— Еще я ради этих босяков не напрягался, — фыркнул Пушкин. — Ты посмотри на эти рожи! Околоточная рвань, напялившая ворованные тряпки. Но как осла не наряди, все равно конем не станет. Так что я шандарахнул бы по ним как следует — и дело с концом.

Я вздохнул и покачал головой. Даже сейчас среди этих ворчунов нет единства, и каждый снова тянет воз на себя, не желая уступать и равным по статусу, не видя в них товарищей и соратников, а не конкурентов.

Возможно, в чем-то Тесла права. Эту раздробленность надо исправлять — но не любой ценой. А путем планомерной и плодотворной работы, а не кровью и потрясениями.

— Чего они хотят? — тихо спросил адмирал, сведя руки за спиной. — Почему не атакуют?

— Показывают свое превосходство, — ответил я.

— Превосходство? — настал черед Пана возмущаться. — В чем? В слабости и глупости? Не понимаю, почему мы до сих пор мнемся, как барышни перед первым танцем. Давно пора показать зарвавшимся засранцам, почему власть именно у нас. И почему их удел — трущобы и помойные канавы.

— Ты, Дмитро, скотина еще та, — Пушкин крякнул и потер ладони. — Но всегда мыслил здраво. А ну-ка давай-ка надерем им зады — как в старые добрые.

— Тут меня упрашивать не надо, — Хмельницкий хрустнул пальцами. — Это я всегда за.

— Стойте! — попытался остановить безумцев, но опоздал — причем, похоже, давно — когда сделал ставку на сплоченность дворянства хотя бы перед неминуемой бедой.

Пан ухнул и присел, как сумоист перед броском. Отвел вбок левую руку, повернул ладонью вверх и медленно поднял, точно на пальцах висела невидимая пудовая гиря.

В тот же миг раздался треск и грохот, пол задрожал, а слева от бронепоезда вспух толстый земляной «прыщ» размером с коттедж.

Стоило колдуну тем же приемом поднять правую руку, и такой же бугор поднялся с противоположной стороны. Неудивительно, что помещик выбрал именно эту стихию — возможно, его потому и тянуло в поля из-за особой связи с нею.

В это время Пушкин занес перед грудью левую ладонь, а кулаком правой начал описывать над ней круг с радиусом в пол-локтя. Со стороны это выглядело так, словно крепыш с косматыми баками вращал рукоятку прозрачных жерновов.

Но стоило посмотреть наружу, и суть волшбы открывалась во всей красе — два ревущих огненных смерча обволакивали холмы, спекая грунт и превращая в плотные раскаленные камни.

И как только снаряды впитали достаточно пламени, Дмитро со всей силы хлопнул, и почерневшие камни с тонкими жилами магмы ринулись навстречу друг к другу. И даже стоящий между ними состав не смог их разлучить.

Громыхнуло так, что с потолка посыпались куски побелки и лепнины, и если бы Распутина загодя не подняла выгнутый воздушный щит, нас бы всех покосило шрапнелью.

Поезд утонул в клубах огня и черного дыма. И, несмотря на расстояние и двойной щит (поставил и свой — лишним не будет), лицо горело от жара, будто я резко открыл прогретую духовку.

Огненное цунами накрыло даже передний вагон, а уж центровой локомотив должно было расплющить в лепешку.

Однако не расплющило.

Налетевший с океана ветер сдул гарь, и мы увидели на крыше паровоза Николь в сопровождении двух лысых хмырей в бежевых пальто и темных очках.

Хмыри скалились, заговорщица попивала кофе из маленькой чашечки, стрелки курили, а манородные продолжали гонять мяч. Стоит ли говорить, что на серых клепаных бортах не осталось ни царапинки?

Эта идиллическая картина ввергла старых волшебников в полный ступор. Главы родов с полминуты таращили налитые кровью зенки и пытались подобрать отвисшие челюсти.

А заодно — слова, способные хотя бы частично выразить крайнюю степень удивления, и при том не выходящие за рамки цензуры и приличий.

И, судя по тихому шамканью и сопению, не находили.

— Ё! — только и смог выдавить из себя Пан.

— Да как?.. — вторил Николай Григорьевич, тряся рукой в направлении врага — мол, посмотрите, что эти черти вытворяют. — Да какого?..

— Ваш ход закончен! — весело крикнула Тесла в мегафон. — Теперь наша очередь. Вас было двое, поэтому и мои мальчики ответят в паре. Уж не обессудьте, господа.

Женщина отвесила театральный поклон и отступила за спину хмырей. Те поправили тонкие красные галстуки, подняли воротники и встали плечом к плечу — двое из ларца, мать их.

— Поднять заслоны! — процедил я. — Всю ману — на щиты!

Теперь уже никто не спорил и не паясничал. Ибо воочию увидели силу противника — и это им явно не понравилось. Жаль, что из-за очередной склоки потерян эффект неожиданности, но как-нибудь сгладим и этот недочет. Главное — хотя бы теперь действовать сообща.

Меж тем лысые разом сцепили пальцы в замок, после чего выпрямили «шалашиком». Сжали — выпрямили, сжали — выпрямили, словно подражая крыльям бабочки.

И всего через несколько секунд мельтешение ускорились настолько, что глаз уже не различал движений, а кисти окутало вязкое марево.

При этом колдуны все так же давили гнусные ухмылки, и выражение наглых физиономий ничуть не изменилось, даже когда по макушкам покатились крупные капли пота.

— Что они делают? — успела спросить Софья, прежде чем здание задрожало и начало медленно оседать.

Я высунулся в окно, наплевав на все правила безопасности, и увидел под фундаментом месиво наподобие зыбучих песков, куда и погружался весь вокзал целиком.

И если его не остановить, очень скоро нам нечего будет защищать, а все баррикады и препятствия утонут сами собой. И пособники Теслы наспех восстановят ветку и вкатят в город, как Цезарь — в Рим.

— Пан, Николай — укрепите землю! Генрих, София — держите здание. А я попробую их отвлечь.

Внизу загрохотали пушки — солдаты, напуганные немалым шансом погребения заживо, открыли огонь из всех орудий. Но как я не вслушивался, так и не услышал ни вскрика, ни даже звона снаряда о броню.

И что самое удивительное — Николь решила играть по-честному. И поезд защищала не вся волшебная кодла, а всего один лысый пес, пока напарник топил «кирпич» в грязи.

И все же погружение замедлилось, хотя все четыре чародея пыхтели и фыркали на пределе возможностей. Ведь баламутить почву — совсем не то же самое, что удерживать на весу многотонную конструкцию.

Враг тратил на атаку несоизмеримо меньше сил, чем мы — на защиту. И если не изменить это в кратчайший срок, поражение неминуемо. Вот только как поступить, если самые сильные маги скованны и выведены из боя, а от меня-недоучки толку немного?

Я попробовал применить прием с «микроволнами», который успешно использовал на продвинутом манородном.

Но лысые не шелохнулись, несмотря на все мои старания — я же, наоборот, ощутил неприятное жжение в груди и поспешил уйти из поля зрения противника, пока собственный мотор не покрылся хрустящей корочкой.

— Мы долго не продержимся! — выкрикнул Пушкин, задыхаясь от перенапряжения. — Сделай хоть что-нибудь, мать твою перемать!

Бить в лоб — не вариант. Нужно разыгрывать тот же козырь, что уже помог в подворотне у ломбарда. Знания Теслы ограничены началом двадцатого века.

Мои знания — на сто лет сильнее, как бы странно это сейчас ни звучало. Но и они ограничены фундаментальными понятиями и законами классической физики, пусть даже в несколько искаженном виде.

Я по-прежнему не могу черпать энергию из ниоткуда и обращать в никуда.

Не могу выходить за рамки базовых взаимодействий и общей теории относительности.

Не могу придумывать правила на ходу и опираться на неподтвержденные гипотезы вроде кротовьих нор или гравитационных струн.

Не могу просто захотеть и решить все вопросы по щелчку, как джинн или щука из проруби. Не могу опуститься на уровень тонких материй и прочих квантовых полей, потому что даже современные мне ученые не до конца понимают принципы, по которым они существуют.

Но с чего-то надо начинать — и с чего-то более-менее доступного. И первое, что пришло на ум — свет, а точнее, его чрезвычайная концентрация в магический аналог лазера.