— Я готов.

— Посмотрим.

Четверо повстанцев спешились и повалили меня на землю. Намертво связали ноги и руки, надели на голову непроглядный мешок и перебросили через круп, словно добытого кабана.

После чего долго кружили на месте и лишь тогда ускакали прочь быстрее ветра. И немного забегая вперед скажу, что от такой поездочки остался синяк почти не весь живот, а ребра болели так, словно отряд омоновцев охаживал их дубинками.

И все же я сумел определить свое примерное местонахождение на звук.

Первые километров пять шли ровно по мягкой сухой почве.

Затем — под небольшой уклон, и копыта все чаще стучали по мелким камешкам.

В конце растянувшейся на добрый час скачки я едва не сваливался с крупа от резкого подъема, а непрерывный стук заглушали ревущие вдали водопады.

Когда же склон стал слишком пологим, всадники спешились и отпустили жеребцов пастись у подножья.

И судя по тому, что на них не было ни стремян, ни седел, ни иной упряжи, между свободолюбивыми и гордыми ильвас и такими же по характеру мустангами существовала некая магическая связь.

Не удивлюсь, если воину достаточно свистнуть или щелкнуть пальцами, чтобы четвероногий побратим вмиг прискакал на выручку.

Путы на ногах разрезали, взяли под руки и повели в горы — все выше и выше, по узким козлиным тропкам. И такой маршрут более чем очевиден, учитывая любовь Аррана к сказке о Луне.

Возможно, он возомнил себя драконом, и потому выбрал в качестве убежища неприметную пещеру.

Возможно, причина куда прозаичнее — так проще прятаться. И опыт Афганистана не даст соврать — против разветвленной сети туннелей не сдюжит даже современная армия.

Когда добрались до места, с меня сорвали мешок и поставили на колени перед трещащим костром.

Левый охранник схватил за отросшие волосы и прикоснулся холодной сталью ко лбу, точно намереваясь снять скальп.

Правый же поднес нож к горлу — ни вдохнуть, ни шелохнуться. То ли Арран так ненавидел бледнолицых, то ли опасался моего колдовства. А скорее всего, и то, и другое вместе.

Сам вождь вальяжно сидел напротив на ворохе шкур, по-пахански раскинув ноги. Позади выстроилась личная гвардия с копьями, а к бокам жались полуголые девушки. Марк сидел поодаль со связанными руками и разбитым лицом под неусыпным надзором рослого партизана.

На вид вожак совсем молодой, тощий, с пугливым взглядом и подростковой робостью, неумело скрываемой за напускной суровостью и обилием рисунков — один другого страшнее.

Лоб покрасил в черный углем, острый женственный подбородок замаскировал густым слоем белой глины. На тонких, что палки, предплечьях — черные стрелы, на груди скрещенные кости, явно подсмотренные у лихих флибустьеров. Пират, блин, без корабля.

Ни дать ни взять взбунтовавшийся шкет, решивший доказать всему миру, что он чего-то стоит.

Совсем как тот парень из сказки. Отсюда и все эти ритуалы и пароли.

Отсюда показные понты — мол, вон я какой умелый добытчик, вон какие за мной пацаны, а от девчонок и вовсе отбоя нет.

А по факту все еще висел на шее у родителя и жрал еду, добытую тяжелым трудом, а не легендами о великих предках.

Ведь в реальности дракон схарчил бы его целиком, а не устраивал дурацкие представления.

Но чем суровей и неприглядней жизнь, тем охотней верят в мифы. И тем проще заражать этими мифами других.

— Мне сказали, ты хотел меня видеть. Что ж, говори.

Ух сколько спеси и пафоса в высоком не до конца сломавшемся голоске.

Есть школьники, которые пытаются казаться бандитами.

А есть недоросли, строящие из себя могучих вождей.

А по сути и те и другие — позеры и понторезы.

А Эйра так нахваливал сына.

Представлял чуть ли не летучим отрядом гусар в тылу Наполеона.

Впрочем, воины в самом деле выглядят сурово — взрослые, по-настоящему злобные, и все в шрамах, в том числе и пулевых.

Вот только повелись на байки хрен пойми кого. Арран, конечно, сын вождя, но должен же быть хоть малейший отбор на профпригодность.

— Я предлагаю вам настоящее дело, а не мелкие набеги, — спокойно ответил, смотря на лоб паренька.

— С чего ты взял, что мое дело — не настоящее? — с обидой буркнул малец, но потом вспомнил, что надо играть роль, и рассыпался в угрозах: — Не смей насмехаться над пролитой нами кровью! Иначе мы прольем твою!

А ведь и правда прольют — лезвие еще сильнее впилось в кожу.

Это пацанчик заигрался, а для остальных спектакль юного гангстера не понарошку.

Вожак ляпнет сгоряча — а мне скальп снимут. Надо немного сбавить обороты и градусы. В конце концов, я пришел договариваться, а не свергать власть.

Хоть и очень хотелось показать зарвавшемуся оболтусу его место.

И для этого еще будет возможность. Любит сказки? Что ж, я обращу его сказки против него самого — пусть только даст повод.

— Прости, вождь, — ответил без намека на уважение. — Но дело в самом деле серьезное. Видели форт в трех верстах к северу от плантации Хмельницкого? Там еще три огромных медных чана.

— Видели, — Арран сразу успокоился, ведь его крутость больше никто не попирал — по крайней мере, открыто.

— Там держат мою сестру. Я хочу ее спасти, но обратиться за помощью больше не к кому. Я дам вам оружие, вождь. Винтовки, револьверы — может, даже пулемет…

— Тьфу! — юнец смачно харкнул в костер. — Так вот зачем ты явился, чужак! Не получилось подчинить нас огненной водой — решил подсадить на оружие?!

Я знаю, чего стоят ваши проклятые гремящие палки! Да, они лучше и сильнее луков, но им тоже нужны стрелы — патроны. Которые очень быстро заканчиваются. И которые мы не сможем сделать сами.

Вот в чем твоя идея. Сделать нас сильнее, а затем навязывать свою волю в обмен на боеприпасы. Ведь без них мы потеряем силу. А сила, чтоб ты знал, пьянит не хуже самой лучшей водки.

Так что мой ответ — нет. Ни я, ни мои ильвас не запятнают себя вашей скверной. Убирайся — и радуйся, что ушел со скальпом. И поблагодари моего отца — я не убью тебя лишь потому, что дал ему слово.

Да уж, неожиданный поворот.

Я переоценил фанатизм этого шкета. Думал, он вожделенно пустит слюни, едва услышит о халявных стволах. Или же попросту забоится нападать на укрепленный завод. А тут вон что. Неужели Арран и сам верит в древние байки? Ну ладно он — молодой и неопытный, а остальные?

— Что молчишь, белый дух? — с неподдельным презрением бросил юноша. — Давай, лей свой яд. Про то, что с оружием мы добьемся большего. Что без оружия не прогнать захватчиков. Что в оружии нет никакой скверны, ведь наши браться у Великого Каньона приняли дары от союзников-янки. Думаешь, ты первый, кто хотел подсадить нас на эту грязь? Думаешь, сможешь меня чем-то удивить?

— Думаю, смогу, — ехидно улыбнулся и поднял правую руку. — Сделайте вот так. Вы все.

— Это еще зачем?

— А что тут такого? Ты заставляешь всех следовать древним преданиям. Но верен ли ты им сам? Покажите ладони. Вы же все держали раскаленные камни, не так ли?

Рук не поднял никто — не хватало еще выплясывать перед пленным чужаком.

Но многие — кто тайком, кто открыто — посмотрели на свои ладони. И я увидел, что у всех — даже у девушек — остались следы уродливых ожогов. У всех, кроме Аррана, чьи холеные ручки вряд ли держали что-то горячее девичьей сиськи.

— Ну так что, вождь? Сам-то испытания прошел? Или вместо камней девок мацаешь?

— Убейте его! — заверещал подросток. — Сдерите с него кожу!

Охранники рядом со мной замялись, затоптались на месте, но исполнять приказ не торопились.

— Почему ты сидишь в этой пещере? — с усмешкой продолжил я. — Почему сам не поехал за мной? Как часто ты ведешь воинов в набеги? Или все время жируешь в безопасности, пока другие гибнут и льют кровь за твои сказки? Удобно устроился, ничего не скажешь.

— Заткнись! Ты не имеешь права меня обвинять! Ты не ильвас, ты грязный захватчик! Ты опорочил нашу землю, нашу жизнь, а теперь взялся чернить и наши сказания?! Я отрежу твой поганый язык!