Я качаю головой, и его комментарии смягчают мое чувство вины. По крайней мере, я не провожу вечера, тратя деньги на дешевое пиво.

— Если бы ты был в моей группе продвинутых бойцов, я бы заставил тебя пробежать несколько кругов за это.

— Вот поэтому не я боец в семье.

— Туше.

Входная дверь открывается, и над ней звенит звоночек. Я вижу, как Сара, одна из работниц на неполный день, входит внутрь. Она проходит в офис, чтобы поставить там сумку, и я хлопаю брата по плечу.

— Завтра постарайся. А я должен идти, нужно съездить в центр, проверить одного из моих бойцов. Держись подальше от пива сегодня. Тогда завтра не будет так плохо.

Брат смеется и потирает свой живот.

— Да, да. Увидимся завтра, Мэтт.

Я здороваюсь с Сарой, беру листок с адресом Хавьера из офиса, надеваю толстовку, а затем выхожу наружу. Пробираясь через утренние пробки на дорогах, я всегда радуюсь тому, что у меня мотоцикл. В зависимости от того, куда я еду, я часто выбираю поезд, но, когда час пик набирает полную силу, приятно скользить между транспортных средств на моих двух колесах.

Я был у Хавьера лишь однажды. Это было в тот вечер, когда он выпустился из школы, и его мама пригласила меня на ужин, чтобы отпраздновать. Она много работает, воспитывает сына одна, но, несмотря на все сложности в своей жизни, она воспитала прекрасного сына. Хавьер талантлив, в нем есть драйв, но, самое главное… добросовестность, что делает его отсутствие на тренировках еще более непонятным.

Витрины магазинов сменяют друг друга на моем пути к дому подопечного. Нет больше модных закусочных или магазинов одежды, вместо них есть ломбарды и множество мест, где можно обналичить свою зарплату. Я подъезжаю к бордюру и паркуюсь, надеясь, что мне не выпишут штраф. Несколько мужчин сидят перед домом и следят за каждым моим шагом. Я не отсюда, но они не собираются причинить мне вред. Скорее всего, они просто хотят убедиться, что я не вызову никаких проблем. Опустив голову, я держу шлем в руке и делаю два шага за раз, пока не захожу внутрь и не оказываюсь в лифте, который слабо пахнет мочой и старыми окурками.

Я стучу в дверь квартиры 818 и терпеливо жду. Надеюсь, Хавьер хотя бы дома. Я пытался звонить ему вчера, но номер, который у меня был, больше не работает. Через несколько минут я снова стучу и уже думаю сдаться, когда слышу, как дверь открывается. Мама Хавьера выглядывает в маленькую щель, цепь она не снимала. Она удивленно округляет глаза, когда видит меня.

— Мистер Хейвуд. Мы вас не ждали.

— Простите. Надеюсь, сейчас подходящее время. Я хотел проведать Хавьера.

Она хмурится, а уголки ее губ опускаются.

— Не знаю, хорошая ли это идея. Он не хочет, чтобы его видели таким, и я чувствую себя нехорошо.

— Пожалуйста. Шантель, я волновался о нем. Он никогда не пропускал тренировки…

Видимо она услышала что-то в моей просьбе, потому что даже не дала закончить фразу. Женщина закрыла дверь, чтобы снять цепь и открыть мне. У них небольшая однокомнатная квартира, поэтому мне не нужно долго искать, чтобы увидеть Хавьера.

— Дерьмо, — говорю я, не успев подумать.

Хавьер откидывается на диване, лежа на боку; он поднимает голову, пытаясь встретиться со мной взглядом. Но я не уверен, что он вообще видит меня, потому что его веки едва раскрыты из-за того, что опухли слишком сильно.

— Что случилось? — спрашиваю я.

Хмурый взгляд Шантель теперь обращен к ее сыну.

— Удачи вам в попытках узнать у него хоть что-нибудь. Он ничего не говорит мне, и я прекрасно знаю, что он не с лестницы упал. Я не буду вам мешать. — Она берет свою сумку, лежащую на кухонном столе, и поворачивается к нам. — Мне все равно нужно купить кое-что. Скоро вернусь.

— Мам, не стоит… — Хавьер шипит, когда опирается на локоть, чтобы сесть.

— Не смей. Я могу купить продукты. Не так уж я… — Она останавливается и качает головой. — Не беспокойся больше. Сделаешь это для меня?

Хавьер кивает, и его мама выходит. Я даю ему минуту, чтобы собраться с мыслями. Выговориться. Сказать что-нибудь. Но он просто сидит и смотрит в стену, двигая челюстью взад и вперед.

Я приношу с кухни стул, поворачиваю его так, чтобы сесть и положить подбородок на спинку.

— Хочешь мне что-нибудь сказать?

— Не очень-то, — бубнит он.

— Так и думал.

Он смотрит на меня, барабаня пальцами по колену. Костяшки его пальцев все в ссадинах.

— Вам не стоило приходить.

Я киваю, смотря ему в глаза и глубоко вдыхая.

— Забавно, потому что я думаю — стоило. Ты один из самых крутых моих парней, Хавьер, и у тебя скоро большой бой. И когда ты пропускаешь две тренировки, не позвонив, не предупредив, я начинаю волноваться.

— Простите, тренер.

— Я не хочу слышать твои извинения. Мне нужны объяснения. Какого черта происходит?

Я терпелив, стараюсь не давить, чтобы он сказал мне хоть что-нибудь. Но это просто смешно. Наблюдая, как он снова ложится на диван, я вижу всю его боль.

— Мне надрали задницу.

Он пожимает плечами, это очевидно.

— Сколько?

— А?

Я смотрю ему в глаза.

— Сколько их было? Я знаю твои возможности. На тебя напали?

Хавьер снова смотрит вниз, на пол.

— Пятеро.

— Дерьмо. Что-нибудь сломано?

Я не понимаю, как он вообще не оказался в реанимации после такого.

Он качает головой в ответ, сжимая и разжимая кулак, чтобы показать свою возможность двигать им.

— Просто несколько ссадин. Я вернусь в зал на следующей неделе.

Мы сидим напротив друг друга: молчаливое противостояние воли. Я знаю, больше он не скажет. Если бы он хотел, чтобы я знал что-то еще, Хавьер пришел бы в зал, позвонил, или был более многословен сейчас. Он что-то скрывает.

— Конечно, вернешься. — Я говорю ему резко, не сдерживаясь. — Знаешь почему? Потому что ты слишком много и тяжело работал, чтобы не прийти, Хавьер. Сейчас не время все просрать.

— Я знаю, знаю…

Он наклоняется вперед, чтобы опереться лбом о руки.

— Я спрошу еще раз. Что случилось?

Между нами повисает молчание, и я думаю, скажет ли он что-нибудь еще, когда он снова смотрит на меня и шепчет:

— Мне нужны были деньги.

— Черт тебя побери, Хавьер. — Я качаю головой и обдумываю то, что он сделал. Как он мог возможно испортить свои шансы на хорошую карьеру… или даже хуже, как он мог нелегально драться? Он ведь прекрасно знает, что не стоит связываться с чем-то незаконным. Его старший брат расплачивается за свои грехи и будет продолжать ближайшие десять лет.

— Только не говори мне, что ты толкаешь…

Хавьер резко поднимает свой взгляд.

— Нет! Я бы никогда так не поступил. Не после того, как Исайя…

— Так, на тебя напали? Почему? Кто?

Он стонет и качает головой.

— Слушайте, это сложно. Выслушайте меня, тренер. Мне нужно было сделать кое-что. Мне нужны были деньги. Если бы я мог поступить по-другому…

— Никакая нужда денег не стоит этого! — Я указываю на него, качая головой. — Тебе повезет, если ты вообще сможешь на следующей неделе тренироваться. Ты хоть понимаешь, насколько далеко твои действия отбрасывают нас назад? Ты теперь в таком невыгодном положении, понимаешь?

— Я буду в порядке. Все исправлю. Все не так плохо, как выглядит, я клянусь. Они должны были сделать так. Я не заплатил вовремя. Они же не могут спустить мне все с рук только потому, что моя мама… Слушайте, не важно. Я сделаю все, что вы скажете. С боем и всем остальным будет полный порядок.

Только сейчас я замечаю усталость в его глазах, опущенную грудь и плечи, боль, которая возникает не от боевых шрамов, а от жизни.

— Хавьер, зачем тебе деньги? Все…

— Она больна, окей? — он перебивает, и у меня внутри все обрывается. Парень вздыхает, качает головой, а потом снова встречается со мной взглядом. — Моя мама. Она больна, и ее работа не позволяет купить лекарства. Не те, которые ей нужны, по крайней мере. Ее не положат в больницу, потому что слишком дорого.