— Оставьте меня на воротах.

— Не мешало бы держать ее на скамейке, — сказала Кинсли. Она была любимым игроком тренера. Если кто и мог убедить ее пойти на компромисс, так это она. — Пусть она сидит в стороне во время игр. Это лучше, чем ничего.

— Я согласна, — поддержала Бекка.

Тренер взглянула на доктора, потом снова на меня. Ее голова опустилась, и мое сердце упало в груди, прежде чем она ответила.

— Я подумаю над этим.

Энди

— Воу-воу-воу! — Кинсли потянулась за бутылкой водки, прежде чем я смогла её схватить и сделать ещё один глоток. — Полегче, Энди.

Я позволила Кинсли забрать бутылку — она не имела значения. На журнальном столике стояло ещё четыре. Я заставила Бекку и Кинсли принести их мне, когда они возвращались домой из кабинета врача. У ликера был ужасный вкус, но он помог заглушить боль в запястье и агонию в моём сердце.

— Знаете что? Я не напивалась уже несколько месяцев! Вечеринки? Социальная жизнь? НИЧЕГО.

Кинсли наклонилась и поправила пакет со льдом на моем запястье.

— Я пожертвовала всем, чтобы быть здесь, и тренер Декер думает, что сможет отправить меня домой?! К черту.

Бекка встала перед нами, пытаясь придумать план, как вернуть меня в игру.

— Она не отправит тебя домой, она просто пытается тебя успокоить.

— Энди, все будет хорошо, — сказала Кинсли. — Я знаю, что сейчас это похоже на конец света, но ты увидишь, что всё не так уж плохо.

— Не так уж плохо? — возразила я. — Это могло бы быть концом карьеры, но это не так.

Отлично. Я смогу пользоваться запястьем, но только через четыре года. Доживу ли я до этого времени?

— Когда мне будет двадцать пять, это практически безнадежное дело.

— Эй, — закричали Кинсли и Бекка.

— Без обид.

Бекка засмеялась.

— Ничего страшного.

— Дело в том, что меня не волнует будущее. Я злюсь, и ничего из того, что вы скажете, не изменит этого. Так что дайте мне бутылку с ликером и принесите что-нибудь, чтобы сжечь этот дурацкий браслет на запястье, который они заставили меня носить.

Я наклонилась вперед, пытаясь достать виски, одновременно удерживая пакет со льдом на запястье.

— Нет. Тебе никто ничего не даст.

— Снимите тогда его. А вообще, кто-нибудь из вас умеет делать тату? Я найду то, которое подойдет твоему, Кинсли. Только вместо «она верила, что могла, поэтому и сделала» просто напишем «к черту».

Кинсли засмеялась.

— А как насчет пирсинга пупка? — спросила я, оглядываясь. — Нам понадобится игла.

Бекка прикрыла рот рукой.

— Боже, нет!

Каждая моя идея была встречена резкой критикой: татуировки, пирсинг, розыгрыши нашего тренера.

— Хорошо, тогда я хочу подстричься. Долой старое и открывайся новому! Правильно? — сказала я, глядя на Бекку. — Что-то, что гласит: «к черту международную легкую атлетику».

Кинсли застонала, но Бекка, похоже, не была полностью против этой идеи.

— На кухне есть ножницы.

— Да! — воскликнула я, держа бутылку с ликером в воздухе.

— Бекка, ты раньше стригла кого-нибудь? — спросила Кинсли.

Она отмахнулась от нее.

— Только себя, когда мне было пять. Не получилось, но я, по крайней мере, попыталась. — Она подсчитала в уме. — Теперь это должно быть в пять раз лучше.

Десять минут спустя я сидела на стуле в своей ванной комнате, завернутая в простыню, как самодельный халат. Бекка кружила вокруг меня, пытаясь понять, с чего начать.

— Разве ты не собираешься узнать, чего мне хочется? — спросила я, сбитая с толку, почему в зеркале её двое.

Глаза Бекки расширились.

— Давай начнем с малого?

Мои светлые волосы были длинными. Я отращивала их годами и обычно собирала в хвост для соревнований. Я даже не стригла их, когда была ребенком.

— Режь, — сказала я, показывая на плечо. — Всё это. Посмотрим, будет ли мне не всё равно.

Кинсли была по ту сторону двери и стучала:

— Дамы, впустите меня! Я полностью согласна со стрижкой, просто хочу дать несколько советов. Я не буду мешать.

Бекка посмотрела на меня. Я посмотрела на нее, а потом на вторую Бекку. Они обе казались милыми.

— Ребята, вы ей доверяете?

— Я клянусь!

Бекка номер два покачала головой, и я попыталась прищуриться, пока в фокусе не появилась настоящая Бекка.

— Тогда оставим её там.

***

Двумя часами позже, Кинсли прошла мимо моей комнаты, просунула голову внутрь, чтобы получше разглядеть меня, а затем рассмеялась, уходя. Она занималась этим весь день, и ее насмешки не помогли ни моему похмелью, ни моему ничтожеству.

Я не винила Бекку, когда увидела стрижку. Но это определенно выглядело так, как будто слепая обезьяна приставила садовые ножницы к моей голове. Одна сторона волос касалась моих плеч, а другая — свисала на дюйм выше, но это была не ее вина. Волосы все еще были грязными, так как я не приняла душ после игры, и в них были кусочки мусора с того момента, когда я съела пакет «Hershey’s kisses» вместо того, чтобы нормально перекусить.

В тот момент это казалось вполне разумным способом «не сдаваться». Теперь у меня была раскалывающаяся голова, больное запястье и стрижка сумасшедшего.

— Пойдешь с нами на ужин, Энди? — спросила Бекка, заходя в мою комнату.

— Что ты думаешь? — поинтересовалась я, отрывая кусок фольги от волос.

Она изо всех сил старалась не засмеяться.

— Знаешь, я думаю, если ты примешь душ, волосы станут лучше.

— В этом нет смысла, — возразила я.

— Хорошо, — она попыталась быть вежливой.

— Тебе стоит принять душ, потому что я отсюда чувствую твой запах! — крикнула Кинсли из гостиной.

Им было легко продолжать жить. Они всё ещё участвовали в Олимпийских играх, их жизни развивались, словно фильм. А я теперь была знаменитостью, ответственной за снаряжение. Тренер Декер уже прислала мне по электронной почте новый личный распорядок: 9:00 — завтрак, 10:00 — встреча с тренером, 11:00 — физиотерапия, 12:00 — обед, 13:00 — присоединиться к команде для дневной встречи, 15:00 — физиотерапия и так далее.

Я планировала игнорировать большинство ее приказов. Вместо этого, мой маршрут будет включать в себя следующее: 9:00 — сижу на кровати или валяюсь, 10:00 — закутываюсь в простыни и представляю себя мумией, 11:00 — ем пальцами арахисовое масло из банки, 12:00 — собираю арахисовое масло с жирных волос, 13:00 — заворачиваюсь в простыни и представляю, что я буррито Чипотле, 15:00 — бросаюсь под движущийся автобус.

— Ладно, этого достаточно, — сказала Кинсли, ударив рукой о раму так, что я подпрыгнула. — Сейчас ты встанешь, примешь душ и спустишься с нами на фуд-корт. Тебе нужна приличная еда.

Я скрестила руки, как вредный ребенок.

— Уходите.

Она покачала головой.

— Нет. Погнали. Бьюсь об заклад, Фредди там внизу, и он будет так рад тебя видеть. Он весь день пытался с тобой связаться.

Я огляделась в поисках мобильного.

— Подождите, а где мой телефон?

— В гостиной. Ты выбросила его туда, когда твоя мама пыталась дозвониться.

Ой.

— Ты правда думаешь, что он будет там внизу? — спросила я, отчаянно желая увидеть его.

Знал ли он о травме?

Она кивнула.

— Может быть. Иди в душ, а мы подождем тебя.

Я оттолкнулась от кровати, вошла в душ и села — да, села. Я не могла стоять, и мне не хотелось принимать ванну. Поэтому, вместо этого, я повернула кран на самую горячую температуру, села в сторону потока обжигающей воды и позволила ей обрушиться на меня. Я не знала, сколько времени просидела так, прежде чем Кинсли отдернула занавеску и вытащила меня.

— Я понимаю, что ты пьяна и ранена, и я тебя, конечно, люблю, но это уже слишком, — сказала она, бросая в меня полотенце. — Я только что видела всю твою вагину.