Воздух стал ощутимо холоднее, а от недостатка кислорода и его чрезмерной траты начинала кружиться голова.

И с каждым шагом все громче журчал пока еще невидимый водопад.

Наконец мы вышли на раздвоенный утес, напоминающий козье копыто.

Меж острых краев перекинули тонкое деревце, а перед ним стояла тщедушная фигурка с расставленными в стороны руками.

— Арран! — я выпрямился, жмурясь от боли в ногах.

Последнюю треть пришлось ползти на полусогнутых, и мышцы, суставы и даже кости ныли от тяжелой нагрузки.

До чего приятное чувство — надо бы заняться бегом под уклон.

— Я смогу! — выкрикнул паренек. — Я докажу! Во мне дух победителя дракона!

— Арран, — облизнул пересохшие губы. — Это просто древняя легенда.

— Это правда! Так все и было! Давным-давно драконы жили среди ильвас!

— Арран… У нас говорят: сказка — ложь, да в ней намек, добрым молодцам урок. А урок в том, что не стоит брать на себя больше, чем сможешь унести. Ты молод и горяч. Это крайность. Твой отец стар и податлив — это тоже крайность. Но если их объединить, получится мудрый и рассудительный воин, который блюдет золотую середину. Вернись к Эйре.

— Вернуться?! Чтобы гнуть спину на полях, а в перерывах слушать стариковское нытье?

— Нет. Обсуди с ним все. Поговори не как отец с сыном, не как старый с молодым, а как мужчина с мужчиной. В час беды даже кровные враги объединялись, а вы — семья. Одними легендами ваш народ не освободить.

— Заткнись, чужак! Ты навеки опозорил меня! Лишил власти и родни! Но я докажу, что правда за мной!

Юнец ступил на бревнышко, но не прошел и шага, как мокрая от брызг переправа закачалась и ушла из-под ног.

И Арран с гарантией улетел бы на дно, если бы не мощный поток встречного ветра, буквально выдувший его из пропасти.

Подросток кувыркнулся через голову и распластался подле нас — бледный, трясущийся и заливающийся слезами.

— Я не смог… Я струсил… Но ведь дракон…

— Арран, — повысил голос. — Если сидеть на шкурах и жрать в три горла — никто ничего не сможет. Вернись к отцу и прими наказание. И учись всему, что он скажет, иначе так и помрешь сопляком.

Для проформы отвесил ему легкий отеческий подзатыльник и протянул обожженную ладонь.

Парень не стал возникать — быстро понял, что со мной такие выкрутасы не прокатят.

Но поднявшись, не выпустил руку, а неловко ее потряс.

— Вы, белые, вроде так делаете? — проворчал, зыркнув исподлобья.

— Мы не только белые. Люди бывают самые разные. Будешь обращать много внимание на то, что снаружи — и проглядишь то, что внутри. А это гораздо важнее.

— Я вижу, — ильвас ослабил хватку. — Спасибо. Возможно, мой дракон — это ты. И однажды я пройду твои испытания.

— Возможно. А до тех пор ты знаешь, что делать. И заруби на носу — еще раз оскорбишь Эйру, и я устрою тебе такую взбучку, что никакому дракону и не снилось.

— Да, — без намека на дерзость произнес в ответ и после недолгой паузы с придыханием добавил: — Авели.

Ранним утром мы вчетвером вернулись в дом вождя.

Всю дорогу Марк пыхтел, сопел и кашлял — проспиртованная кровь и прокуренные легкие быстро дали о себе знать.

Мы же с ильвас с превеликим удовольствием бежали трусцой по затянутой предрассветным туманом прерии.

Я даже разулся — не столько из тяги к сырой земле, сколько из-за мозолей, которые неминуемо бы натер туфлями.

Ирмид изначально хотел позвать лошадей, но я отказался — лучше уж бег босиком, чем скачка без седла.

И все же наш марафон не остался незамеченным для мистических сил.

Вскоре прямо напротив сгустился клуб непроглядного марева.

Так быстро туман не движется, да и ветерок дул совсем слабый, а значит, без колдовства не обошлось.

Проводник, как самый старший и наиболее сведущий в таких вопросах, тут же замер и вскинул руку — всем стоять.

Молодежь по флангам предпочла отступить в тыл, а я уже собрался запалить в ладонях по огненному шару, но странное чувство спокойствия и умиротворения обуяло душу.

И я понял — впереди не враг, а совсем наоборот, и бояться нечего.

Пелена расступилась, и навстречу вышел мустанг — невероятно красивый и сильный, с бугрящимися под белоснежной шкурой мышцами и длинной золотистой гривой.

Изысканный скакун приблизился ко мне, тщательно обнюхал и фыркнул, после чего склонил голову.

Я погладил животное по лбу и толстым щекам, и все это время Ирмид наблюдал за мной с ехидной улыбкой от уха до уха.

— Что?

— Ты говорил, цвет не важен. Мать-земля считает иначе. Белому авели — белый конь, — мужчина хрипло рассмеялся. — Прерия приняла тебя, Гек-тор. И вместе со скакуном воину положено дать новое имя. И раз уж я тут самый старший, то и выбор за мной. Пожалуй, так тебя и назову — белый конь. А по нашему — Хоган.

— Хорошо звучит, — и уж тем более не самый худший вариант.

— Теперь назови его, — проводник с почтением кивнул на мустанга. — И он явится по первому зову, пока ты верен прерии и нашему народу.

— Что ж… — теперь и я улыбнулся. — Если следовать традициям — то до конца. Нарекаю тебя Снежком.

Скакун всхрапнул и ударил копытом.

— Хочешь пробежаться, а? — снял пальто, жилетку и протянул Марку. — Ну, давай пробежимся.

И мы рванули навстречу восходящему солнцу, обгоняя ветер и скользя по редким пучкам травы.

Ирмид играючи вырвался вперед — мы ему не соперники, а вот Аррана я в легкую обогнал.

И помчал рядом с мустангом, который то отбегал, то шел рысью бок о бок.

Я же летел, точно на крыльях, наслаждаясь каждым шагом, каждым горячим вдохом, каждым уколом в селезенку.

И даже камешки под привыкшими к обуви ступнями причиняли не боль, а радость.

Хотелось, чтобы эти мгновения длились если не вечно, то хотя бы как можно дольше.

Потому что это — и есть жизнь, истинную ценность которой понимаешь, лишь потеряв все.

Это и есть подлинное счастье, которое не купишь ни за какие деньги.

Не сбавил темпа до самой резервации, несмотря на то, что последний километр дался крайне тяжело.

Мы остановились в нескольких шагах от разгромленного дома.

Арран хотел пойти дальше, но в нерешительности замер, точно черт у порога церкви.

Однако наше приближение не осталось незамеченным, и хозяин вышел на крыльцо, вытирая руки полотенцем.

И судя по тому, что я увидел за спиной вождя, в доме всю ночь шла уборка.

Эйра тоже остановился, всем хмурым видом давая понять, что первый шаг — за тем, кто виноват.

Но парнишка боялся не то что подойти — а в глаза посмотреть, и стоял, опусти очи долу и сгорая от стыда.

— Совершать ошибки — это нормально, — произнес я. — Не нормально их не признавать. Давай. Твоя Луна ждет.

Юнец глубоко вздохнул, поднял голову и подошел к крыльцу. После чего упал на колени и обнял отцовские ноги, совсем как на картине Рембрандта. Блудный сын вернулся.

— Прости… Прости за все…

— Ну все, довольно, — отец поднял его и крепко обнял. — Закончишь с уборкой, починишь все, что сломал — и в расчете. А вам — огромное спасибо, — Эйра посмотрел на меня слезящимися глазами.

— Всегда пожалуйста, — взял под козырек и направился к машине, благоразумно посчитав, что наше участие в семейном конфликте исчерпано.

Как оказалось, в авто все это время спала местная малышня, но при нашем приближении бросилась врассыпную, точно стайка опоссумов.

И самое удивительное — все осталось целым и чистым, никто ничего не разбил и не украл.

Подобрав бредущего по прерии братца, покатил прямиком в Тайную канцелярию. Отсчет начался.

— Сто стволов?! — Юстас всплеснул руками. — Шутить изволишь?

— И патроны, — добавил, откинувшись на спинку и пригубив терпкого чая.

— Черт тебя побери, Гектор! Даже если все пройдет без сучка и задоринки, налет такого масштаба поставит на уши все побережье! Что скажут семьи, когда в округе будет бегать вооруженная до зубов сотня дикарей?