Славику было страшно слушать. «И никто не боялся?»— робко спросил он отца. «Как не боялись? Такое дело, — отвечал отец, — все боялись, всем было страшно. Но разведчики пошли на такое. И высадились. И такую панику подняли в тылу у фашистов, что они растерялись, побежали, а многие партизанам в плен сдались. Вот как выполнили задание командования».

«Эх, был бы я постарше, — думал Славик, — я бы с папой ходил в море и тоже бил бы фашистов».

О смерти Вали в доме не говорили. Говорили — она в партизанах.

Астан был убежден, что его жены пет в живых. Горе. Тяжелое горе! И ничего не поделаешь! Партизан фашисты живыми не выпускали. А время шло. Да и Славику нужна мама. «Разумнее было бы!..» — советовали друзья. Жизнь есть жизнь. Люди есть люди. Письма из родных краев обнажали нервы, и он еще острее чувствовал потерю, горечь и боль. Эта боль звала к мести, к яростной, беспощадной мести.

Вся его жизнь теперь была в море, на позиции. Берег для него стал не отдыхом, даже не передышкой между боевыми операциями. Два-три дня на базе, чтобы заправиться, для него становились мукой, еще больше усиливающей боль. Хорошо, что на море много дел: крупная группировка гитлеровских войск с суши окружена и прижата к Черноморскому берегу. Окруженным тут грабителям Кавказа и Крыма остался один выход — удирать морем. Но пути им отрезали советские корабли и авиация.

…Черное море и его берега очищены от гитлеровских войск. Но война идет, надо добить фашистского зверя. И Астан Кесаев всерьез начал собираться на Северный или Балтийский флот. В тех морях для подводников работы еще хватало.

Но… эти доктора! Осмотрели, постучали молоточками по коленкам, прикладывали ухо к груди, рентгеном просветили— и в госпиталь. Астан и сам чувствовал, что легкие у него не в порядке, а тут еще печень забарахлила. «Лечиться, лечиться! Лечиться! До полного выздоровления лечиться» — таков был приговор неумолимого врачебного трибунала.

— Забыть о корабле и о море впредь до выздоровления! — приказал сам нарком Военно-Морского Флота, к которому Кесаев обратился с жалобой на врачей.

Так Астан Кесаев и его друг Коста Кочиев, с тем же диагнозом, очутились в одной палате.

Здесь их посетил нарком Военно-Морского Флота.

— Есть до полного выздоровления! — ответили оба моряка, Герои Советского Союза.

Приказ наркома — закон! Никуда не денешься!

— А поправитесь — в Академию определим, — сказал нарком на прощание.

Это уже был не приказ. Заняться теорией, а потом и воспитанием будущих моряков — командиров кораблей. Когда адмирал флота вышел из палаты, Астан полушутя сказал другу:

— Академия так академия! Может, и в ученые выйдем, а? Но пока мы с тобой еще не профессора, поэтому давай, Коста, питаться свиным салом с медом! Это, брат, лучшее лекарство для легких. Точно говорю.

И таковое лекарство было изготовлено по рецепту самого Кесаева. Астан ликовал и пророчил быстрое выздоровление. Коста Кочиев тоже радовался — осетины народ мудрый, и народная медицина делает чудеса! Все было хорошо, пока в палате не появились два бидона лекарства— нутряное сало с пчелиным медом. Коста Кочиев съел одну столовую ложку лекарства, выбежал из палаты, а потом наотрез отказался есть его.

— Убери, Астан, эти бидоны подальше.

— Что так? — удивился Кесаев.

— Тошнит. Не могу даже видеть, как ты принимаешь это лекарство.

— Нестойкая ты личность, Коста. Это же лучше апельсинов.

Кочиев отвернулся к стене, накрылся с головой, пережидая, пока Астан кончит прием своего лекарства.

— Ну, тогда за твое здоровье, Коста! — торжественно произнес он и, взяв столовую ложку, по-настоящему принялся за дело.

— Дурака ты валяешь, друг мой, — глухо из-под одеяла прозвучал голос Косты.

— Первое в мире средство от любой хвори в легких! Понимать надо! Ты же не мусульманин, а крещеный, — шутил Астан. — И скажу прямо тебе: не будешь лечиться — из моряков в сторожа пойдешь. И твоя Золотая Звезда останется в музее истории Отечественной войны пылиться, друг мой, понимать надо!

— Типун тебе на язык! — буркнул Кочиев. — И как ты такое варево есть можешь?

— А как ты мог торпедировать и потопить восемнадцать вражеских транспортов в море? — почти крикнул Астан. — Что, легко тебе это было? Сам знаешь, что пет… В этих операциях кроме ранений ты на своих торпедных катерах чахотку заработал… Неужто мед с салом труднее есть, чем идти в ночную торпедную атаку при шестибалльном шторме на море?

— Сравнил буйвола с козликом! — с обидой в голосе сказал Коста, а потом отбросил одеяло и закричал — Не могу! Ты понимаешь? Все внутри переворачивается при виде твоего лекарства.

— Ну ладно, не шуми. А ты представь, что это твое любимое блюдо… Вот и все! В этом деле самовнушение— первая вещь.

— Я и воображаю, и представляю, и думаю, что яичницу у тещи лопаю… А глаза на лоб лезут…

— Ну ладно, ладно.х. — говорил Кесаев. — Выброшу сегодня же эти бидоны. Для друга я на все пойду. Выброшу.

Когда вошла медсестра, Астан громко сказал, подмигнув ей, как заговорщик:

— Сестра, дорогая спасительница наша. Очень вас прошу — возьмите эти бидоны и выбросьте их содержимое… Лекарство не так приготовили, испортили, и есть его невозможно…

Затем Кесаев ткнул пальцем в сторону Косты, потом приложил палец к своим губам: дескать, молчите — иду на военную хитрость. И медсестра быстро поняла, улыбнулась:

— Хорошо, Астан Николаевич, все выброшу. В нашем госпитале лекарств достаточно, и мы вас без этого сала и меда подлечим.

Сестра унесла бидоны. Коста отбросил одеяло, приободрился, похвалил своего друга за добрый поступок.

На другой день в палату явился главный врач. Веселый, довольный, он сказал как бы между прочим, что им получено новое лекарство из Москвы и что он этим лекарством за месяц-полтора сделает из Косты и Астана настоящих богатырей. При этом он так подмигнул Астану, что тот даже встревожился — не раскрылся бы их заговор.

— Ну, если это новое лекарство похоже на то, которое Астан Николаевич изготовил, тогда увольте. Не смогу.

— Видите ли, товарищ Кочиев, — ответил главврач, — вкусных лекарств вообще нет. Новое лекарство не из приятных, но это же сделано на государственном фармацевтическом заводе, с участием лучших специалистов-фармацевтов. Я лично попробовал лекарство — оно даже приятно.

— Я, товарищ главврач, — проговорил Астан, — согласен на любое, только бы поскорей стать в строй.

— Можно подумать, что я мечтаю остаться здесь, на больничной койке, — заметил Кочиев.

— Я, как главврач, не только рекомендую вам это лекарство, но и настаиваю по долгу службы. Будьте здоровы!

Главврач вышел, а еще через час в палату вошла медсестра и принесла в пол-литровых банках «новое» лекарство.

Коста Кочиев попробовал первым. Поморщился, еще съел одну ложку и сказал:

— Ну, это куда ни шло, хотя в общем похоже на твой деготь, но запах другой… Это принимать я согласен.

Астан попробовал, тоже скривился, а потом со словами «Вперед на врага!» начал уплетать «новое» лекарство.

Так за полтора месяца друзья съели два бидона лекарства. Округлились и выглядели орлами. Коста Кочиев так и не узнал, что в «новое» лекарство были подмешаны специи. А Кесаев не раскрыл секрета, хранит эту «тайну»: кто знает, может, этот метод ему еще в жизни пригодится?

В госпитале, конечно, лечили Героев по последнему слову медицинской науки, и врачи гордились тем, что их пациенты выздоровели.

Настал желанный день, когда лечащий врач сказал:

— Ну, Астан Николаевич, вы со своим другом побороли своих внутренних врагов! Теперь можете управлять всеми кораблями на свете, даже подо льдами Северного моря… можете ходить… Делайте все что душе угодно. Вы здоровы, как сорок тысяч братьев!

— Ура! Да здравствуют наши врачи! — воскликнул Кесаев. Обнял доктора, чуть не в пляс пустился.

Но вот свалилась новая «беда»! Брюки стали узкими, тужурка тесновата, воротник не сходится.