— Наш будут наступать… на тара Казбек… Гитлер капут!..

На этот раз главный удар противника пришлось принять гарнизону высоты «Крейсер».

Ночь казалась относительно спокойной. Противник молчал, не отвечал нашей корпусной артиллерии, которая била по его тылам и всей глубине обороны. Когда артиллерия на время прекращала стрельбу, в небе начинали стрекотать наши ночные бомбардировщики. Это — славные летчицы из полка Бершанской. В любую погоду они летали на «кукурузниках» и бомбили передний край немцев.

И вот в пять часов утра 4 сентября началось наступление группы «Блиц». На три дня был сокращен срок подготовки к штурму Терского хребта. Возможно, командир ударной группы генерал Клепп настоял на этом по причине таинственного исчезновения лейтенанта Вальде и рядового Шпикельготца. Не говоря уже о случае на контрольно-пропускном пункте…

Гудела степь Моздокской долины в это раннее утро: снаряды десяти полков нашей артиллерии рвались и покрывали осколками землю впереди штурмующей колонны танков. Хребет стонал под ударами артиллерии врага… Фашистские танки на большой скорости приближались к подножью хребта. Наступил момент, когда и пушкам высоты «Крейсер» пора было открыть огонь. И Цаллагов отдал приказ командиру батареи Хотулеву. Высота взревела залпами орудий.

На новом НП, выдвинутом далеко вперед, комбат с группой офицеров руководил боем. Здесь же находился и командир роты Ибрагим Курбатов, названный в шутку командиром «Крейсера». Старшему лейтенанту Курбатову и в самом деле пришлось выполнять обязанности гораздо большие, чем обыкновенному командиру роты моряков: он управлял центральным опорным пунктом в системе обороны всей бригады, располагал артиллерией, минометами и, по справедливости, считал себя правой рукой комбата Цаллагова. Здесь же находились корректировщики дивизиона корпусных батарей и старшина Налетов со своими маленькими «самоварами». Налетов был уверен, что теперь-то, в ближнем бою, его крохотные ротные минометы тоже пригодятся для дела.

Первые же выстрелы пушек 47-го гвардейского истребительного дивизиона и стоящих в укрытии танков 240-й отдельной танковой бригады заставили противника рассредоточиться. Немецкие танки стали искать укрытия, расползлись и были отлично видны сверху.

— Тридцать пять… тридцать шесть… — считал Цаллагов, не отрываясь от бинокля.

Часть машин свернули в Косую балку, другие последовали за ними. Цаллагов приказал корректировщикам вызвать огонь корпусной артиллерии по балке, чтобы накрыть немецкие танки в этой узкой «мышеловке».

…Высота «Крейсер» содрогалась от залпов орудий. Порой раздавался сухой оглушительный треск снарядов, посылаемых танками и самоходками фашистов. Они с ходу вели огонь по огневым позициям гвардейских пушек, стоящих на прямой наводке, но не попадали, и снаряды рвались чуть ниже бруствера стрелковых окопов.

Несколько фашистских машин загорелось. Экипажи выпрыгивали через люки. Моряки открыли сильный пулеметный огонь по пехоте и «спешенным» экипажам. С десяток танков и бронетранспортеров двинулись в обход высоты. С каждой минутой напряжение боя нарастало.

Из-за высокого кустарника, закрывающего часть Моздокской дороги, показались белые дымки, послышался треск скорострельных пушек. И — зеленые шары полетели в направлении наблюдательного пункта «Крейсера». Кое-кто ахнул от неожиданности. «Шары» с шипением пролетали над головой. Комбат понял, что это ведут огонь вражеские зенитки, и жестом подозвал Ибрагима Курбатова.

— Звони, Ибрагим, в дивизион тяжелых. Накрыть перелесок, там командный пункт немцев.

— Слушаюсь!

Ибрагим не понял, почему именно там должно быть КП противника, что значит наземный огонь немецких зенитчиков трассирующими снарядами. А такое Цаллагов уже видел под Москвой: направлением огня зеленых трассирующих снарядов противник указывал цель для тяжелой артиллерии или авиации. Значит, «Крейсер» стал утесом на пути группы «Блиц», возможно также, что немцы обнаружили наш НП.

Габати принял из рук Цаллагова тяжелый морской бинокль. Бета присел в траншее с блокнотом на планшете, что-то строчил карандашом.

— Габати, пулей лети в землянку радистов, — приказал он, отрывая листок. — Отдашь младшему лейтенанту Корбану, лично. Бегом!

— Есть бегом!

Вызвать нашу авиацию и танковый резерв корпуса Цаллагов мог только по рации. Это самый верный путь.

Он знал, что телефонные переговоры через все инстанции могут только затянуть дело. «Блиц» атаковал всю нашу оборону на Терском хребте: кипел бой и слева и справа.

Гитлеровцы все яростней бросались в атаки, рвались к окопам моряков. Откатывались и — снова шли…

— Патроны! Мины! — требовали из рот.

Все чаще рвались снаряды у наблюдательного пункта. По узкой траншее санитары с трудом тянули носилки с убитыми и ранеными. Высоту заволокло дымом.

Теперь, когда шифровка была послана радистам, Бета считал не лишним сообщить комбригу свои соображения и по телефону. Кричал в трубку что есть мочи. Комбат плохо слышал голос комбрига Кудинова. Уловил всего несколько слов: «Переходите на запасный НП. Немедленно!..» Значит, и комбриг понял, что такое зеленые снаряды, противник обнаружил наблюдательный пункт на «Крейсере»… Цаллагов бросил трубку.

— Ибрагим, комбриг приказал перейти на «Линкор». Сейчас вызываю резерв бригады. Жди меня, держись, Ибрагим!

Вместо обычного «есть» Курбатов ответил:

— Снарядов мало, комбат. Резерв: хорошо! А где наши танки?..

Приказ есть приказ. Через несколько минут Цаллагов добрался до своего запасного наблюдательного пункта — «Линкор». Там было чуть спокойней.

Никогда офицер флота Цаллагов не ругался, но сейчас его так и подмывало сказать несколько «вразумительных» слов офицерам оперативного отдела корпуса за их нерасторопность.

Бета видел, как танки вгрызаются в подножие высоты, стреляют по пулеметным гнездам, а с северо-востока разворачивается звено легких бомбардировщиков, делает крен вправо…

Вторая рота ведет фланговый огонь по гитлеровской пехоте, которая, как саранча, лезет на высоту. В ближнем бою рвутся мины, выпущенные «самоварами» старшины Налетова. Вдали разгорается танковый бой, танки Филиппова идут в контратаку, но это уже не может решить судьбу «Крейсера»: передние вражеские машины прорвались вперед и настойчиво лезут по скатам высоты.

Через минуту после первых взрывов авиационных бомб на высоте Курбатов прохрипел в телефонной трубке:

— «Линкор»! Комбат! Орудия Хотулева разбиты… Танки идут через нас… Хотулев просит огонь на себя. Подтверди, друг, нашу просьбу: огонь тяжелых батарей — по «Крейсеру»!.. Прощай, друг!

Цаллагов связался с Михалянцем:

— Вызовите огонь «кувалды» по высоте «Крейсер»!

Еще несколько минут, и на высоте появился огненный вал взрывов. Там метались цепи вражеских солдат. Живы ли Курбатов, Хотулев, Налетов?.. Успели или нет отойти защитники «Крейсера»?

Цаллагов не видел подошедшего Габати. Ординарец присел на пустой ящик от мин и перевязывал личным пакетом пальцы левой руки. Он глубоко дышал, морщил потный лоб и вспоминал недобрым словом всех святых и их близких родственников…

Прибыли ротные командиры из резерва. Цаллагов оставил за себя на «Линкоре» старшего лейтенанта Михалянца. По пути на исходные позиции для атаки комбат подумал, куда бы отослать Габати. Доставил донесение на рацию вовремя. Советские штурмовики уже кружатся над высотой, прочищают ее огнем пулеметов и мелких бомб — донесение «сработало»… Внимание комбата отвлек воздушный бой над Малгобеком, где остроносые «яки» полковника Дзусова дрались с немецкими бомбардировщиками…

Тахохова Бета увидел рядом с собой уже в момент атаки. Контратака была стремительной и дерзкой, как водится у моряков.

Захваченный боем, Габати вначале потерял из виду своего комбата. Потом вдруг заметил его впереди, у самого гребня «Крейсера».

Моряки ворвались на высоту с криками: «Полундра!..» Бета увидел поднятые руки гитлеровцев, брошенные ими автоматы и винтовки. Бойцы преследовали недобитых фашистов.