Те, что поумнее, предпочли ждать. А самые глупые расширили заслоны во все стороны, точно надуваемые воздушные шарики. Да, таким образом они спаслись от жара, но открылись для ударов защитников.

И за те доли секунды, что минули перед возведением нового заслона, мы прикончили пятерых предателей. На первого София наслала смерч с примесью мелкого крошева, и вращающаяся воронка содрала мясо с костей как пескоструйка — краску.

Второй отделался легче всех — Генрих просто извлек из него всю воду, и подонок умер куда быстрее, чем заслуживал.

Третьего и четвертого запекли по старинному рецепту, когда тушку обмазывали глиной и зарывали в угли. Пан окутал парочку в бурые коконы, а Пушкин от души поддал огоньку, вмиг превратив глину в керамику. Страшная смерть, но лично мне этих мразей ни капельки не жалко.

Я же нацелил на пятого пушку и произнес наученный шаманом наговор. Все это потребовало куда больше времени, чем товарищам, и манородный успел прикрыться щитом.

Но не придал ему достаточной прочности с поправкой на бронебойной заклинание, и ядро размером с кулак пробило брюхо насквозь.

Белобрысый шакал не сразу понял, что случилось — медленно опустил голову, в немом крике распахнул рот, да так и завалился набок.

Но пять против пятидесяти — слишком малый успех. К тому же, пока мы с ними возились, Тесла зарядила главный калибр и нацелила на вокзал.

Софья единственная успела поставить барьер достаточной мощи, и сила соударения оказалась столь велика, что «срикошетившая» в стороны ударная волна разворотила половину фасада и снесла под корень центральный шпиль.

Мало того — волшебницу сшибло с ног «отдачей», и когда мы с адмиралом помогли ей встать, женщина продержалась всего пару мгновений, после чего едва не рухнула из-за подкосившихся коленей.

— Этого не может быть, — простонала архимаг, когда мы усадили ее на лавку. — Это… против самой природы. Против всего нашего естества.

— Боюсь, здесь все закономерно, — вздохнул Генрих. — Если Тесла права, а у меня на ее счет все меньше сомнений, то наш Дар многократно разведен в крови предков, словно микстура гомеопата. Эти же… создания насыщены первородной силой — точно такой же, как у самых первых колдунов, что получили магию непосредственно от драконов. Значит, наша сила — разбавлена за столетия, а у манородных — наоборот, сконцентрирована до предела. И что с этим делать я, ей-боги, не представляю.

— У них единственная слабость, — сказал я. — Радиация. Но я без понятия, как вызвать излучение с помощью магии. И не знаю, что будет с опытными чародеями, а не живыми бомбами. И не случится ли так, что взрывы уничтожат весь город.

— Вы долго будете лясы точить?! — рявкнул Хмельницкий, отразив очередной удар. — Гады наседают!

Налетчики разделились на две команды — первая прикрывала поезд щитами с обоих бортов, а вторая засыпала вокзал фугасными файерболами, что взрывались при каждом попадании. Не сильно — наши барьеры легко сдерживали урон, однако скорость была столь велика, что вполне могла сравниться с РСЗО.

Снаряды летели один за другим, и с интервалом в полсекунды в стены прилетало по два десятка огненных шаров. Передняя часть здания уцелела исключительно благодаря нам, а вот края выглядели, как после ракетного обстрела.

Одновременно с натиском поезд начал движение, а на таранном кулаке вспыхнули руны. Еще немного — и никакие баррикады не помогут, и блокирующий ворота состав просто снесет, несмотря на массу и тормозные колодки.

А мы снова оказались скованы боем, и попытка перейти в контрнаступление грозила ослаблением обороны и полным уничтожением единственной преграды на пути к хаосу.

— Вызовите подкрепление! — обратился к обомлевшей Распутиной, только начавшей приходить в себя.

— Нет, — Софья вяло тряхнула головой. — Здесь их убьют.

— Возможно! — не стал отрицать очевидное. — Но иначе погибнут горожане. Тысячи невинных людей!

— Не думаю. Босота всегда найдет общий язык с босотой. И через пару кварталов налетчики и убийцы превратятся в освободителей, а уже в порту их выйдут встречать с цветами и овациями. Хочешь, чтобы мои ученики полегли ради этого? Нет, Гектор. Не позволю. И если наше время в самом деле ушло, то лучше уйти вслед за ним и дожить свой век в покое, чем бросаться на амбразуру. Сама я готова драться до конца — но не ради черни, что породила ублюдков снаружи. А только ради Академии.

Интересно, их хоть что-нибудь способно вразумить?

— Именно поэтому Тесла побеждает, — бросил я. — Она мыслит глобально, а мы живем по принципу «своя рубашка ближе к телу». И даже сейчас вы опять сдаете назад!

— А что еще делать? — женщина развела руками. — Посмотри на меня. Ощущение, словно батогами били, а ведь я сильнейшая чародейка в городе. А теперь представь, что сделают с первоклассниками… Так что я немедленно прикажу Рите спасаться бегством.

Софья поднесла к губам сложенную лодочкой ладонь, закрыла глаза и быстро зашептала заклинание.

— Одумайтесь! — я шагнул вперед, несмотря на окрик Генриха. — Это безумие! Вы погубите всех нас! Если восстание охватит весь мир, вам нигде не дадут покоя!

Громыхнуло так, что я с трудом удержал равновесие. Со второго этажа открывался отличный вид на перрон, и сейчас его сплошь завалило искореженными вагонами.

Таран оказался в разы мощнее, чем я предполагал, и все баррикады снесли с первого же удара. Осталось лишь раскидать в стороны обломки — и путь свободен.

— Да чтоб вас всех! — Пушкин поднялся с пола и утер кровь с лица, которое выглядело как после бодрой зуботычины.

Рядом стонал и охал Пан, ворочаясь, как перевернутая на спину черепаха. Хорошо, что адмирал вовремя оценил обстановку и подскочил к окну. И призвал на помощь родную стихию, заслонив прореху громадной ледяной линзой.

Шумящий рядом океан придал старику сил, и Генрих начал напитывать барьер до упора, невзирая на дикую усталость.

И колдовская энергия потекла, как из прорванной плотины, и толстый лед слой за слоем покрывал стену, пока та не выросла до размеров самого вокзала.

Но даже этого оказалось недостаточно. Зачарованное орудие выстрелило в середину заграждения, следом в толщу вонзился таран, и ледяной блок треснул пополам.

В это время маги раскалили головной вагон докрасна, и тот медленно вошел в расселину, окруженный клубами пара и бешеным шипением.

Одной только проплавкой дело не ограничилось — манородные высыпали на крышу локомотива и встали вдоль краев с поднятыми ладонями, словно упершись в невидимую стену.

Направляя воду и воздух, враги расширяли щель еще быстрее, и всего через несколько минут в нее без труда протиснулся бы весь состав.

Видя это, Генрих расставил руки и потянул кулаки на себя, остатками мощи противодействуя натиску и пытаясь зажать поезд в ледяных тисках.

Но несмотря на невероятный талант и могущество, у старика ничего не получалось. Он скрипел зубами, обливался потом и дергался, как подвешенный, но не смог замедлить продвижение ни на метр.

Я помог Хмельницкому встать, и тот вместе с Николаем Григорьевичем поспешил на выручку Кросс-Ландау. Я же подбежал к Софье с твердым намерением остановить отступление любой ценой, ведь без поддержки учеников и магистров Петербургу быть пусто.

Та уже вышла на связь с рыжей ведьмой и произнесла:

— Бегите из города, немедленно. Битва проиграна, сопротивление бесполезно. Бегите! Все!

— Нет! — рявкнул во весь голос. — Не слушай ее! Мы держимся!

Воздушная волна ударила в грудь и сбила с ног. Женщина выпрямилась, не сводя с меня разъяренного взора, и колдовской пресс придавил плитой — ни пошевелиться, ни закричать.

Дыхание перехватило, ребра затрещали, легкие обдало огнем. И самое страшное — под зданием стоял такой треск и шипение, что тихих предсмертных хрипов никто бы не услышал, даже если бы стоял всего в дюжине шагов.

Вот и волшебники так увлеклись боем, что не замечали ничего вокруг. Заливали трещину водой, укрепляли блок громадными каменными колоннами и обрушивали на паровоз потоки лавы, а я доживал последние мгновения и ничего не мог сделать.