Реджис сделал глоток и поморщился, не поднимая головы. Я слушала и не находила сил остановить, хотя чувствовала, что должна это сделать. Язык словно прирос к нёбу, а губы плотно сжались и не могли раскрыться. Стоило подойти, присесть рядом, взять за руку, обнять — что угодно. Только не молча наблюдать, как он заново переживает оставшийся в прошлом кошмар.

- За время службы случилось то, о чем много раз предупреждал наставник, а я успел забыть, - продолжил Реджис. - Вчера ночью от воспоминаний Дамиена вам стало плохо — больно, страшно, жутко. Поверьте, я прекрасно представляю. Это ощущение продлится какое-то время, потом пройдет. Да и вы не увидели ничего ужасного.

- А вы?

- Не важно. Соприкасаясь с чужим разумом слишком часто, очень легко впасть в бесчувствие. Нужно постоянно удерживаться на грани, за которой, что бы не предстало перед глазами, появляется только равнодушие. Становится легко использовать дар и не задумываться о другом человеке. Перестаешь рассчитывать силы, прислушиваться к боли, определять чужие поступки плохими или хорошими. За несколько лет я не заметил, как это произошло. Впервые пришлось прибегнуть к дару на допросе в девятнадцать лет. При дворе арестовали человека, жестоко расправившегося с отвергшей девушкой. После увиденного в его мыслях меня весь вечер выворачивало, и пару дней было невыносимо думать о еде. Позже я бы и бровью не повел. На недолгое время бесчувствие сменилось ощущением собственной власти. Оно заставляло сердце биться быстрее, приводило в восторг, но все равно наскучило. Вы удивлялись, почему я редко использую дар? Потому, что видеть, как человек, особенно близкий, превращается в послушную куклу и исполняет приказы с потухшими от страха и беспомощности глазами, отвратительно. Некоторые, впрочем, находят в этом удовольствие. Но мне бесчувствие сыграло не на руку. Я обрел определенную репутацию, которая не лучшим образом повлияла на дальнейшие события.

Шутка о старых сказках перестала казаться забавной. Я пожалела, что поддалась порыву и согласилась. А еще едва дышала, понимая, как непросто даются сказанные слова и почему их слышу именно я.

- Вы жили в столице и, возможно, слышали о «торговце королевской мантией» чуть больше пяти лет назад?

- Смутно припоминаю. Я тогда училась, а от политики в травничестве никакого толку. Он вроде родственник королевы? Натворил дел, был арестован, умер под пыткой. А какое…

Под взглядом Реджиса я осеклась, и по затылку пополз колючий холодок.

- Вы правильно поняли, - тихо произнес дознаватель.

Следующие несколько мгновений он наблюдал, очевидно, ожидая, что сорвусь с места, начну кричать, прогонять за порог, обвинять, требовать исчезнуть раз и навсегда. Но я лишь сделала несколько глотков рома, чтоб вернуть вмиг развеявшийся хмель.

- А дальше?

Плечи Реджиса расслабленно опустились после выдоха.

- Не могу рассказать подробностей, Сорель. История бросала тень на королевскую власть. Сами посудите — под носом у его величества с использованием обманного камня торговали землями, отошедшими короне. Работа для таких, как я. Делом занимался Венсан Грато, с которым вы имели честь познакомиться. Тот долго допрашивал подозреваемого, потом передал мне с приказом добиться признания без использования дара. Человек был измучен, но держался до последнего.

К горлу подкатывала тошнота.

- Смысл приказа я, к несчастью, понял лишь когда был обвинен в доведении до смерти во время допроса. Поскольку погибший приходился родственником королеве, ее семья потребовала разбирательства и приговора. Беда крылась в том, что ни один одаренный не мог вытащить из меня правды. Искать было нечего. А истинные камни на любые ответы показывали ложь, представляете? - Реджис горько усмехнулся. - Я много дней провел за решеткой. Надеялся поскорее сойти с ума после очередного допроса — не вышло. Люди, которым поручили дело, присягали семье погибшего и знали обо мне достаточно. Думаю, не стоит пересказывать происходившее за следующие полгода.

- Но вас оправдали?

Он покачал головой.

- Король не привык разбрасываться ценными людьми, но должен был утихомирить волнения среди знати. Дело быстро свернули до внутреннего расследования, а судебное заседание провели когда его величество посчитал, что потакать несогласным и дальше бессмысленно. Меня объявили виновным, лишили титула, заслуженных к тому времени наград и личного имущества в пользу короны. Заседание прошло без посторонних. Прямо в зале, едва дождавшись освобождения, Грато выдал бумаги с назначением и приказал убраться из города к следующему вечеру. Вести себя тихо, нести службу в провинции и без промедления явиться, если понадоблюсь. Сначала один город, потом другой и, наконец, Леайт. Так и оказался здесь, Сорель.

С первой встречи я задавалась вопросом, кто такой Реджис. Воображала его высокомерным выскочкой, кичащимся происхождением, умником, до дрожи гордящимся даром, карьеристом, готовым сидеть в любой глуши, лишь бы выслужиться, даже кровожадным чудовищем, ненавидящим всех вокруг. Правда оказалась хуже любой выдумки. Мне представлялась просторная комната с плотно закрытыми дверями, сидящие с важным видом судьи, свидетели, сказавшие свое слово, и чуть в стороне Реджис. Совершенно один, бессильный на что-либо повлиять, измученный и униженный. Возможно, он пытался оправдаться, а, возможно, принял приговор как должное, желая положить мучениям конец.

- Отправили с глаз долой?

- Верно подмечено, Сорель. За несколько лет я нажил врагов, а друзей, как выяснилось, не смог. Пока шло разбирательство, допрашивали почти всех. Люди, кого я считал близкими, - он проговорил это медленно. - Свидетельствовали против. С родными пришлось на время оборвать связь. Тот, кто много лет назывался лучшим другом, выступал на стороне обвинения, а семья девушки, на которой собирался жениться, разорвала помолвку в самом начале.

- Вы собирались жениться?

- Представьте себе. И, пожалуй, был влюблен. Моя невеста происходила из богатой, влиятельной семьи, и не имея особых шансов, я решил добиться расположения. Она была красива, избалована вниманием - пришлось приложить немало усилий, чтоб получить согласие.

- И она отказалась от вас?

- Да. Вначале я злился, но позже понял: она бы лишилась жизни — наследства, привычного круга, родных, будущего. Сделанный выбор, надеюсь, сделал ее счастливой. Разве только стоило высказать все в лицо, а не отмахиваться сухой запиской. Теперь смешно вспоминать, как я сглупил - приехал к ее дому в надежде добиться встречи.

Сбившись со счета, сколько раз за прошедшие сутки теряла дар речи, я не могла отвести от Реджиса взгляда. Неужели он стоял под дверью какой-то высокородной глупышки и ждал милости? Он, который мог шепнуть пару слов, и та бы шла следом как привязанная? Наступая на собственное горло, надеялся, что она-то не бросит?

- Значит, ей не было до вас дела.

- Кто знает, Сорель. Не бывает слишком просто. Вот вы смогли все оставить и уехать?

Будь я девицей из красивой баллады, что распевает Тибо, непременно бы сказала: ради любви хоть в огонь. Но горечь, поднявшаяся изнутри, не позволяла нагло соврать. Никто не приходил к моему порогу, не просил уйти в ночь, не звал за собой в тяжелые минуты. Откуда я могла знать?

- А что оставлять? Приютскую койку или комнату на чердаке? Старые вещи, которые и мелкой монеты не стоят?

С улицы послышался шум грохочущей телеги. Она проскрипела словно вот-вот развалится и покатила мимо. Слава богам. Если заявится гость, придется заниматься им и разговору конец.

- Выходит, вы в Леайте надолго?

Реджис пожал плечами.

- Я подчиняюсь приказам - являюсь, если нужна помощь в особых делах. К счастью, такое случается не часто.

- А если уйти со службы?

- Не могу. Я связан клятвой верности.

- Сшейдов хвост… Думала, это сказки.

- Нет. Исполнять волю короля до конца его или моих дней - одно из условий свободы и спокойствия родных. Любой, кто будет связан со мной, рискует. Вы должны знать.