- Что вас привело? Анри объяснял быстро и слишком путано.

- Я бы хотела поговорить о моем наследстве. Вы ведь слышали сплетни в городе?

Господин Равьен убрал лекарства в стол и ответил:

- Увы, Сорель, их не слышал только глухой. Ваш возможный родственник делает все, чтобы занять наиболее выигрышное положение. К сожалению, на моей практике так происходило много-много раз. Понимаю ваше нетерпение, но постарайтесь держать себя в руках. Как я и говорил, понадобится очень много времени.

Я слабо улыбнулась, подумав, что именно здесь, в заполненном бумагами кабинете время будто и не двигалось. Замерло десять лет назад, да и стоит с тех пор на месте. Казалось, можно закрыть глаза, прислушаться к треску свечей и всерьез поверить, что дядюшка жив, моего дара и в помине нет, ни с кем не нужно бороться за таверну, а единственная проблема — успеть утащить с кухни последний кусок пирога. Как же странно.

- Кто бы не рассказал вам о жизни Лилли Хорсис, - склонил голову Равьен, когда я пересказала услышанное от Ноэля. - Он прав. Сейчас я как раз пытаюсь разыскать ее следы после отъезда из Шарле, а это, скажу честно, весьма непросто. Люди, где бы они не появлялись, непременно оставляют следы, но пройти по каждому — все равно, что искать иголку в стоге сена.

- Значит, есть возможность, что мы не узнаем правды?

Нотариус развел руками.

- К несчастью, да. Но не унывайте, Сорель. В этом случае вы — разумеется, если откажетесь пойти на мировую — начнете тяжбу и тогда обстоятельства дела будут рассматривать в суде. Конечно, как душеприказчик покойных Ларти и Женивы, я приму в нем участие.

- На чьей стороне?

- Выбирать сторону я не могу, поскольку должен справедливо решить спорную ситуацию. При всей симпатии к вам, если доказательства будут на стороне Дамиена…

Он не договорил, но этого и не требовалось.

- Похоже, зря отняла у вас целый час. Но сидеть на месте, ждать было невозможно.

- Не самая тяжелая потеря, поскольку этот час будет оплачен, - улыбнулся господин Равьен. - И раз уж вы здесь.

Он направился к шкафу у окна и, осмотрев ровненький ряд папок, вытащил одну — из темной, местами потрескавшейся кожи, плотно завязанную.

- Думаю, покойная Женива была бы не против, что я немного нарушу данное слово. В первую нашу встречу я немного приврал, говоря будто она ничего не оставила, - Равьен вынул конверт и положил передо мной. - Вручая письмо, я никоим образом не нарушаю закон. Это дружеская услуга — последняя из тех, что довелось оказать Жениве. Ваша тетка просила передать его по истечении года, когда станете полноправной владелицей таверны. Но, раз уж так сложились обстоятельства, лучше вам прочесть сейчас.

Я замерла, уставившись на конверт, где мое имя было выведено аккуратным витиеватым почерком. В юности тетка посещала частного учителя, а потому могла дать фору любому секретарю в магистрате. Писала бегло, но каждая буква получалась ровненькой будто с образца.

- Зачем это?

Прикасаться к письму не хотелось — казалось можно поранить пальцы об острые углы.

- Можете не верить, но в последние годы Женива смягчилась. Она была немолода, больна и все чаще сожалела, что не может с вами поговорить.

- Поговорить?

Я не помнила слов, сказанных теткой на прощание у приютского крыльца. В тот день все будто затянулось мутной пеленой. Тетка о чем-то договаривалась с воспитательницей, спрашивала, куда переводить деньги на содержание, а потом обратилась ко мне. Я будто ничего не слышала — слова стерлись из памяти. Единственное, что осталось — страх.

- Она сожалела, Сорель, - сказал Равьен, и в груди что-то сжалось. - Под конец жизни Женива считала, что обошлась с вами неправильно. Пыталась связаться с вами, но ни одно из писем не получило ответа. Из приюта сообщили, что вы покинули его, достигнув пятнадцати лет. И больше ничего. По правде сказать, самому оказалось непросто разыскать вас в столице. Вы поселились в нижнем городе, не владели никаким имуществом, не выходили замуж - не оставляли никаких записей в государственных книгах. Если бы не гильдия, я бы потерял ваш след сразу после Гавронской школы. Проживи Женива подольше, вы бы могли встретиться и, кто знает…

- Она меня ненавидела?

- Чужая душа потемки, Сорель. Понимаю, сейчас непросто, но все-таки прочтите письмо. Если сожжете или порвете на кусочки, будете жалеть. Поверьте, еще как будете. Женива надеялась, что успеет объясниться с вами лично, но не успела. Она хотела составить завещание.

Медленно протянув руку, я коснулась конверта и, что удивительно, осталась жива. Это всего лишь кусок бумаги — не ядовитая змея, не проклятие, заключенное в амулет, не жгучее зелье, разъедающее кожу. Просто кусок бумаги — последнее, что связывало с женщиной, сломавшей мне жизнь.

- Значит, сожалела?

- Прочтите и узнаете.

Слов не было. Ни единого.

Даже если тетка прожила бы еще сотню лет, перевернула вверх дном весь нижний город, у нее бы не было шанса со мной поговорить. Последний раз, когда это было возможным, остался десять далеких лет назад. Колеса экипажа, увозившего ее обратно в Леайт, поднимали пыль. Я сжимала в руках мешок с немногочисленными вещами и кусала губы, чтоб не заплакать. Надумай она тогда остановить кучера, мы бы могли примириться. Позже - ни за что. Разве я могла перешагнуть через все пережитое и спокойно поговорить? Обсудить таверну, общие дела и восстановленное родство?

- Благодарю, господин Равьен. Даю слово прочитать.

Одно легко движение пальца, и письмо превратится в пепел.

- Надеюсь на ваше благоразумие, Сорель. Позвольте проводить? И еще, скажите, не доставляет ли Анри беспокойства?

Господин Равьен негромко кашлянул, что могло быть как симптомом простуды, так и неловкости, и взглянул с нескрываемым любопытством.

- Нет, что вы. Мы прекрасно сработались и сдружились.

- Сдружились? - на его лице проступило разочарование.

- Да, Анри приятный собеседник, хоть и с непростым характером. И отлично знает дело.

- Что же, я рад слышать, - кисло улыбнулся Равьен и галантным движением открыл дверь.

Покинув кабинет господина Равьена, я решила не возвращаться в таверну. Стоит перешагнуть порог, начнутся вопросы, разговоры, суета, Анри прибежит с ворохом счетов. Надеюсь, хотя бы с Эри поговорил - одной проблемой меньше. В «коте и лютне» не смогу прочесть теткино письмо и как следует подумать.

Конверт тяжелым грузом лежал в сумочке на поясе и, казалось, не позволял идти быстрее. Неужели я ошибалась, считая тетку чудовищем? Ни разу не допускала мысли о Жениве и раскаянии. В голову не приходило искать какого бы то ни было общения после окончания Гавронской школы. Письма приходили, но сжигались непрочитанными.

Все же не зря моряки поклоняются морю, приписывая человеческие черты. Сейчас оно волновалось, словно угадывая мое настроение. Волны разбивались о камни и пенились, отползая от берега. Крепкий ветер, как и всегда, гнал от горизонта к берегу новые и новые суда. Редко выпадало, что придя на набережную, не увидишь парусов.

Лучше места чтоб прочесть письмо Женивы не придумаешь.

Из-за прохлады было немноголюдно. Местные дамы предпочитали прогуливаться в более погожие дни, а их мужья и отцы засели по конторам, погрузившись в важные дела. Я же опустилась на свободную скамью и несколько минут смотрела на конверт прежде, чем взломать печать.

«Сорель,

я не стану обращаться «дорогая», «милая», как требуют правила хорошего тона. Полагаю, тебе это нисколько не нужно и лишь вызовет злость. Мы не сумели поладить, как хотел покойный Ларти - притворство ни к чему.

Надеюсь, ты читаешь письмо, став полноправной хозяйкой «кота и лютни». Также, надеюсь, проявишь благоразумие и сохранишь дело, в которое Ларти вложил столько трудов. Возможно, жизнь в большом городе и кажется более привлекательной, что неудивительно для молодой девушки, но, прошу — отнесись к наследству бережно. Если хочешь, продай, но найди надежного человека, которому можно доверять.