— Ты хорошо постарался. — Отворачиваюсь и стараюсь не смеяться над тем, как Мэтт дёргает за ворот рубашки.

— Чувствую себя чёртовой обезьяной. Напомни ещё раз, почему я согласился? — выдохнув, спрашивает он. Я вижу, как Мэтт нервничает и негодует.

Тянусь к нему, убирая его руки, и сама поправляю воротник и расстёгиваю верхнюю пуговицу.

— Потому что ты поможешь многим семьям, а ты до смешного щедр. Это одна из твоих черт, которую я не ненавижу, — говорю, вызывая смех Мэтта.

Он ухмыляется.

— Просто для справки: я к тебе вообще ненависти не питаю.

На мне свитер и юбка. Мэтт проводит руками по моим бокам, затем спускается к бёдрам. Пальцами он вырисовывает круги, невинными прикосновениями пробуждая мои желания. Тело трепещет, мне хочется обладать им прямо сейчас.

— Прекрати. — Беру его за руки и убираю со своей талии. — Ты не сможешь избежать интервью. Даже с помощью своих рук.

Пойман с поличным. Сквозь ухмылку Мэтт дуется.

— Ничего от тебя не скроешь. — Он обходит меня и проводит руками по волосам и короткой щетине. — Ты уверена, что мне не стоит бриться?

Его волосы медленно отрастают. Скучаю по более длинным волосам, но сейчас я хотя бы могу проводить по ним пальцами. Борода — это отдельная история. Она уверенно двигается к той длине, что была, когда мы только встретились.

— Не смей. Мне очень нравится, как ты выглядишь. — Глаза Мэтта многообещающе горят. Тянусь к нему, и мы переплетаем пальцы. — Ни для кого не меняйся.

— Даже для ESPN? Потому что они серьёзные ребята. — Он усмехается, выгибая бровь.

— Даже для них. Кстати, раз уж мы об этом заговорили, нам пора. Встреча в зале назначена на девять.

Мэтт не хотел соглашаться на откровенное личное интервью, когда представители UFC и ESPN впервые обратились к нему в прошлом месяце. Он достаточно скрытен, что я уважаю. Но люди хотят услышать историю после его возвращения в качестве тренера Хавьера, триумфально вошедшего в UFC. И я это понимаю. Мэтт очарователен.

Но всё же, подумав о том, сколько жизней можно изменить и какую большую аудиторию привлечь, он начал сомневаться. После того как я предложила совместить интервью со сбором средств в тренажёрном зеле и провести трансляцию через сайт, Мэтт решился поделиться горькими подробностями своего прошлого. Я переживаю за него, но он один из самых сильных мужчин, которых я знаю, как эмоционально, так и физически. Мэтт сможет сделать это.

Мы приезжаем в «Саут-Сайд», где уже кипит бурная деятельность. И даже несмотря на отмену всех сегодняшних занятий, в зале много тренеров и бойцов, которые пришли для поддержки. Денни, Хавьер, Шантель, Мэйсон и Рикки уже под контролем репортёров, отвечают на вопросы о брате, тренере и друге.

Мэтт — следующий. Отхожу в сторону, чтобы таким образом поддержать его в случае заминки. После нашего воссоединения в Вегасе, он рассказал мне о своём прошлом, и я единственная здесь, кто знает все подробности. Журналистка начинает с лёгких вопросов, демонстрирующих харизму и беззаботность Мэтта. Он отлично справляется, но мы оба понимаем, что это только начало.

Однако следующие вопросы всё равно даются тяжело.

— Ты, должно быть, знаешь, что вокруг ходит много слухов касательно твоего детства. Близость с мамой до самой её смерти, отдаление от отца. Ты никогда об этом раньше не говорил, но сейчас решился. Расскажи о своём взрослении.

Мэтт кивает, на его лице маска боли.

— Пока отца не было рядом, мы смеялись и вокруг царила любовь. Еды не хватало, а одежду покупали в комиссионном магазине или получали от соседей. Мама не закончила старшую школу. Она работала в розничной торговле, бралась за всё подряд, чтобы прокормить нас. Мы жили в дерьмовой квартире… Простите, мне можно так говорить?

— Да, можно.

— Было тяжело, но это был мой дом.

— Отец присутствовал в вашей жизни?

— Чаще, чем я того хотел. В детстве я боялся его приездов. Иногда он приходил на ночь, в другие разы — на целые недели. С ним мама менялась, переставала улыбаться, смеяться. Все её действия были, по его мнению, неправильные. Отец оскорблял её, кричал, начинал бить, толкать. Мне приходилось уходить в комнату, но я всё слышал. Представляете, каково это, слушать, как твой собственный отец насилует твою мать после того, как избил её до полусмерти?

Спортивный зал заполнился тишиной, все ожидали продолжения, затаив дыхание. Моё сердце болит за того маленького мальчика, за всю ту боль, что он пережил.

— В Соединённых Штатах каждую минуту двадцать человек подвергаются насилию со стороны своего сексуального партнёра. И только тридцать процентов из них получают медицинскую помощь при полученных травмах. Число детей, пострадавших от актов насилия, ошеломляет — почти девяносто процентов. Но это лишь цифры, а их легко забыть. Домашнее насилие уродливо. Изнасилование уродливо. В нашей культуре есть что-то неправильное, и я делюсь своей историей в надежде, что таким образом ситуация поменяется.

Мэтт отворачивается от журналистки и смотрит в одну из камер. Он говорит эмоционально, в глазах слёзы:

— Вы заслуживаете большего, как и ваши дети. Мы можем помочь. Я обещаю это вам.

Не думаю, что в зале остался хоть один человек, которого не тронула история Мэтта. Все сдерживают себя, стараясь не издавать ни звука. Хочется отдать должное журналистке, она остаётся спокойной и задаёт вопрос, интересующий всех.

— Спасибо, Мэтт. Просто… спасибо. — Она прочищает горло. — Давай вернёмся к твоему последнему бою в октагоне. Действующий чемпион в дивизионе. Тебе предсказывали победу. Но что-то пошло не так.

Мэтт смеётся, но совсем невесело.

— Ещё как.

— Что произошло?

— Виктор Суарес добил меня правым хуком в конце третьего раунда. Должен сказать, этот парень умеет драться. Я услышал звон в ушах, когда он коснулся меня своей перчаткой. Я знаю, что такое получать удары, но этот раз был другим. На самом деле, я слабо помню четвёртый раунд, но я смотрел видео.

— Это завершило твою карьеру.

— Да, специалисты сказали, что если бы я получил ещё один такой удар, то не смог бы ходить. Люблю борьбу. Она была моим спасением. Это в моей крови. В то время, наверное, это были худшие новости для меня. Отстойно, когда единственное, что ты любишь, вырывают прямо из твоих рук, а ты не имеешь права голоса.

— Но эта ночь запомнилась другим. Перед боем твой отец сделал ставку против тебя и выиграл более пятисот тысяч долларов.

Мэтт сжимает челюсть, его гнев вырывается на поверхность. До этого ему удавалось сохранять спокойствие, но сейчас он выходит из себя.

— Да, именно так.

— Это уже плохо, что он сделал ставку против своего сына, но несколько человек заявили, что видели его, приходящего к тебе в отель. Что ты можешь сказать на этот счёт?

— Он приходил увидеться, просил проиграть.

Позади меня раздаётся вздох от Дэнни или Хавьера, но я не отвожу глаза от Мэтта, как, в принципе, и все в помещении. Напряжённо жду его следующих слов.

Журналистка прищуривается.

— Почему?

— Хотел, чтобы я сделал ему одолжение, и он смог избавиться от долгов. У отца была игорная и алкогольная зависимости. Хотел бы я сказать, что его предложение было шокирующим, но на самом деле это было в порядке вещей.

— Он предлагал разделить выигрыш?

— Конечно.

— Мэтт, ты специально проиграл Виктору Суаресу?

— Нет, чёрт возьми. — Мэтт глубоко вздыхает и продолжает: — Думал ли я об этом? Ни секунды. Но я страдал от чувства вины. Отец предупредил, что, если я не проиграю, его убьют. Даже не могу описать, какое облегчение я испытал тогда. Потому что мой отец всегда был там, отравляя всё хорошее в моей жизни. Поэтому, чтобы не иметь с ним ничего общего… после всего, что он сделал для моей матери, для меня? Сделать так, чтобы он не появлялся и не вмешивался в мою карьеру? Это звучало просто идеально.

— Но, с другой стороны, я так долго работал, чтобы не стать таким, как он. Я был озлобленным подростком, оказавшимся на улице в шестнадцать. В ММА я нашёл своё успокоение, получил контроль, уверенность. Я не бился, чтобы убивать, я делал это ради спорта и, да, немного ради славы. Если бы я победил и стал ответственным за его смерть, чем бы тогда я отличался от него? В конце концов, Суарес принял решение за меня. Он чертовски хороший боец, и единственное, о чём сожалею, что не могу взять реванш.