Я знала, что было ошибкой отвечать на ее звонок, пока я ждала, когда доктор осмотрит меня. Я сделала это специально, предполагая, что она будет хорошим отвлечением от мыслей о Фредди, но теперь я не была уверена, что предпочитаю: слушать, как моя мама говорит мне сдаться, или потерять себя в мыслях о беременной Кэролайн.

— Ты можешь улететь домой, а мы с папой можем забрать тебя из аэропорта. Ты можешь посмотреть финальную игру здесь, с нами.

Она в основном описывала мой худший кошмар и даже не осознавала этого.

— Мам. Я остаюсь в Рио. Я собираюсь сыграть в финале.

— Не думаю, что это умная идея, милая.

Я разозлилась на ее пренебрежение, но решила, что это было из-за невежества, а не из-за снисходительности. Она никогда не играла в футбол на олимпийском уровне. Она думала, что знает, как усердно я работала, чтобы добраться туда, где я была, но она не была внутри моего тела. Каждая поздняя ночная тренировка, каждая лишняя миля, каждое дополнительное повторение, каждая капля пота и крови, которые отдало мое тело, были бы напрасны, если бы я покинула Рио, не сыграв в финале. Футбол отнял у меня так много сил. Растяжения, ушибы, вывихи — не было ни одной части моего тела, которую футбол оставил бы нетронутой.

— Мама, сейчас придет доктор. Мне нужно идти.

Это была ложь, но это заставило ее повесить трубку. Она взяла с меня обещание позвонить ей после завершения встречи, но я знала, что не позвоню.

— Мисс Фостер.

Позади меня раздался тихий стук в дверь, и я обернулась, чтобы посмотреть через плечо, когда вошел доктор. Он держал мою карту подмышкой; внутри нее у него были мои МРТ — снимки и отчеты о травмах — все, что ему было нужно, чтобы навсегда уничтожить мои мечты.

— Как ты? — спросил он, взглянув на меня поверх очков в черной оправе после того, как сел в свое кожаное кресло.

Я положила запястье на колени и кивнула.

— Чувствую себя прекрасно.

— Я имел в виду, как у тебя дела, в целом. Твоя команда довольно хорошо сыграла в своей последней игре, — отметил он.

Во время нашей последней встречи он не утруждал себя светской беседой. Почему он делает это на этот раз?

Я пожала плечами.

— Я в порядке. И это было некрасиво, но победа есть победа.

Он кивнул.

— Верно. Ну, Лиза рассказала мне о вашей физиотерапии, и я взглянул на сегодняшнюю визуализацию. — Он указал на мое запястье. — Давай проведем быстрый осмотр, а затем мы сможем продолжить разговор.

Я приготовилась к этому моменту. Я знала, что он будет выполнять те же упражнения, что и на первом осмотре, и я приучила себя скрывать каждую эмоцию. Когда он надавил на мое запястье и спросил, больно ли, я покачала головой.

— Нет.

— Как насчет сейчас? — спросил он, осторожно вращая мое запястье по кругу.

Это не обязательно было ложью, когда я сказала ему, что это не больно. Неделей ранее то же самое движение вдохновило бы каждое ругательство, известное человеку. Теперь это была не более чем тупая боль — на мой взгляд, вполне управляемая.

— Ты понимаешь, что эта встреча была назначена для того, чтобы я мог дать вердикт по поводу твоего участия в финале через два дня?

Я кивнула.

— Не думаю, что растяжение полностью зажило. Ты сказала мне, что тебе лучше, но тело не лжет. — Он указал на два моих запястья, лежащих плашмя на его столе. — Мы все еще можем видеть опухоль, окружающую твое запястье. Она уменьшилась, но ясно, что ты все еще исцеляешься от травмы.

Я убрала руки со стола и засунула их под стол.

— Так что Вы хотите этим сказать?

— Я не могу допустить тебя к игре. — Он снял очки и помассировал нос, как будто это ему было больно.

— Вы что, шутите?

— Лиза сказала, что тебе стало лучше…

— Более чем лучше. С моим запястьем все в порядке. Опухоль от упражнений, а не от травмы.

Его рот сжался в жесткую, мрачную линию.

— Мне очень жаль, но твой тренер захочет узнать мое мнение, и я должен буду сообщить ей свое заключение, основанное на доказательствах.

Я вскочила со стула, и металлические ножки заскрежетали по полу.

— Что-нибудь сломано?

Он в шоке откинулся на спинку стула.

— Ну, нет…

— Тогда это все, что Вам нужно сообщить. Играю я или нет — решать не Вам.

Он нахмурил брови, и я сглотнула, надеясь, что мне удалось достучаться до него.

— Я знаю свое тело лучше, чем кто-либо другой. Знаю, как далеко могу зайти, поэтому, пожалуйста, не принимайте это решение за меня. Просто скажите ей, что МРТ подтвердило отсутствие переломов костей и что Вы заметили улучшение. Это все, о чем я прошу.

Я встала и вышла из его кабинета. Мне нужно было, чтобы он подумал об этом, подумал о том, что он сделает с моей карьерой, если не допустит меня к игре. Я не просила его лгать; я хотела, чтобы он изложил факты. Остальное я могла бы заполнить сама.

— Как все прошло?

Я повернулась и увидела Лизу, прислоненную к стене у кабинета врача.

— Не очень, — сказала я, качая головой.

— Он сказал, собирается ли допускать тебя до игры?

— Я ушла до того, как он смог.

Она ухмыльнулась.

— Конечно. Что ж, давай приступим к работе.

Я последовала за ней к нашему тренировочному столу и вскочила, чтобы сесть на край.

— Мы не будем тренироваться слишком долго этим утром, — сказала она, протягивая руку, чтобы схватить меня за запястье. — Я собираюсь обмотать твое запястье льдом в конце и посмотреть, не сможем ли мы снять часть этого воспаления.

Я уставилась на свое запястье, пока она вертела его в руках. Я глубоко вздохнула, с удивлением обнаружив, что в уголках моих глаз появились слезы. Моя грудь сжалась, и я с трудом могла сглотнуть. Все это становилось уже чересчур. В глубине души я убедила себя, что скандал в СМИ, ситуация с Фредди, вера моих товарищей по команде — все это разрешится само собой, если только я смогу вернуться на поле. Но одним телефонным звонком моему тренеру доктор мог положить конец этой надежде.

— Энди? — Лиза наклонилась, чтобы посмотреть в мои опущенные глаза. — Энди. Что случилось?

Я покачала головой и попыталась уйти от ее расспросов.

— Ничего.

Но было слишком поздно; шлюзы открылись, и слезы не могли остановиться, скатываясь по моим щекам. Я устала, так чертовски устала вести проигрышную битву. Мое тело болело, мое сердце болело, мое запястье болело, и никто, казалось, не верил, что во мне осталась хоть капля борьбы. Может быть, они были правы.

— Энди. — Лиза провела рукой вверх и вниз по моей спине, пытаясь успокоить меня. — Все в порядке. Это было трудное время.

Ее слова только заставили меня заплакать еще сильнее. Она потянулась, чтобы обнять меня. Я наклонилась вперед и уронила голову ей на плечо, поддаваясь чувству поражения. Все это было слишком тяжело для одного человека. Заявление Фредди накануне вечером сломило все мои остатки решимости. Кэролайн была беременна его ребенком, и я ничего не могла поделать. У меня не было проблем с тем, чтобы встать между Фредди и женщиной, которую он не любил, но я бы не стала вставать между ним и его не рожденным ребенком. Кэролайн была самой мерзкой женщиной, которую я когда-либо встречала, но Фредди не мог бросить своего ребенка. Даже если бы он хотел быть со мной, я не была уверена, что хотела бы противостоять Кэролайн всю оставшуюся жизнь.

У меня не оставалось ничего, кроме футбола, и я не собиралась сдаваться. Финал был через два дня. Я собиралась выйти на поле со своей командой, независимо от того, разрешил мне врач или нет.

Я глубоко вздохнула, села и с силой вытерла слезы.

— Давай уже займемся этим, — сказала я, протягивая Лизе свое запястье, чтобы она взяла его. — Я играю в этом финале.

Фредди

Я занял последнее место в автобусе своей команды и надел наушники, прежде чем кто-нибудь успел спросить о моем плохом настроении. Прошло два дня с тех пор, как я видел или разговаривал с Энди на вечеринке, и она игнорировала мои звонки и сообщения. Я бы с радостью отрубил себе правую руку, чтобы просто получить от нее что-нибудь — сообщение, дымовой сигнал, почтового голубя. Джорджи настаивала, что мне нужно дать ей пространство и сосредоточиться на моих соревнованиях, и она была права; я знал, что чем дальше буду держаться от Энди, тем в большей безопасности она будет.