решай, как надобно поступать.

Не в силах уразуметь своей вины, Нян замолчала. Кхюен изобразила на лице сочувствие.

— Не надо тебе, сестра, больше встречаться с ним. Все равно он уже не верит тебе.

— Я и не собираюсь делать этого, — устало ответила Нян.

— Послушай меня, Нян. Ты же совсем не такая, как тетушка Хао, торговка Лак или Иен и Ти. Зачем же ты присоединилась к нам?

— Я и сама не знаю толком.

Кхюен взяла Нян за руку.

— У тебя есть возможность вернуться к обычной жизни. И у тебя будут муж и дети, свой дом, нормальное человеческое счастье.

Нян с удивлением смотрела на Кхюен, а та продолжала:

— Ай выбрала свою судьбу, и все у нее получилось замечательно. Поспеши и ты, пока не поздно.

Нян не могла понять, куда клонит Кхюен, а несчастная монахиня, может быть, впервые в жизни была откровенна в своих словах.

— Чего же ты от меня хочешь? — спросила Нян.

— Ты можешь найти правильный путь. Следуй примеру своей сестры. Яснее я не могу сказать, но попытайся понять меня.

Она попрощалась с Нян, взяла под руку сестру Зиеу, в продолжение всего разговора безучастно стоявшую рядом, и повернулась, чтобы уйти. Нян нерешительно направилась к воротам усадьбы, как вдруг Кхюен окликнула ее:

— Подумай над тем, что я тебе говорила, сестра. И главное — не ищи больше встречи с ним!

— Нян, где ты пропадаешь? Мы тебя ждем чуть не целый день!

Увидев перед собой молодую пару, Ай и Выонга, Нян растерялась. Она знала обоих с детства, но только сейчас увидела, какие они оба красивые. После свадьбы Ай расцвела, лицо ее светилось от счастья. Выонг приветливо улыбался.

— Здравствуйте… Здравствуй, Выонг…

Радости Ай не было границ — сестра признала ее мужа. Все трое вошли в дом. Уставшая с дороги Нян присела на край кровати, Ай устроилась рядом. Выонг стоял, прислонившись к стене, и, не зная, что говорить и что делать, молчал. Зато Ай тараторила без умолку.

— Ты знаешь, сестра, мы с Выонгом ездили навещать Тиепа. Выонг взял его велосипед, усадил меня на багажник, и мы покатили. Какая сейчас красота кругом! Врач у Тиепа такой чудной старик: пригласил присесть, чаем угостил, потом прокашлялся и спрашивает: «Чего же, уважаемые, вам надобно?» Я чуть не расхохоталась. Если бы не Выонг, который на меня грозно глянул, было бы дело…

Ай вскочила и, сгорбившись, прошлась по комнате, изображая старого врача, который то и дело поправляет очки.

Нян улыбнулась и, взяв Ай за руку, усадила рядом с собой.

— Ты прямо как ребенок. Тебе бы еще в куклы играть.

— С удовольствием, не откажусь, — рассмеялась Ай. — Слушай дальше. Тиеп показал нам записную книжку, где расписан его режим. У него в больнице, как на работе, — это можно, этого нельзя, и главное — дисциплина! Мы с ним пошли гулять, так он не по сторонам смотрел, а на свои часы, чтобы не пропустить срок и ровно в двенадцать лечь в кровать. Но самое смешное случилось потом…