Спаси Лорхана, почему такое возможно? Один человек способен перебирать воспоминания другого как старые письма в столе. Просматривать, отбрасывать в сторону, читать, сминать в комок, ворошить и оставлять в беспорядке, не заботясь о сохранности рассудка, причиняя невыносимые страдания. Я чувствовала лишь отголоски боли, но и они обжигали. Что было бы со мной? И смог бы это проделать Реджис? Конечно, он не виноват — долг службы. Дар, который он не выбирал. Но, тьма побери, как жутко.

Дамиен обмяк на стуле и поднял голову. Вращал глазами, стараясь разглядеть происходящее, потом наткнулся на меня.

- А-а-а, и ты здесь… - хрипло закашлялся.

- Вам лучше выйти, - сказал Реджис. - Лоуп, проводи.

- Слушаюсь, господин. Госпожа Ирмас, прошу.

- Значит, вы продолжите? А я?

- С вас хватит. Идите, - глаза Реджиса начали темнеть. - Поговорим позже.

- Прошу-прошу, - приговаривал помощник, почти против воли выводя из кабинета. Последним, что удалось увидеть, стало искаженное лицо Дамиена, когда Реджис развернулся к нему.

Мне показалось, видения длились всего несколько минут. Сопровождаемые далеким ощущением боли, становились то смазанными, то четкими до рези в глазах. На короткие мгновения боль стихала, но непременно возвращалась с новой силой. И вроде бы это длилось недолго. Однако, небо уже посветлело, а дома, небольшая площадь и пока редкие прохожие, выглядели неяркими в предрассветных сумерках.

- Вы, госпожа, если что нужно, скажите, - предложил лейтенант. - Воды, может?

- Нет, не хочу.

Я прислонилась к перилам и уставилась на потрескавшийся камень, которым когда-то вымостили площадь. Узкую и тесную, с непонятно каким чудом уцелевшим пустующим пьедесталом. На нем, если была статуя, то слишком давно — помню, даже в детстве видела только дурацкий круглый камень и пробивающуюся вокруг траву.

- Давайте-ка помогу, а то вся дрожите.

Лоуп забрал плащ и накинул на плечи.

- С-спасибо, - пробормотала в ответ.

- Я ж ведь, госпожа, понимаю, - заговорил он негромко. - Страшно это все. Ну то, что мастер дознаватель делает. Вы вон какая храбрая, согласились. Я, признаться, впервые как увидел, сердце в пятки ушло. Думал, тьма забери такую службу, хотел увольняться.

- Но остались?

- А как по-другому? - развел руками Лоуп. Искреннее выражение его простоватого лица располагало. - В городской страже платят хорошо. Не портовым грузчиком же идти. Я ведь только два года служу, и к господину Эрвану в помощники не набивался. Все капитан Жакри, здешний начальник — вы, может, знакомы, в «кота и лютню» захаживает. Повздорили мы с ним крупно, а тут весть пришла, мол, в Леайт особый человек из королевской полиции прибывает. Вот в наказание к дознавателю и приставили. Крепко я тогда задумался, а уж как увидел глазища эти черные, амулеты всякие - мурашки по коже.

Он покачал головой.

- Матушка надоумила, мол, погоди, может, привыкнешь еще. И я, госпожа, вправду привык. Мастер Эрван человек-то неплохой — не злой, не орет чуть что, как капитан Жакри, нос не задирает, хотя мог бы. За провинности не ругает, но как начнет что высказывать, прямо жизнь не мила, всю душу вынет.

- Да уж, тут господин Эрван большой мастер.

Лоуп слегка улыбнулся.

- Я к чему, госпожа, говорю. Вам, может, с непривычки, страшно, но это пройдет. Я вон сколько таких допросов насмотрелся — думал, поседею и спать перестану, а ничего, жив-здоров. Вы отдышитесь, отдохните, оно и забудется.

Надеюсь. Выбросить увиденное из головы быстро не получится. Как не вспоминать о Дамиене, его злости, накопленной за много лет? Как не представлять лицо бедняжки Лилли, до конца дней вспоминавшей Ларти и дожившей век бок-о-бок с единственным родственником, ненавидевшим ее? Кто он — племянник, брат, чей-нибудь пасынок? Реджис посчитал, что и этого достаточно. Главное, Дамиен не сын дядюшки Ларти. Он никто, не может претендовать на наследство. Чужак, собравшийся за него же и убить.

- Оставьте меня, - попросила, борясь с тугим комом, подкатывающим изнутри.

- Как же? Вам нехорошо?

- Пожалуйста. Я никуда не денусь. Просто уйдите на несколько минут.

Лейтенант недоверчиво прищурился.

- Принесу-ка вам воды. Побледнели что-то.

В одиночестве я одолела две ступени, сжала пальцами край широкого каменного поручня и остановилась. В носу невыносимо защипало, горло засаднило, а перед глазами поплыло.

Сколько всего случилось? Пальцев на руках хватит? Сначала отец, мама, которая надеялась столько лет. Потом дядюшка. Тетка, приют, проклятая Гэйла с компанией, едва не убивший дар, школа травниц, мужчина, чье имя не смею произносить, арест, наследство, таверна, где невозможно ни на миг расслабиться - контрабандисты, долги, умирающие люди, девицы с приворотным зельем, Бланш Сибилл, в конце-конце. А, в довершение, чуть не погибла за все это. Боги, вы издеваетесь?

Дав слово никогда больше не плакать в одну из первых ночей в приюте, я до сих пор его держала. Проснувшись в пустой комнате, сидя в углу в камере, лишившись работы и читая теткино письмо, не проронила ни слезинки. Теперь же колени подогнулись, я опустилась прямо на грязные ступени и закрыла лицо руками. В один миг сил не осталось, и полились слезы. Да так, что оказалось невозможно остановиться.

Послышались шаги. Наверное, Лоуп вернулся. Сейчас примется утешать, уговаривать, помощь предлагать, как и подобает защитнику горожан. Боги, пощадите — просто не вынесу.

Кое-как с усилием уняв всхлипы, я быстро вытерла щеки и медленно обернулась на голос. О, нет.

- Госпожа Ирмас? Сорель?

Услышав от Реджиса собственное имя, я рассталась с надеждами сделать вид будто все в порядке.

- Нет, не надо, - выдавила, когда он присел рядом. - Простите. Я не… Не смотрите н-на м-меня…

- Не извиняйтесь, Сорель. Все хорошо, - сказал Реджис, осторожно привлекая к себе.

Прошедшая невыносимая ночь меня окончательно доконала. Что там воспитанные леди вроде Бланш говорят о необходимости сохранять достоинство? Не выходило раньше, чего сейчас стараться? Сменившийся патруль стражников, двое ранних прохожих и застывший с недоумевающим выражением Лоуп — все видели и точно разнесут по городу, как госпожа Сорель из «кота и лютни» рыдала на плече у мастера дознавателя.

Солнечные лучи почти добрались до резных ручек шкафа, а, значит, время давно перевалило за полдень. Ни музыка внизу, ни шум из приоткрытого окна сегодня не помешали уснуть. Если бы Кайра, заглянувшая проверить, случайно не зацепила стул, я б до позднего вечера глаз не открыла.

- Простите, госпожа, - зашептала служанка. - Вы спите-спите, ухожу.

- Погоди, - я перевернулась на спину и прикрыла лицо ладонью. - Все равно проснулась.

- Тогда, может, помочь чем?

Присаживаться рядом или что-нибудь делать Кайра не решалась. Стояла и смотрела, беспокойно переминаясь с ноги на ногу.

- Может, чаю принести? Или лекарство какое подать? Или есть хотите?

- Пока не хочу, - я медленно села. - Как внизу дела?

- Ох, госпожа Сорель, - цокнула языком Кайра. - Нет, не думайте, таверна открыта, чин по чину. Господин Анри в зале заправляет. Велел вас не трогать, даже если подводный бог заявится. Правда, забеспокоился, мол, долго спите, вдруг, плохо стало или еще чего там… Меня послал.

- Странно, что сам не явился.

- Он хотел. Но решил: к женщине в спальню вроде как неловко.

- Надо же! Анри такое слово знает? А посетителей много?

- Достаточно, госпожа. Спрашивают о вас, - Кайра выставила ладони. - Но, не подумайте, сплетен не разводим. Даже Тибо. Господин Анри строго велел рты на замке держать. И, знаете, господин Лэндри заходил — очень беспокоился. Обещал вечером быть.

Неужели вести и до магистрата дошли? Ноэль, конечно, из тех людей, кто узнает обо всем первым, но здесь вряд ли его личная заслуга. Сколькие видели меня с кровавой тряпкой у шеи? А сколькие плачущей у здания городской стражи? Надеюсь, люди не станут обходить таверну стороной.