Но Элати явно не хотела набираться терпения. Её когда-то медленный танец сейчас срывался в бешено-быстрых движениях. Крылья и руки метались в невероятных изгибах, взгляд потерял всякую связь с реальностью, волосы диким вихрем разбивали на осколки сгустившийся было туман. С губ её срывались короткие призывные возгласы. Она всё дальше уходила от так до конца и не разгоревшегося костерка. Уходила на зов своей роковой цели. Уходила без сомнений и советов. Как видно, Коцит решил, что время для встречи уже пришло, и крылатая леди была с ним полностью согласна. А моё мнение их, увы, мало интересовало. Вот только, я давно привык входить без стука.

Путь ангела блистал передо мной пьяным узором. В этот момент он был открыт и доверчив как никогда более. Оставалось лишь потянуть, потянуть бережно, почти нежно, потянуть так, чтобы она сама пошла за ним. Пошла, желая, а не подчиняясь. И я потянул, и тело её послушно дёрнулось мне навстречу, но ласковой клеткой остановили её посланцы Коцита. Я вновь потянул, и вновь её остановили.

Леди больше не уходила вдаль, ускользая в фантастическом танце, но и ко мне она, увы, не приближалась ни на миг. Застыв среди двух яростно зовущих её сил, желая их обеих, не делая и не стремясь сделать выбор, Элати всё медленнее и неувереннее рассыпала по воздуху свои волосы. Движение её становились всё более мягкими и неловкими. Вместо алчных стонов изо рта вылетали лишь короткие вздохи. А крылья, как отцветающие лепестки, опадали на спину. Ангел будто засыпал, не желая больше участвовать в этой борьбе за её тело и душу и покоряясь после воле победившего.

А ещё через минуту она просто упала на милостиво принявшую её землю. В этот же момент я дёрнул уже изо всех сил. Тело Элати послушно упало к моим ногам. В лицо плюнули обжигающим холодом. Коцит был оскорблён и разгневан. Его добыча внезапно досталась другому, тому, кого он не привык замечать и уж тем более не привык ему проигрывать. Но ведь это был ещё не Коцит, это было лишь его дыхание. Леденящее сердце и пронзающее разум, но не имеющее ни его власти, ни его мудрости, а значит вполне способное проиграть.

Расталкивая заледеневший вокруг воздух, я с трудом выбросил перед собой когда-то обожженную руку. Выбросил без твёрдого знания и с долей глупой надежды. Но впервые за долгие годы ко мне в гости на секунду зашла успокаивающая вера. Вера ни во что, ни за чем и не навсегда. Она будто подтолкнула мою длань и снова унеслась в неизвестные для меня дали, в места грёз и весёлого смеха, в места, куда я не знал дороги.

Лютый мороз и разрывающий жар на несколько почти вечных мгновений определили моё тело ареной своей нежданной битвы. Я словно превратился в обугленный кусок льда, сгорая и замерзая насмерть одновременно. Я упал на колени, продолжая при этом упрямо вытягивать вперёд свою плавящуюся руку и мечтать об умеренном климате. Не знаю, встал бы я, если бы холод оказался сильнее огня, но, слава ему уже упомянутому, случилось наоборот.

Ещё мгновение и единственное оставшееся в этом месте дыхание было моё. Ну, ещё и ангела, но его я не слышал. Леди действительно заснула, и на лице её не отражалось ни борьбы, ни тревог. Всего того, что вернётся к ней, когда её глаза откроются вновь. Вернётся и прибавится.

Я докуривал внезапно безрадостно прошедшую трубку. Наверное, даже её чудесный дым не в силах справиться со всеми горестями дорог. Хотя возможно на этот раз я просто плохо забил табак.

Неожиданно Элати потерянно зашевелилась. Неловко сев, она обхватила себя руками и прижалась взглядом к догорающему костру. Потом жрица медленно и как-то неохотно перевела взгляд на меня. Частая дрожь сотрясала её молящее об успокоении тело.

— Мне холодно, дьявол, — губы её затряслись ещё сильнее, чем тело, — Великое Небо, как мне холодно.

Замерзающие на исцарапанных щеках слёзы слепыми комками покатились в радостно зашипевшие угли. Её смертельная тоска, казалось, стала физически ощутима.

Я сам не знал, что способен на подобное, но в тот момент мысли могли лишь оскорбить дело. Я встал и тихим, успокаивающим шагом подошёл Элати. Моя остывшая рука опустилось на её холодное плечо. Её голова в беззвучных рыданиях упала мне на грудь. Я желал отобрать у неё хоть частицу той невыносимой боли, которую сейчас испытывала она. Желал и не мог. И мне оставалось лишь ненавидеть себя за это, а ей лишь прощать. И я ненавидел, а она прощала.

Я смотрел вдаль. Там усмехаясь и маня, нас ждал Коцит. Ждал терпеливо и безмятежно, ждал, чтобы не наказать, а лишь сыграть. Но сыграть только в свою игру. Уже завтра мы будем стоять на его блистающих берегах. Уже завтра свершиться то, ради чего мы столько прошли и столько потеряли. Уже завтра мы поймём, чего стоил наш поход. Уже завтра.

Я положил вновь заснувшую Элати на её новый (который уже) плащ. Прозрачными полосками замерли на её щеках незабытые слёзы. Великое Пламя, пусть эти слёзы будут последними.

Его блеск ослеплял и заставлял вздрагивать. Его невидимый взгляд пугал и завораживал. Его владения были пусты и совершенны. Перед нами лежал грозный и задумчивый Коцит. Величайшее чудо и величайшая тайна Ада. Островок равнодушного льда в море бушующего пламени. Но этот островок не способен был поглотить не один, даже самый яростный пожар.

Коцит не любил огня, и на его берегах никогда не разводили костров. Коцит не любил шума, и на его землях всегда было тихо. Коцит не любил гостей, и страх всегда был вечным спутником пришедшего. Но тот же страх никогда не мог остановить искателей сокровищ и разгадок. А после страха всегда наступало разочарование. Ведь Коцит не давал ни первого, ни второго. Никто и никогда не слышал про найденные на его просторах богатства. А на просьбы о разгадке хоть одной из его несчитанных вечностью тайн, Коцит лишь холодно улыбался. Но через несколько мгновений разочарование проходило, и вновь появлялась вера во все те грёзы, которыми скитальцы укутывали Коцит в своих снах.

Невольно на меня накатили воспоминания о первом походе к ледяному озеру. В те дни я был значительно слабее, глупее и нетерпеливей чем сейчас. Но в тот раз я шёл простыми дорогами и поэтому привёл своих спутников к цели совсем без крови и почти совсем без тревог.

Я навсегда запомнил первую улыбку Коцита. Его ледяной поцелуй, который мог потушить любой костёр. Слава Пламени, близко к озеру мы в тот раз не подходили, довольствовавшись экзотической охотой на редких ящеров в его окраинах. Но даже, когда горизонт закрывал от нас его бледный свет, наши глаза всё равно устремлялись в сторону ледяного оскала Коцита. И когда мы уходили, наши спины чувствовали его ответный, тяжёлый и насмешливый взгляд.

Я перевёл мой отражающий лёд взор на Элати. Её глаза были широко раскрыты, рука нервно прикасалась к бледной щеке, а вторая крепко стиснула чудом вынесенный из замка отверженных меч.

— Соберись, крылатая, — я успокаивающе положил руку на её плечо, — остался последний шаг и его надо пройти.

— Я помню, мастер, — признаться, ответ оказался несколько резче, чем я ожидал. — Надо, так надо, веди.

Из-за невысокого холма неожиданно выглянула скучная морда незнакомого мне зверя. Вероятно, тоже не узнав меня, местный обитатель меланхолично зевнул и пошёл как раз в ту сторону, в которую собирался направиться и я. Его длинный пушистый хвост волочился по земле, собирая пыль иоставляя грубо-плавный узор.

Я двинулся вслед этому узору, не отпуская взгляда с Пути зверя, но и не пытаясь пока прервать его философствующее времяпрепровождение. Мне почему-то показалось, что он абсолютно доволен своим существованием. Что у него нет врагов и сомнений, что его простые и понятные желания всегда находят своё исполнение. Что его глупая, бессмысленная жизнь по-своему прекрасна и наполнена. Что ему можно даже завидовать, хотя как показала практика и не долго.

Прозрачной струной шею счастливого животного пронзило копьё из цельного куска льда. В поле зрения неторопливо появились несколько дьяволов и, не скрываясь, начали приближаться в нашу сторону. У всех, кроме одного, в руке игриво лежало уже увиденное ледяное копьё. Волосы их были абсолютно белы, большую часть лица закрывали щедрые бороды, а взгляд был наполнен откровенным презрением.